Великие исторические сенсации. 100 историй, которые потрясли мир - Елена Коровина

Но почему же не смогли найти реального убийцу?! Может, просто потому, что не было одного маньяка, а было несколько разных убийств? Так же как не было одного автора писем – современные криминалисты уверены: их писали разные люди. В пользу версии о множественности Джеков в первую очередь свидетельствует поведение, нетрадиционное для маньяка: разные места убийств (то улица, то площадь, то комната), разные жертвы (то худые, то толстые, то молодые, то пожилые), разные почерки убийств (то горло перерезано, то внутренности вспороты). А ведь любой следователь скажет, что «серийники» всегда держатся одной манеры поведения.

Так что же это было?! Фантом большого города, враждебного человеку? Психоз людей, испуганных темными переулками, в которых человеческая жизнь не стоит и гроша? Некая эманация ужаса, феномен «чистого, неразбавленного» страха… Или это была расчетливая, жестокая, но такая увлекательная игра огромного мегаполиса, которому скучно и тошно до идиотизма? Не потому ли паника была какой-то ненатуральной? В самом деле, чего бояться – проституток убивали до того и будут убивать после. Только к концу того же 1888 года погибло еще больше десятка бедных созданий. Но о них никто не закричал. Действительно, зачем волноваться – игра в Джека Кровавая Рука уже закончена.

И надо признаться, игра стоила свеч. Улицы Лондона осветили фонарями, трущобы и ночлежки снесли, открыли бесплатные женские больницы, повысили социальные выплаты безработным. Словом, если бы Потрошителя не было, его следовало бы выдумать! Ну а разгадка этого кровавого преступления как истина – она всегда где-то рядом. И всегда – в тумане. Как в той незатейливой считалочке, которая пришла к нам прямо из лондонских трущоб: «Вышел Джекки из тумана, вынул ножик из кармана. Буду резать, буду бить – все равно тебе водить!» Вот мы до сих пор и «водим» – гоняемся за тенью собственного страха. А неуловимый Джек всегда будет обводить нас вокруг пальца, ведь он – порождение нашего собственного страха.

«Вскрыть Потомку Нашему в столетний день Моей кончины»

Эта история, пересказываемая тайком в начале ХХ века, выглядела малоправдоподобной. Но вот сенсация: она получила реальное подтверждение, о котором ныне уже написано во многих мемуарах.

Известно, что царствование последнего российского императора Николая II оказалось трагическим. На коронации Николая случилась трагедия на Ходынском поле, когда масса москвичей и приехавших на праздник людей погибла в давке. Потом было Кровавое воскресенье, из-за которого народ и окрестил царя Кровавым. Потом нахлынули революции 1905 и 1907 годов. Через десять лет страну настиг новый шквал, сначала в феврале, потом в октябре 1917 года.

Но известно и то, что император Николай II, хоть и считался в обществе правителем слабым, этаким монархом-рохлей, на самом деле обладал достаточным личным мужеством, чтобы справиться и с первыми революциями и даже отправиться на фронт во время Первой мировой войны. Конечно, иное дело, что из всего этого выходило, но храбрость была. С этим глупо спорить. Впрочем, было и еще кое-что: странная вера в то, что все образуется. Приближенные слышали и такую фразу императора: «До восемнадцатого года я ничего не боюсь!» При дворе это относили к глупой беспечности императора, к недалекому уму монарха. Но может, Николай не был ни беспечным, ни глупым, а просто знал, что ему предстоит?

Историки долго спорят: почему император вел себя так, а не иначе – не проявлял жесткости, даже нужной? Неужели он не хотел хотя бы спастись сам и спасти семью, ведь именно они, любимая жена и обожаемые дети, были главными в жизни российского императора?

В этих спорах была одна версия – неожиданная, мистическая. Но, как это и невероятно, она имела свое подтверждение. Ведь известно было, что предок Николая II, на которого, кстати, он был весьма похож, – император Павел I, оставил письмо своему потомку с пометой: «Вскрыть Потомку Нашему в столетний день Моей кончины». И еще было известно, что Николай II вместе с императрицей Александрой Федоровной это послание прочли.

Годовщину мученической кончины своего державного предка Николай II отметил 11 марта 1901 года. В Петропавловском соборе отслужили заупокойную литургию у гробницы Павла I. После службы Николай с супругой, императрицей Александрой Федоровной, с министром императорского дворца и своим адъютантом бароном Фредериксом, а также с небольшим количеством особо приближенных придворных отбыл в Гатчинский дворец. Там тоже отслужили панихиду, но уже более скромную – «домашнюю». На другой день, 12 марта 1901 года, Николай II объявил, что решился исполнить волю предка – вскрыть заветный ларец и прочесть послание Павла. Двор воспринял эту новость как очередное пусть и историческое, но развлечение. Придворные кавалеры и фрейлины, улыбаясь и шушукаясь, проводили царственную чету в особую залу. Там на покрытом темной бархатной скатертью столе лежал старинный ларец. Дворовые слуги уже успели вымыть и вычистить его, но привилегия открыть предназначалась, естественно, только венценосному потомку Павла. Только сначала государь тихонько прикрыл двери, чтобы ничей взор не смог ничего увидеть.

Николай вспомнил все, что рассказывали ему историки о послании Павла I. Сей давно почивший предок отличался не только непредсказуемо-капризным нравом, но и любовью ко всему мистическому и оккультному. Вспомнить хотя бы то, что он пригрел в России опальный Мальтийский орден и даже стал его Верховным магистром. Знал Павел и о легендарном монахе-предсказателе Авеле, который с точностью до дня напророчил смерть еще его матери Екатерине II, за что и был отправлен в камеру Петропавловской крепости. Павел же, мать не любивший, вызволил монаха и отослал в Валаамский монастырь. Но мятежный Авель и там не угомонился – в начале 1800 года сочинил книгу новых предсказаний. Пришлось забрать монаха с Валаама и снова посадить в Петропавловскую крепость. Вот тогда-то Павел и решил лично посетить предсказателя. Для храбрости взял с собой фаворитку Лопухину. Вошли они к Авелю веселые, глупышка Лопухина хохотала вовсю. Но вышли напуганные. Как потом засвидетельствовал секретарь министра иностранных дел Ф. Лубянский, фаворитка – в слезах, а Павел – нервно кусая губы.

Ночью император не спал – составлял послание. Наутро лично положил бумагу в особый ларец, надписав: «Вскрыть Потомку Нашему в столетний день Моей кончины». И вот 100 лет прошло, и Николай II с императрицей Александрой Федоровной прочли послание предка. О чем оно их извещало – то осталось неведомым. Но вернулась императорская чета к придворным сильно взволнованная. Александра – бледна, Николай, напротив, красен, как вареный рак. Ни слова не говоря, монархи прошли мимо притихших придворных и удалились к себе. А вечером гатчинский истопник по секрету рассказал, что государь сжег в камине какие-то старинные бумаги.