По ту сторону рассвета - Ольга Чигиринская

У вастаков же все было совсем не так. Стада у них пасли рабы, которые занимались этим со дней своей юности до дня своей смерти. Берен видел их в степи — это были угрюмые, дикие люди, одновременно злые и трусливые, готовые кланяться сильному и травить слабого. Они были лохматы и грязны, не мылись и не меняли одежды месяцами, так что подъехать к ним можно было только с наветренной стороны; не могли связать двух слов, верили в каких-то темных богов и приносили им странные жертвы — места их стоянок отмечены были целыми рощицами кольев с насаженными бараньими черепами. Вастаки сами презирали своих пастухов, так, что те даже среди рабынь не могли найти себе жену и утоляли свою страсть способом настолько противоестественным, что Роуэн даже сплюнул, говоря об этом, а Берену захотелось промыть уши, едва он это услышал. За такие дела их презирали еще больше, но разве не сами вастаки обрекали человека на такую жизнь?

А главное: презирать труд — это орочий обычай. Значит, где-то по дороге вастаки встретились с орками и нахватались от них всякой дряни. И не может у них быть с лордом-эльфом полного понимания, потому что эльфы почитают труд за благословение.

Поделиться такими мыслями было не с кем, кроме как с Финродом. Тем более, что срок, который Маэдрос во всеуслышание назначил себе на раздумье, подходил к концу. Так или иначе, пора было возвращаться в Амон Химринг.

На последней заставе, в одном переходе от замка, произошла еще одна встреча, которой Берен и хотел, и опасался. Пред закатом полтора десятка всадников показались вдали. Их увидели с башни, все, кто был на заставе, быстро вооружились.

Всадники подъехали поближе — теперь видно было иное устройство доспеха и шлема. Горцы, сопровождавшие Берена, подобрались.

— Вастаки, — сквозь зубы сказал Хардинг. — Их только не хватало.

Один из всадников, одетый богаче всех, подъехал к воротам заставы.

— Что случилось? — спросил один из эльфов. — Орки показались в степи?

— Мир вам! — всадник поднял руку. — Не есть орков. Все спокойно. Я быть посыланный вождем Ваиром, сыном Метсеха, который зовется у вас Бор. Вождь знает, что здесь имеет быть другой вождь, Берен, сын Барахира.

— Это я — Берен высунулся в бойницу. — Чего желает твой вождь?

— Мир тебе, солнце воинов, — глашатай отвесил короткий поклон, прижав руку к сердцу. — Господин мой желает иметь честь пригласить сына Барахира в свой шатер, разделить трапезу с вождем народа Беора.

— Откажи им ярн, — тихо предложил один из данов. — Пусть себе едут. Ну их к Морготу.

— Нет, — ответил Берен. — Я хочу с ними встретиться. Коня.

По движению губ и по тому, как на миг затвердела челюсть старого друга Хардинг понял, что возражать бессмысленно.

— Я с тобой.

— Нет, — Берен тронул его за руку. — Только я и мой слуга. Нельзя показывать недоверие.

— Это плохой народ, ярн. Поклоняются демонам и гадают на кишках жертвенных птиц, — сказал все тот же дан. — Кто знает, что они задумали.

— Уж во всяком случае ничего плохого со мной они не сделают, когда есть столько свидетелей, что они звали меня в гости.

Он крикнул вниз:

— Я принимаю приглашение Бора, сына Метсеха! Ждите, сейчас я покину заставу.

Гили подседлал Митринор и своего жеребчика. Вид у мальчишки был такой горький, что Берен пожалел его и не стал брать с собой, приказав отоспаться как следует. Ворота подняли.

Лагерь вастаков оказался неожиданно близко — они доехали еще засветло, хотя, когда выехали, солнце уже коснулось грудью одной из вершин Эред Горгор и покатилось по ее склону вниз. В степи горели костры, слышалась музыка — непривычная, быстрая и однообразная, но приятная. Шатры в полумраке светились как диковинные фонари — факела внутри них сияли сквозь ткань. Двое мальчишек примерно того же возраста, что и Гили, подбежали и взяли коней под уздцы — видимо, гостям не пристало ехать самим и быстро. Навстречу бежали дети, мужчины молча и с достоинством кланялись Берену, женщин видно не было.

Бор встретил его у самого большого шатра, стоя у распахнутого входа. Тот, кто сопровождал Берена, и его ратники поклонились вождю в пояс, и отошли. Сам Бор поклонился Берену как и посол — неглубоко и коротко, прижав руку к сердцу. Берен ответил таким же поклоном.

— Берен, сын Барахира. — улыбнулся Бор. — Честь для меня принимать такого великого воина.

— А для меня честь такой радушный прием, Бор, сын Метсеха, — сказал Берен. — Но не зови меня великим, пока я жив.

По приглашению хозяина они вошли в шатер. Сидеть пришлось прямо на земле, хоть и застланной коврами. Берен увидел с две дюжины мужчин, одетых так же как Бор — в полукафтанья без застежек и широкие штаны, но попроще, чем у вождя. По левую руку от каждого сидел мальчишка. Слуга взял с жаровни закопченый железный сосуд, налил в одну из маленьких плошек горячего отвара из трав, потом забелил его молоком, сыпанул щепоть соли и подал гостю.

«Все-то им надо изгадить», — подумал Берен. — «Не умеют варить квенилас — поучились бы у эльфов».

Вторую чашку паренек налил хозяину, испортив в ней квенилас точно так же. Затем отдал одному из мальчишек — и те, передавая сосуд один другому, наполнили чашки своих хозяев. Берен отхлебнул, даже виду не подав, как ему противно.

— Ваиралах, сын, — сказал Бор мальчишке. — Поторопи женщин: мы хотим есть.

Берен догадывался, что настоящего разговора при вождях и их слугах, даже при сыне, не будет.

В шатре не очень хорошо пахло и ковры были не очень чистыми, хотя это явно был лучший шатер и лучшие ковры. Берен знал, что после двух недель езды по заставам он и сам не благоухает, но здесь просто ткань накопила запахи нечистого тела, лошадиного пота, застарелой копоти и бараньего жира. Курения, горевшие на жаровне, не могли этого запаха перешибить.

Сам Бор, если его как следует отмыть, выглядел бы благородно. Узкий у переносицы, широкий в крыльях нос и черные брови расходились красивым углом, лысый череп был хорошей, правильной формы. Странного вида зеленое полукафтанье тоже было красиво на свой лад, и красная рубаха под ним — новая, вышитая, и ожерелья с браслетами имели хоть и непривычный, но и не отталкивающий вид. Если не знать про поганые обычаи этого народа, Бор казался благородным князем.

Говорил он на правильном синдарине, но много делал каких-то странных придыханий.

— Я много слышал о тебе, сын Барахира. А теперь ко всем твоим достоинствам узнал и твою скромность. Я слышал от твоих людей, как ты в одиночку сражался восемь лет. Любой из вестханэлет назвал бы тебя великим. Если бы я совершил такой подвиг, я бы не оспаривал тех, кто так меня называет.