Другой взгляд на Сталина - Людо Мартенс

И разве можно сомневаться в том, что мы можем и должны одержать победу над немецкими захватчиками? Враг не настолько силен, как его рисуют некоторые перепуганные горе-интеллектуалы. Не так страшен черт, как его малюют…

Товарищи, красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политические работники, партизаны и партизанки:

Весь мир смотрит на вас как на силу, способную сокрушить бандитские орды немецких захватчиков. Порабощенные народы Европы видят в вас своих освободителей. Вам выпало великое предназначение.

Будьте достойны его!

Под знаменем Ленина – вперед к победе!»{721}

15 ноября нацисты начали второе наступление на Москву. 25 ноября некоторые их части выдвинулись к южным пригородам Москвы. Но к 5 декабря атаки были отбиты. А за это время свежие войска со всей страны смогли добраться до Москвы. Даже в самые драматичные моменты Сталин сохранял свои стратегические силы в резерве. Рокоссовский писал:

«Оборона армии была настолько растянута, что немцы угрожали прорвать ее. И от войск потребовалось совершить подвиг, чтобы не допустить этого»{722}.

После совещания с военачальниками Сталин решил провести большое контрнаступление, которое началось 5 декабря. Около 720 тысяч советских солдат отогнали 800 тысяч гитлеровцев от Москвы на 100–300 километров.

Впервые «непобедимые» немецкие войска потерпели поражение, и весьма существенное. В боях под Москвой фашисты потеряли более 500 тысяч человек, 1300 танков, 2500 орудий, более 15 тысяч бронетранспортеров, грузовиков и других средств передвижения, а также много других военных запасов. Гитлеровская армия никогда еще не несла такие потери{723}.

Многие рассматривают битву за Москву как поворотный пункт в антифашистской войне. С начала войны до этой битвы прошло меньше шести месяцев. Несгибаемая воля, выдающиеся организаторские способности и способность решать большие стратегические задачи определили важность вклада Сталина в победу в битве за Москву.

Сталин и нацистская война на уничтожение

Обращаясь ко Второй мировой войне, важно помнить, что тогда шло несколько войн, а не одна. Англо-американские и французские империалисты вели войну со своими немецкими партнерами, которая имела мало общего с народной антифашистской войной Советского Союза против гитлеровцев. Во время борьбы против немецкого вторжения правящий класс Франции не мог мобилизовать и вооружить рабочие массы для борьбы насмерть против нацизма. После поражения французской армии Петен, французский герой Первой мировой войны, подписал акт о капитуляции и стал главным пособником захватчиков. Французская крупная буржуазия почти в полном составе пошла за Гитлером, пытаясь вписаться в немецкий Новый порядок. Война на Западе была более или менее «цивилизованной» войной между «цивилизованными» буржуа.

Ничего общего с этим не было в Советском Союзе. Советский народ видел совершенно другую войну; одна из заслуг Сталина состоит в том, что он вовремя понял это и соответственно подготовился.

Перед началом операции «Барбаросса» Гитлер уже заявлял, что должно произойти. В своих «Дневниках» генерал Гальдер сделал заметки по речи Гитлера от 30 марта 1941 года перед генералами. Фюрер говорил о предстоящей войне с Советским Союзом:

«Борьба между двумя идеологиями. Проклятия большевизму: это антиобщественное преступление. Коммунизм – это страшная опасность для будущего… Это война на уничтожение. Если мы не смотрим на вещи таким образом, мы сможем разбить врага, но через тридцать лет коммунистическая угроза вновь предстанет перед нами. Мы не ведем войну, чтобы управлять нашим врагом…

Война с Россией: уничтожение большевистских комиссаров и коммунистической интеллигенции»{724}.

Заметим, что в разговоре упомянуто «окончательное решение», но не для евреев. Первое обещание войны на «уничтожение» и «физическое истребление» было направлено коммунистам. И, несомненно, большевики, советские граждане были первыми жертвами массовых уничтожений.

Генерал Нагель писал в сентябре 1941 года:

«В отличие от забот о рационе других пленных (то есть британцев, американцев (?), французов?), мы не обязаны кормить большевистских пленников»{725}.

В концентрационных лагерях Освенцим и Хелмно «советские пленные были первыми, или среди первых, кто намеренно уничтожался смертельными инъекциями или газами»{726}.

Всего было 3 289 000 советских пленных, умерших в концентрационных лагерях, «при пересылке» или других «различных обстоятельствах». Когда в бараках советских пленных случались эпидемии, нацистские охранники входили туда только с огнеметчиками, «по соображениям гигиены», сжигая всех вместе с обовшивленными нарами. Если принять в расчет советских солдат, которых «попросту расстреляли на месте» при захвате, то всего могло быть 5 миллионов убитых советских пленных{727}.

Поэтому первой кампанией уничтожения, на деле самой крупной, была кампания против советского народа, включая и советских евреев. Народы Советского Союза пострадали больше всех и внесли наибольшее число жертв (23 миллиона, по другим данным – 27), но они показали изумительный героизм и крайнюю решимость.

Массового уничтожения евреев не было до вторжения в Советский Союз. Тогда нацисты не встречали серьезного сопротивления. Но с первыми шагами по советской земле этим гордым немцам пришлось столкнуться с противником, который сражался до последнего. Начиная с первых недель немцы несли большие потери от низшей расы, славян, и даже хуже – от большевиков! Уничтожающая ярость нацистов была порождена их первыми крупными потерями. Когда фашистский зверь начал истекать кровью под ударами Красной армии, он возмечтал об «окончательном решении» для советского народа.

26 ноября 1941 года немецкий 30-й армейский корпус, находившийся на советской территории, получил приказ взять в качестве заложников «всех родственников партизан»; «всех подозреваемых в связях с партизанами»; «всех членов партии и комсомола»; «всех бывших членов партии» и «всех, кто занимал официальные посты до прихода германских и румынских войск». Эти заложники должны были содержаться «в концентрационных лагерях». За каждого убитого немецкого или румынского солдата «должны быть казнены десять заложников»{728}.

2 декабря 1941 года во время обсуждения с Гитлером вопросов войны с партизанами генерал Йодль определил позицию немцев так:

«В этой борьбе наши войска могут поступать как им угодно: вешать партизан и даже развешивать их головы или четвертовать их»{729}.