Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне - Константин Закутаев

— Кстати, где Катаев? — вопрошающе оглядел собравшихся Жоганюк.

Первым среагировал Бескудников:

— В ОМОНе, на перевязке…

— Ах, да… Он заходил вчера, — пробормотал полковник себе под нос и углубился в бумаги. Опасность миновала.

Прошло ещё минут десять ненужного словоизвержения и Жоганюк распустил личный состав. Время «Ч» назначили на 11:30.

Рябинин и Долгов, пользуясь тем, что нижний рабочий кабинет свободен, выдернули Бекхана — ему нельзя было давать расслабляться, да и лишняя возможность прогнать его ещё раз по всем обстоятельствам не помешала бы. Кутузов, прицепив к себе ординарцами Липатова и Гапасько, отправился в прокуратуру к Магомеду для объявления о готовности оперсостава. Оставшиеся втроем, Бескудников, Кочур и Поливанов, стоя на пандусе возле входа в жилой корпус, поплевывая и покуривая, наблюдали за сценой, собирающихся на «зачистку» комендачей и мобовцев. Бес, по своей привычке, комментировал действия мельтешащих солдат и офицеров.

— Флаг! Флаг забыли! — проорал он офицеру штаба Калугину, которого тихо ненавидел весь уголовный розыск за постоянные попытки отжать видеомагнитофон.

Тот, необычайно серьезный, старался держаться около Сереги Нестерова, в чьи обязанности входило хроникально-документальное видеосопровождение мероприятия. Калугин, увешанный ножами, гранатами и ракетницами, стоял на широкораставленных ногах и, по-казачьи топорща усы, таращился то на «Урал», то на БРДМ. Услышав окрик Беса, он сердито зыркнул:

— Какой нах… флаг?! Пьяный, бл… ь?!

Бескудников, нисколько не смутившись, сохраняя серьезное выражение лица, ответил:

— Жопяной! Я это, по-твоему, шучу что ли?! Иди к подполковнику Слюняеву, куратору из Мобильника, он у Жоганюка! У каждого подразделения должен быть флаг, скажи Серёга! — крикнул он Нестерову, копошащемуся в своей камере.

Тот, не слыша и не слушая, кивнул, чтоб отстали.

— Вот! — торжествующе заблажил Бес, — не веришь, бля! У нас Гапасько давно уже на машину крепит… Эх, ты! Штабной! — и театральным жестом махнув рукой, демонстративно отвернулся.

Туповатый Калугин, потоптавшись на месте (рядом с ним в «Урал» грузились только офицеры МОБа, относившиеся к нему с такой же симпатией, что и опера), ещё раз недоверчиво посмотрел на, выражающую презрение, спину Беса, нерешительно пошел в сторону комендатуры.

Гадливо улыбаясь, Бес сказал Кочуру и Поливанову:

— Сейчас Слюняй ему даст… Барабан на шею.

Блокпост 9:00

— Здорово, парни! — сто десять килограммов живого веса и «пятнашка» снаряжения практически бесшумно соскочила с борта БТРа на землю.

Саша, широко улыбаясь, поздоровался с двумя омоновцами, дежурившими на первой линии блокпоста.

— Мы тут пошалим у вас? — обратился он к старшему по возрасту. Броневик, рокоча двигателем, выворачивал на исходный рубеж, как в случае задержания Саламбека и Турпала. Бойцы, спрыгнув, кучковались за блокпостом. Костя выбрался из десантного отсека и подошел к омоновцам и офицеру «Визиря».

— Сильно? — также улыбчиво поинтересовался омоновец, — если с шумом и стрельбой, то лучше к командиру сходите.

Саша обернулся на опера:

— Шуметь будем?

Костя пожал плечами:

— От нас особо не зависит…

— Ты тогда сходи, курсани начальство, а я пока бойцов на месте сориентирую…

Костя, сопровождаемый одним из омоновцев, ушел в отдельно стоящее жилое здание, типа «прорабки», обложенное ящиками с песком, Саша же, свистом собрав вокруг себя подчиненных, тихим голосом объяснял задачу, расстановку и прочие нюансы.

Машин на трассе пока не было, утро выдалось не туманным и не влажным, поднимающееся солнце обещало угарный день. Командир отряда, занимавшего блокпост, ещё спал. Его заместитель, вышедший проверить несение службы, оказался бывшим курсантом вологодской школы милиции. Поэтому, узнав из какого подразделения (с географической точки зрения) Катаев, какой спецназ будет работать и, что предстоит провернуть, он, компанейски бросив «без базара», пригласил на чай-пиво-водку. Из опасения пропустить первые утренние машины, Костя был вынужден отказаться, уйдя к грозненскому рубежу блока.

Замкомандира отряда Дима, пообещав через полчаса подойти тоже вернулся в свою хижину. По общей договоренности с дежурной сменой ОМОНа, Костя и кто-нибудь «Визирей» стоят за переднеплановой плитой, осматривая, движущиеся из города, автомобили. Не заинтересовавший их транспорт, они спокойно пропускают по «змейке» дальше, на волю омоновцев. Любая машина, вызвавшая интерес, тормозится Костей при въезде на зигзаг дорожки меж каменных блоков. Дальнейшие действия оперативника и бойцов спецназа для омоновцев не раскрывались. В случае успеха увидят сами. Саша, рассредоточив подчиненных, притащил из БТРа ведро, чтобы наблюдавшим можно было по очереди, отдыхать, сидя на импровизированном пуфике.

— Костя, ты, конечно, уже в курсе, — проводив взглядом «Волгу» с пожилым чеченцем за рулем, сказал Саша, — но на всякий случай. Как маякнёшь, что это они, уходи в сторону… Мы в случае сопротивления, не бодаемся… Валим, на хер…

— Я помню… — без улыбки ответил Костя, — вы хотя бы одного оставьте… очень надо…

Саша молча проверил крепления сферы на Костиной голове, подутопил в ножны торчащую рукоятку ножа в его разгрузке и, отвернувшись на сектор наблюдения, вздохнул:

— Врать не умею, поэтому обещать не буду…

ПВД 10:30

В воздухе все ещё висел газ дизельных выхлопов, несмотря на то, что «Уралы» ушли почти полчаса назад. В кабинете первого этажа работал Магомед и Лавриков. Первый производил обязательный, перед «выводкой» допрос, второй фиксировал все это на видеопленку.

Фоном допроса служил обязательный Михаил Анатольевич по полной боевой. Всё равно, в кабинет больше никто не влезал. Слюняев и Жоганюк, заложив руки за спину прогуливались по импровизированной аллее между зданий.

На радиостанции в дежурке, будучи ещё и дежурным опером в этот день, ожидая сообщения от Куренного об «очищенном» пространстве, сидел Ваня Поливанов. Гапасько и Липатов обновляли на крыле УАЗа надпись про родную Украину. Остальные оперативники наблюдали за художественным процессом. Бес, изредка подкидывал другие варианты, Господа оформители игнорировали. Отделение ОМОНа, оставленное для огневого прикрытия, вместе с командиром, в этот раз Володей Малдером, полным составом, прямо в форме, дремало у себя в кубрике. Понять парней было можно — час назад они «слезли» с «Точки», где оттянули круглосуточную вахту.

Со стороны ушедших колонн ни взрывов, ни стрельбы слышно не было. Что очень радовало. Из-за угла здания показался постовой КПП. Увидев тусующихся в кубрике оперов, крикнул:

— Парни! Дойдите кто-нибудь до КПП, там к вам приехали!

Липатов бросил кисточку в банку, сдирая на ходу нитяные перчатки, молча пошел за постовым. Оказалось, что прибыли коллеги из Калуги, составлявшие отдел криминальной милиции Фабричного Центра Содействия. Липатов дал знак старшему КПП и пара УАЗиков вкатилась на территорию Фрунзенского Центра. Услышав шум двигателей, опера покинули инсталляцию Гапасько и вышли навстречу гостям. Большей частью калужане и вологжане знакомы не были.

Только Рябинин, Липатов и кто-то ещё разок-другой заезжали к соседям для обмена информацией. Сергей, как радушный хозяин, несмотря на скорый выезд, пригласил калужан на чаёк в кубрик. Из десятка приехавших, только трое были операми, остальные являлись офицерами штаба. Именно они везли отчеты в Ханкалу, инициатива заскочить к вологжанам принадлежала одному из сопровождавших оперов — Коле Белобровкину. Тому самому, который делился информацией по Сейфулле. Вообще, работа оперподразделений Фабричного Центра отличалась от деятельности вологжан, как ход двухсотлетней черепахи от галопа арабского жеребца.

Общая установка начальника УВД Калужской области, в целом правильная, домой должны вернуться все. Живыми и здоровыми. И поэтому на сегодняший день, Фабричный Центр Содействия, участвуя лишь в операциях с войсковым прикрытием, не имел в своих рядах ни одного легкораненого. В то время как в Вологду отправилось три цинка, а в госпиталях числилось с десяток «трёхсотых». Всё это было взаимосвязано — тихоспокойно волоча лямку командировки, не теряя своих, калужане не приобретали болевой злобы, толкавшей на резкие и рисковые действия, переходящие в расплату по личному.

Не отказавшись от чая и пряников, Белобровкин с двумя коллегами, присели за кухонный стол. В ходе чайной церемонии соседи, не удержавшись от привычного оперского зуда, поинтересовались успехами. Рябинин их сдержанно порадовал, сообщив, что их информация по Сейфулле подтвердилась — «дух» захомутан, правда, за другие грехи.