Гражданская война в России: Записки белого партизана - А. Шкуро

Да, но все же это был Корнилов, и он был мертв! Я вышел во двор и набрал полную грудь воздуха. Горло сдавило, было тяжко. У ворот стояла чья-то оседланная лошадь, я сел на нее и поехал в станицу, чтобы сообщить кубанцам роковую весть. У Быча находилось несколько лиц; припоминаю, был секретарь правительства Н.И. Воробьев, член правительства А.А. Труссковский и другие.

«Господа, я привез вас ужасное известие, Корнилов убит».

«Кто вам сказал?»

«Я сам только что видел его тело».

Никто ни о чем меня не расспрашивал. Воцарилось мертвое молчание. Только когда я уходил, А.А. Труссковский сказал: «Начало конца».

К полудню я и Быч получили приглашение генерала Алексеева прибыть на совещание.

Ставка была перенесена в поле за рощицей, окружающей ферму. Совещание расположилось под открытым небом, на откосе небольшой, заросшей канавы, недалеко от берега Кубани. Участие в совещании принимали Алексеев, Деникин, Романовский и я с Бычем. В сущности, никакого совещания не было. Генерал Алексеев сообщил, что обстановка после вчерашнего дня много изменилась к худшему, кроме смерти Корнилова* выяснилось еще, что потери наши значительно тяжелее, чем было сообщено вчера. О взятии Екатеринодара думать не приходится. Нужно отходить. Во главе армии становится генерал Деникин. Предположено двигаться в направлении к станице Медведовской, затем на Дядьковскую. Но чтобы обмануть возможное преследование, официально сообщается, что двигаться будем на станицу Старовеличковскую. Выступление сегодня ночью.

Когда мы с Бычем подъезжали к ставке и во время всего совещания район расположения ставки был обстреливаем сильным орудийным огнем. Во время совещания мы увидели на левом берегу Кубани горца, который что-то кричал, видимо, желая сообщить сведения о противнике. Генерал Романовский с переводчиком пошел узнать, в чем дело. Горец аула Бжегокой, расположенного на левом берегу Кубани против фермы, сообщил, что только что в аул приезжали красные осматривать место, где они могли бы поставить орудия для обстрела всего нашего расположения с фланга.

Были сведения, что со стороны станицы Славянской к нам в тыл движутся большевики Таманского отдела. С целью противодействия этому движению 29 марта генерал Покровский и полковник Науменко были командированы в станицу Мариинскую и Ново-Мышастовскую организовать из местных казаков заслон. Теперь Покровскому было послано распоряжение вернуться обратно в станицу Елизаветинскую. Рассуждать и совещаться было не о чем.

Мы вернулись в станицу Елизаветинскую, чтобы подготовиться к отходу. В печати уже достаточно говорилось о кошмарных днях 1 и 2 апреля. Описания немецкой колонии Гначбау и перехода железной дороги в станице Медведовской ночью на 3 апреля, довольно правдиво рисуют картину нашего критического положения. Эти двое суток весь отряд находился буквально между жизнью и смертью. Когда я на одном из привалов 1 апреля подошел, к генералу Деникину и спросил его, как он расценивает положение, он сказал: «Если доберемся до станицы Дядьковской, то за три дня я ручаюсь, дня три еще поживем!»

В колонии глухо бродили слухи о готовящемся предательстве и измене; называли имя матроса Баткина, которому будто бы поручено какое-то посредничество между отрядом и большевиками. Говорили, что будто бы ценой выдачи всех главных руководителей армии отряд может купить себе спасение и т. п. Я узнал об этих слухах значительно позднее, когда положение уже было спасено. Но все же я лично наблюдал потерю духа многими из наших бойцов, многие бросали оружие, патроны и разбегались в разные стороны…

Как бы там ни было, дни эти были пережиты, и 3 апреля к полудню отряд вошел в станицу Дядьковскую. Настроение было приподнятое. Говорили о геройстве Маркова и о добытых им трофеях.

Утром 4 апреля был собран военный совет, на котором присутствовало около 30 военачальников.

Обсуждался вопрос о дальнейшем направлении нашего движения. Выяснилось два течения: одно за движение в Донские степи, а другое — в горы, в Баталпашинский отдел Кубанской области и далее в Терскую область. У нас, кубанцев, были сведения, что казаки станиц Лабинского отдела, в частности станицы Прочноокопской, которая с легкой руки станицы Курганской упорно и успешно боролась с большевиками, ждут нас с нетерпением. Опираясь на эти сведения, а также имея в виду очень выгодное географическое положение станицы Прочноокопской, давшее ей со времен Кавказской войны славу и известность оплота всей старой казачьей линии, я рекомендовал военному совету избрать направление на Прочноокопскую станицу, расположенную на очень высоком правом берегу Кубани, командующему над Армавиром — центральным местом интендантских и артиллерийских складов большевиков.

Засев в этом неприступном гнезде, мы могли угрожать всей большевистской коммуникации, а в случае удачи могли очистить от большевиков и весь район Лабинского отдела, создав из него опорную базу для дальнейших операций.

Мое мнение, поддержанное генералами Богаевским, Романовским, и, если не ошибаюсь, Марковым, было принято всем советом. Решено было двигаться именно в Лабинский отдел.

Из станицы Дядьковской армия двинулась на хутор Журавку, станицу Бейсугскую, а затем, выйдя из очень опасного железнодорожного треугольника, направилась на станицы Ильинскую и Успенскую. Из Успенской нам предстояло повернуть под прямым углом на станицу Расшиватскую и далее через станицу Григорополисскую{45} в станицу Прочноокопскую.

Но в Успенскую прибыли 17 донских казаков, приведенных известным нам подполковником Барцевичем, бесстрашным разведчиком Добровольческой армии. Барцевич и донцы привезли сведения о восстании всех задонских станиц и просили генералов Алексеева и Деникина идти им на помощь. Под председательством генерала Алексеева состоялось совещание, на котором было постановлено изменить решение, принятое в станице Дядьковской, и двигаться не на юг, а на север, в знакомые добровольцам места: в Лежанку, в станицу Егорлыцкую, а там действовать сообразно выяснившимся обстоятельствам.

Пройдя четвертый раз со времени отхода от Екатеринодара через полотно железной дороги (в то время в отделе ходила острота: «большевики движутся вдоль полотна железных дорог, а добровольцы ходят поперек полотна») между станцией Ново-Покровской и селением Белая Глина, мы через хутор Горькобалковский и станицу Плосскую вошли без боя в Лежанку и расположились здесь, чтобы встретить праздник Святой Пасхи. Но большевики не дали нам осуществить это намерение: с полудня страстной пятницы и всю субботу они обстреливали Лежанку артиллерийским огнем, а направление ружейной и пулеметной стрельбы указывало, что они пытаются окружить Лежанку с трех сторон. Вечером в субботу отряд двинулся в станицу Егорлыцкую, и вошел в нее около 11 часов ночи, многие все же успели попасть в храм и по-христиански встретили Святой праздник.