Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - Владилен Николаевич Виноградов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На 1860-1870-е годы приходится виток турецкого реформизма, связанный с движением новых османов. В стране, полагали они, проживает только одна нация, османская, объединяющая людей разной крови, языка, религиозной принадлежности и менталитета[592]. С подобным идеологическим багажом нечего было и думать о контактах с набиравшим силы национальным движением христианских народов. Становиться османами они не желали, иноземному и иноверческому гнету никогда духовно не подчинялись, в их исторической памяти не угасали и звали к борьбе образы прошлого – королевства неманичей у сербов, двух Болгарских царств, Византийской империи у греков, княжения Штефана Великого и Михая Витязя у молдаван и валахов, подвигов Скандербега у албанцев. Османская империя была им не матерью-родиной, а злой мачехой. Века гнета, унижений и кровавых расправ встали непреодолимым барьером между ними и Высокой Портой. Прогресс в Турции мог осуществляться не по общеимперскому шаблону, а только разными путями в мусульманских и христианских областях. Каждый шаг в расширении своих прав православное население использовало для подрыва власти Высокой Порты.
* * *
A. M. Горчаков не верил в целебные свойства прописываемых Турции западными державами политических медикаментов. Он понимал, что российские партнеры, сооружая подпорки разваливающейся османской громаде, загоняют историю в тупик: «Восточный вопрос, несмотря на потоки крови, в которые он обошелся Европе, более чем когда-либо далек от решения». Россия никогда не смирится и не подчинится навязанным ей условиям, но пока что не может бросить вызова победителям; задача кабинета – «подготовиться к благоприятному шансу, когда проблема встанет перед Европой в решающей стадии»[593]. А пока надлежит ратовать за всемерное расширение прав христианских народов.
Горчаков был уверен в провале затеянных западными державами реформ: «Оттоманская империя сегодня более слаба и порабощена, чем когда-либо. Реформы, которые должны вывести ее на уровень европейской цивилизации, неохотно предоставленные и принятые с отвращением как турками, так и райей, могут добавить лишь новые элементы распада к тем, что уже изнуряют империю»[594]. Вскоре последовала констатация: торжественно провозглашенные реформы не оправдали возлагавшихся на них надежд, администрация, особенно в отдаленных провинциях, занимается вымогательствами, назревают кровопролитные конфликты[595]. Даже в Лондоне приходили к мысли, что балканцы жаждут сбросить с себя вериги зависимости и сравнивали долголетние усилия Форин-офис по сохранению статус-кво в Юго-Восточной Европе со схваткой Дон Кихота с ветряными мельницами. По мнению члена парламента Д. Андерсона, «бороться за Турцию значит бороться за империю тирании, жестокости, рабства и всех тех пороков, что отвратительны нашему народу»[596]. Но то были отдельные голоса, дипломатия же продолжала катиться по накатанной дорожке.
В завершение всех бед Турция в окружении покровителей докатилась до сумы. Займов понахватали, где только можно. Государственный долг к 1873 году достиг фантастической по тому времени суммы в 5,3 миллиарда франков, из 380 миллионов годового дохода 300 требовалось выплачивать по процентам и в счет погашения[597]. Появился Оттоманский банк с англо-французским капиталом.
Правительство утратило контроль над финансами. В 1870-е годы произошло банкротство державы.
* * *
Гласно Горчаков выступал лояльным поборником хатт-и-хумаюна 1856 года и обозначенных в нем прав христианского населения, что предоставляло возможность надзора за местной администрацией, о чем министр и наставлял консулов: «на правовой базе хатт-и-хумаюна» они должны способствовать объединению народов на почве осознания «приобретенных прав, действуя, однако, с осторожностью, дабы не спровоцировать преждевременно волнений, и заботливо сообразовывая свое поведение с духом мирного договора»[598]. В соблюдении Парижского трактата Горчаков обрел рычаг давления на Высокую Порту и, как быстро обнаружилось, на ее западных покровителей, не собиравшихся строго следовать ни букве, ни духу своего деяния.
Обратимся к конкретике.
Первый удар по трактату нанесли его горячие поборники, румынские унионисты. На самом конгрессе А. Валевский сочинил небылицу, будто уния Дунайских княжеств будет способствовать укреплению Османской империи. Никто этой басне не поверил, великий везир Али-паша заявил, что румыны, добившись объединения, возмечтают о независимости и он сам, будь румыном, помышлял бы о том же.
Борьба за унию переместилась на румынскую почву. Немалый административный ресурс, которым располагала Высокая Порта, был брошен на чашу весов сепаратизма. Во главе управления княжествами стояли назначенные султаном наместники (каймакамы). Цель заключалась в том, чтобы добиться избрания в состав чрезвычайных собраний (диванов ad hoc), призванных выразить пожелания населения, заведомых противников унии. Имена сторонников объединения вычеркивались из списков избирателей, полиция устраивала в их домах обыски, их запугивали, некоторых подвергли аресту под надуманными предлогами. Особый произвол властей царил в Молдавии – здесь сторонников раздельного существовании княжеств насчитывалось больше, чем в Валахии. Многие жители боялись, что объединение обернется присоединением княжества к более населенной и сильной соседке. Крупные бояре опасались быть отодвинутыми на второй план в новом государстве, купцы и ясские горожане полагали, что с перенесением столицы в Бухарест их город захиреет, представители интеллигенции не одобряли латинизаторских увлечений унионистов в языке, в молдавских городах власти выводили на улицы военные и полицейские силы, дабы продемонстрировать правительственные ресурсы. В селах, среди поголовно неграмотных крестьян, велся «сбор подписей» в поддержку власти, каждый должен был приложить к бумаге обмакнутый в чернила палец, рядом с чернильницей для убедительности лежали розги.
Поскольку обращаться к властям с протестами было бессмысленно, унионисты решили бойкотировать выборы и просили защиты у комиссаров держав. Представители Франции и России их поддержали. Каймакам проигнорировал их демарш, заявив, что обязан реагировать лишь на акцию держав в полном составе, а в данном случае британец и австриец, не говоря уже о турке, «не замечали» творившегося произвола. Сепаратисты одержали «победу» на выборах в диван, ибо оппозиция их бойкотировала.
Естественно, что о творившихся в Молдавии безобразиях стало известно посольствам и миссиям держав в Константинополе. Скандал принял международный характер, к А. П. Бутеневу и К. Э. Тувенелю присоединились их коллеги, представлявшие Пруссию и Сардинию, нарастало движение за объединение Италии и Германии, симпатии общественности этих стран принадлежали их румынским единомышленникам. Четыре дипломата выступили с протестом против фальсификации выборов в Молдавии и потребовали их отмены. A. M. Горчаков позволил себе слегка помечтать: на румынской почве развалятся остатки воевавшей против России коалиции.
4 августа 1857 года Тувенель, по согласованию со своими коллегами, объявил о разрыве дипломатических отношений с Высокой Портой. В тот же день затребовали свои паспорта Бутенев, пруссак и итальянец. Мир замер: что же произойдет?
А ничего…
Перебравшийся было на борт посыльного судна «Аяччо» Тувенель, покачавшись несколько дней на волнах Мраморного моря,
