Эксперимент - Теодора Игнатова

— Я уж думала вы её выгнали.

Трейсер как-то горько усмехнулся.

— Дождешься, маман в неё вцепилась и руками и ногами. Носится с ней: это Бусе, и то Бусе.

— Буся? — расхохоталась Алекса.

— Буся, Буся. Гулять с ней не меньше часу, утром и вечером. Витаминки по расписанию, со стола не корми… Ой, надоела она мне! — снова зевнул. — Пока маман вернётся, я рехнусь.

— Откуда вернётся?

— Из больницы.

— Ты пил что ли всю ночь?

— Если бы! Пахал, как ишак!

— Да ладно, — не поверила Алекса.

Трейсер сел на скамейку и снова зевнул.

— Не ладно. У меня нет папы алигарха, чтобы жить, надо работать, — как-то приуныл совсем парень.

Села рядом и пнула его локтем в бок, так тот чуть с лавочки не свалился. Но было не до смеха.

— Ты чего, как развалюха.

— Я и есть развалюха. Сил вообще нету. Да и выспаться бы, много выспаться.

Алекса ещё чуть попытала его и парень сдался.

— Матери плохо стало, положили в больницу, пришлось в ночь на подработки выходить грузчиком. А днём на основную. Лечение дорогое, а без него ей совсем худо будет. Операцию надо делать, она отказывается, денег то нет на операцию.

— Ты где работаешь то?

— Хозяйственные товары, зарплата фигня, больше никуда и не берут, ни связей, ни образования. Напросился к знакомому грузчиком в ночь. Всё, что накопил, уже давно выгреб, а денег всё равно не хватает, даже с двумя работами.

— Сколько денег то надо на операцию?

— Много.

— Сказать, что ли сложно!

— Не сложно, только, что это изменит. Ты то чего такая замученная?

— Да у меня мать рехнулась и папаша объявился.

Трейсер даж проснулся.

— В смысле рехнулась?

— Да вот в прямом!

Алекса вывалила всё с самого начала, как было, про Андрея, про мать и папашу. Трейсер не Богдан и не Димка. Ему можно и правду рассказать, моралей читать не будет.

— Ничего, прорвёмся, — обнял её за плечи трейсер.

Одно девчонка умолчала, про Богдана. Про него не может рассказать вслух. Собака продолжала резвиться, будто щенок, радуя девчонку. Надо же и не выкинули страшненькую, бродячую дворнягу. Вспомнились старые обои на стенах в доме трейсера, давно требующие замены и мебель восьмидесятых годов. А ведь приютили брошенное животное, спасли. Заботятся о ней, даже Сашка бухтит, а сам сидит и ждёт пока набегается неугомонная. Алексе стало не по себе. Она привела собаку, и бросила, ниразу не вспоминала о ней. Понимала, выкинут на улицу и забудут. Но она ошиблась… Приютили и любят… Внутри что-то болезненно перевернулось. Она сжала челюсти, останавливая эмоции.

— Ладно, иди спать, я тож поеду. Спишемся.

Парень послушно кивнул и позвал собаку. Та шустро поскакала за ним. Вызвала такси и уехала, унося в свою дорогую квартиру неприятный осадок.

Дома свалилась на кровать и уснула, даже не раздеваясь. Какие утомительные, эти бразильские сериалы. Проспала до самого обеда в тишине. С большим трудом разлепила глаза, от звука разрывающегося телефона. Количество звонков от Богдана одного только, уже перевалило за десять, гневных смс-сообщений и того больше. Улыбнулась набирая ответ, наверное в истерике бьётся. Отправилась в душ. Вернувшись обнаружила снова звонок. Вот нетерпеливый.

Осталось у неё ещё одно дело, уволить шпиона из магазина. И сделать она это хотела лично. Быстро собралась и рванула в торговый центр. По приезду обнаружила, шпион самоуничтожился. Алина прознав о возвращении хозяйки, сбежала сама. Банально не вышла на работу. Алекса открыла магазин и с удовольствием пробыла в нём до вечера. С богданом весь день на телефоне. Скучать не давала частая переписка, заставляя беспрерывно улыбаться. К закрытию Екатерина привезла новую коллекцию и удивилась обнаружив дочь вместо продавца. Она настойчиво пыталась поговорить, но девчонка не готовая слушать, упрямо отказывалась переваривать несъедобную информацию. Негативные эмоции не оставляли шанса на примерение. Алекса принципиально поехала домой самостоятельно, игнорируя попытки наладить контакт, горько осознавая, что вот-вот буквально были родными и близкими людьми. Были.

Богдан так соскучился, что сил не было ждать до завтра. Он хочет её видеть сегодня, прямо сейчас, сию секунду. Прошёл один день, а будто целая вечность. Всего двадцать минут назад пожелали друг другу спокойной ночи. А вообще, дома ли его девочка? Мало ли, что натворит. Поганая ревность разъедает душу, пораждая недоверие. На пол пути домой, остановился на обочине. С минуту пялился в телефон, ведёт себя, словно малолетка. К чёрту всё, ну и плевать. Набрал номер и долго слушал гудки, сердце забилось быстрее, не отвечает. Хотел уже сбросить, как она ответила.

— Чёрт… — что-то грохнуло, потом упало, тишина.

Богдан прислушался.

— Лекс?

— Да…

— Что случилось, — опасливо спросил он.

— Ничего, ударилась пальцами, — сдавленно ответила.

— А ты где?

— Где я?! Где я могу быть в трусах и с полотенцем на голове. Дома я! А до этого была в душе, ещё до этого на кухне, а ещё…

— Всё, я понял.

— Ты за этим звонишь? Чтобы проверить? — в голосе звучало явное раздражение.

— Нет, соскучился очень. Хочу видеть, слышать, прикасаться, целовать…

— Стоп! — одёрнула его Алекса. — Вас несёт.

— Я еду к тебе, через семь минут буду у подъезда. Слышала, через семь минут, только обнять и домой спать.

Алекса помолчала, улыбнулась и ответила:

— Десять минут, — сбросила вызов.

Богдан рванул с места. Но как на зло дорогу перегородили два идиота, что нашли друг друга посреди ночи. Объехать негде, а время истекало.

Алекса выглянула в окно, но машины у подъезда не было. Может конечно его за деревьями не видно. Богдан не может опаздывать. От порыва перехватывало дыхание, руки нервно сушили длинные волосы. А чёрт с ними. Без макияжу, с мокрыми волосами, схватила ключи, телефон и кинулась к двери. Только закрыла, не успев связку сунуть в карман, за спиной раздался голос:

— Куда это ты собралась в час ночи?

Алекса медленно повернулась, расправляя плечи.

— Какое тебе дело? — ответила Уимбергу ледяным тоном.

Судя по настрою он не намерен её пропускать.

— Мне повторить вопрос?

— Могу задать встречный. Какого ты тут делаешь в час ночи? Сторожишь нашу дверь? Это тоже входит в твои обязанности?

Он проигнорировал колкую тираду.

— Давай возвращайся.

— Ага, бегу и падаю.

Уимберг смерил её недовольным взглядом, придирчиво оглядывая. Мокрые волосы, джинсовые шорты, простая белая майка, сандалии. Куда это она так торопится, без макияжа.

— Не испытывай моего терпения, дверь открывай и домой.

— Тебе надо ты и открывай, — обозлилась Алекса, раздумывая, как прорваться к свободе.

Уимберг позвенел в руках связкой ключей, что накануне она оставила матери. Кулаки