Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1914 год. Начало - Олег Айрапетов

Николай Николаевич (младший) колебался, поочередно соглашаясь то с одной, то с другой точкой зрения. В конце концов, пришли к паллиативному решению, согласно которому предполагалась возможность наступления только одной 10-й армии в направлении Восточной Пруссии477. Это решение было заранее невыполнимым. Армия генерала от инфантерии Ф. В. Сиверса, имея на 170 км фронта 170 тыс. человек, еще ранее оказалась не в состоянии преодолеть подготовленную немцами линию обороны. Среди войск все сильнее давало о себе знать присутствие значительного числа второочередных частей, отличившихся безудержными грабежами при вторичном вхождении в Восточную Пруссию. Один из таких полков – 333-й в шутку был назван «полузвериным» (по аналогии с числом Зверя – 666). Попытки продолжить наступление привели лишь к потерям на проволоке478. Командование упрямо держалось за каждый метр захваченной территории противника.

Начальник штаба армии генерал барон А. П. фон Будберг вспоминал: «Местами мы закопались в землю в том же самом положении, до которого в ноябре дошли наши стрелковые цепи, не обращая внимания на то, что такое закрепление было полнейшим абсурдом; на фронте 29-й дивизии были, например, такие участки, которые могли служить первоклассной иллюстрацией того, как не надо было занимать боевые фронты; но войска были к ним привязаны, все было нанесено на схемы и стало неприкосновенным табу»479. Немецкая линия обороны проходила по линии Мазурских озер и реке Ангерап, в теснинах между озерами и болотами. В проходах германские позиции находились на высотах, подступы к которым прикрывались несколькими рядами колючей проволоки, а русские располагались в низине, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Кроме грязи и почти полного отсутствия дорог в тылу существенно сказывался недостаток количества тяжелой артиллерии в армии, и было принято решение о подготовке к «постепенной атаке»480.

Предполагалось постепенно вытеснять противника из дефиле и фланкирующих позиций. Правда, для этого не хватало артиллерии и снарядов, как, впрочем, и единого мнения у руководства 10-й армии. Начальник штаба был против активного наступления, командующий – за481. В результате «постепенная атака» готовилась слабо. Начальник штаба 27-й пехотной дивизии, входившей в состав 3-го армейского корпуса, вспоминал: «Четыре полка 27-й дивизии были раскинуты на пространстве около 10 километров перед рекой Ангерап, впадающей в Мазурские озера, солидно укрепленные противником. Почти три месяца войска стояли неподвижно за своими слабыми проволочными заграждениями и вели перестрелку с немцами. Один только раз приказано было в декабре месяце провести частичное наступление и прорвать позицию противника. Ничего из этого не вышло; потери оказались огромными; в одном 105-м Оренбургском полку было свыше 800 человек убитых и раненых, среди них несколько офицеров с командиром полка во главе»482.

Незамерзающие болота (морозы чередовались оттепелями), невозможность основательно окопаться (грунтовые воды чувствовались на небольшой глубине), сильные позиции немцев – все это удручающим образом действовало на мораль русских войск. В успех атаки верили мало, попытки наступления, решительные или нет, всегда сопровождались большими потерями483. Рассчитывать на прорыв в подобной ситуации 10-я армия не могла. Только в конце 1914 г. она получила для прорыва под Летценом и у Ангерапа несколько десятков тяжелых орудий из Осовца, включая четыре 12-дюймовые гаубицы484. Постепенно на фронт 10-й армии из состава разных крепостей передали 25 батарей тяжелой артиллерии, которые прибывали с собственным и весьма значительным запасом снарядов и не экономили их. Стрельба велась днем и ночью – даже по окопам противника485. Такая поддержка сказалась на настроении войск, однако эта мера запоздала.

30 ноября (13 декабря) 1914 г. в Бресте собралось новое совещание под председательством начальника штаба Ставки генерала Н. Н. Янушкевича и генерал-квартирмейстера генерала Ю. Н. Данилова. В нем принимали участие главнокомандующие обоими фронтами с начальниками штабов (генералы М. В. Алексеев и В. А. Орановский) и главными начальниками снабжения (генералы А. Ф. Забелин и Н. А. Данилов). Совещание выявило сложную ситуацию со штатным составом (треть некомплекта на обоих фронтах), с запасом снарядов (примерно по 380 снарядов), перебои со снабжением имуществом. Особенные проблемы испытывал Северо-Западный фронт с сапогами – ему требовалось 462 тыс. пар. Н. И. Иванов и Н. В. Рузский категорически протестовали против немедленного перехода в наступление. В результате было принято решение о сокращении линии фронта при обязательном удержании плацдарма на левом берегу Вислы. 10-я армия Северо-Западного фронта должна была по возможности активизировать действия в Восточной Пруссии, а Юго-Западный фронт – подготовиться для отражения австрийского контрудара со стороны Дуклинского перевала и выделить части для усиления группировки на левом берегу Вислы486. На самом деле ничего еще не было решено.

Трудно отказать в справедливости М. Д. Бонч-Бруевичу, описавшему стиль работы Верховного главнокомандования следующими словами: «Такие быстрые переходы от одного решения к другому прямо свидетельствуют, что точно выработанной ближайшей задачи великой войны не существовало, и, мало того, не было в то время оснований предполагать, что такая задача вообще может выработаться при наличности непримиримого разногласия между тремя группами начальников, волею судеб ставших у руля великой войны… Главкомы обоих фронтов с их штабами твердо стояли на своих решениях и смотрели на действия друг друга как на препятствие к достижению задач великой войны. Ставка выслушивала заявления этих враждующих между собой сторон и старалась из противоречий выяснить истину, считая ее где-то посередине. Этими стараниями создавались лишь примиряющие компромиссные решения, строго взвешенные с настроениями враждующих сторон и главковерха, но слабо соображенные со стратегическими условиями на театре военных действий всей великой войны и с интересами России»487.

Великий князь в какой-то момент потерял контроль над собой, бросаясь от одной идеи к другой, не чураясь при этом крайностей. 14 декабря, после совещания в Бресте, он согласился с планом наступления на Юго-Западном фронте при обороне на Северо-Западном и при отказе даже от операции 10-й армии в Восточной Пруссии. Но уже 17 декабря он известил английского военного министра лорда Г. Китченера о возможности отступления за Буг ввиду нехватки боеприпасов, однако никаких конкретных действий за этим не последовало488. Еще ранее об этом были информированы и французы. У Р. Пуанкаре это вызвало тревогу: «По-видимому, русский Генеральный штаб намерен возложить на нас ответственность за свои неудачи. Каким образом русская армия со своим численным превосходством оказывается столь бессильной? Как это великий князь Николай Николаевич может думать о том, чтобы ограничиться обороной?»489. Это был один из способов привлечения внимания к своим проблемам или паника, которой часто был подвержен Николай Николаевич.

20 декабря 1914 г. великий князь сообщил Дж. Генбери-Вилльямсу свои оценки размеров этого кризиса. По его словам, у России было до 800 тыс.

обученных резервистов, готовых встать в строй, но отсутствие вооружения мешало отправить их на фронт490. Уже на 14-й день мобилизации генерал Д. Д. Кузьмин-Караваев пришел к выводу, что существующего запаса (4 275 400 винтовок системы Мосина и 362 019 системы Бердана) не хватит для войны. Так как этот запас превосходил предвоенные оценки требуемого запаса вооружений, то в 1914 г. русские оружейные заводы, производившие «мосинки», были загружены: Тульский – на 7 %, Ижевский – на 9 % и Сестрорецкий – на 12 % мощности. В июне 1914 г., например, Тульский завод выпустил одну боевую винтовку, в июле – одну учебную. Развернуть от этих цифр ускоренное производство, естественно, было невозможно.

Д. Д. Кузьмин-Караваев командировал в Японию полковника В. Г. Федорова с заданием купить 1 млн винтовок, однако ему удалось выполнить это поручение лишь на пятую часть. Уже в конце 1914 – начале 1915 г. пограничники, полиция, жандармерия получили японские винтовки взамен трехлинеек, поступивших в распоряжение фронта. В результате этого в начале войны войска не чувствовали нехватки в ручном стрелковом вооружении. Это происходило, в частности, и потому, что новые подразделения в тылу не создавались, пополнение следовало прямо на фронт. Кроме того, в ходе боев армия понесла большие потери в вооружении, и до весны 1915 г. не был организован централизованный сбор оружия с поля боя.

Примерно та же ситуация сложилась и с пулеметами. Полагавшейся довоенной нормы в восемь пулеметов на стрелковый полк и кавалерийскую дивизию вскоре оказалось недостаточно для обеспечения боя. Некоторые части перестали отсылать в тыл трофеи и сами переделывали их под русский патрон. Однако снабжение патронами и этих полков продолжалось по отчетности, по существовавшему штату. В январе 1915 г. начальник Генерального штаба генерал М. А. Беляев неоднократно повторял, что в случае, если будет решен вопрос с вооружением, он готов поставлять фронту по три армейских корпуса ежемесячно491. При этом общий некомплект русских армий приближался к цифре 500 тыс. человек, в ряде частей некомплект достигал 50 %492.