Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира - Валерио Массимо Манфреди

Гефестион и телохранители окружили его, прикрыв щитами, но царь велел всем отойти назад.

– Хватит, чтобы не дать вам легкой победы.

– Откройте ворота, и вам не причинят никакого вреда. Я уважаю доблесть и мужество.

– Ты кто, парень? – спросил все тот же голос.

– Я царь македонян.

Гефестион снова приказал телохранителям выйти вперед, но Александр дал знак не двигаться. Защитники Милета пошептались между собой, потом снова заговорил тот же человек:

– Слово царя?

– Слово царя.

– Подожди, я спущусь.

Послышался шум отодвигаемых засовов, ворота крепости отворились, и в проеме показался говоривший. Это был человек старше пятидесяти, с длинной спутанной бородой и морской солью в волосах, с худыми руками и морщинистой кожей. Он увидел, что царь стоит перед ним совсем один.

– Можно войти? – спросил Александр.

Глава 17

Милетские воины, те, что вплавь добрались до острова Лада, поклялись в верности Александру, после того как встретились и поговорили с ним. Триста из них, большинство, завербовались в македонское войско, чтобы участвовать в походе.

Победители проявили к городу уважение. Не было допущено никаких грабежей, и были предприняты меры для восстановления городской стены. Евмен от имени царя созвал городской совет. Он велел восстановить демократические институты власти и объявил, что налоги, которые платили раньше Великому Царю, теперь будут выплачиваться Александру. Воспользовавшись моментом, он тут же попросил аванс, но все равно из-за непомерных расходов финансовая ситуация в македонском войске оставалась критической.

На следующий день на совете высшего командования секретарь объяснил положение, упрямо возвращаясь к состоянию казны, отчего доклад оставил горьковатый привкус, несмотря на одержанные до сих пор великие победы.

– Не понимаю, – сказал Леоннат. – Нам достаточно лишь протянуть руку, чтобы взять все, что хотим. Этот город чрезвычайно богат, а нам приходится выпрашивать ничтожную сумму.

– Объясняю, – снисходительно вмешался Птолемей. – Видишь ли, теперь Милет является частью нашего царства, и вредить ему – значит вредить македонскому городу, такому же как Эги или Драбеск.

– Однако царь Филипп не рассуждал подобным образом, когда брал Олинф и Потидею, – возразил Черный.

Александр весь окаменел, но ничего не ответил. Другие тоже промолчали. Тишину нарушил Селевк:

– Тогда были другие времена, Черный. Тогда царь Филипп должен был преподать урок, а теперь мы объединяем весь греческий мир в единую страну.

Тут слово взял Парменион:

– Люди, нас не должны занимать подобные проблемы. Осталось освободить лишь Галикарнас. Сделаем последнее усилие, и наша задача будет выполнена.

– Ты так думаешь? – спросил его Александр с некоторой обидой. – Я никогда не заявлял ничего подобного и никогда не устанавливал ни границ, ни сроков нашего похода. Но если тебе что-то не нравится, можешь в любое время вернуться назад.

Парменион потупился и закусил губу.

– Мой отец не хотел… – начал было Филота.

– Я прекрасно понял, что хотел сказать твой отец, – перебил его Александр, – и я вовсе не собирался унижать старого солдата. Но у Пармениона за спиной множество сражений, осад, ночных бдений, и годы его уже не юные. Никто не упрекнет его, если он захочет вернуться на родину, на вполне заслуженный отдых.

Парменион поднял голову и обвел всех взглядом, как старый лев, окруженный обнаглевшими щенками.

– Я не нуждаюсь ни в каком отдыхе, – проговорил он, – и любого из вас, не считая царя, – но все прекрасно поняли, что он имел в виду «включая царя», – я еще могу поучить, как держать в руках меч. Однако если мне позволят решать этот вопрос самому, то единственный способ отправить меня на родину до завершения похода – это в виде праха, в погребальной урне.

Снова последовало долгое молчание, которое наконец нарушил Александр:

– Именно это я и ожидал услышать. Парменион останется с нами и поддержит нас своей доблестью и опытом. Мы от всего сердца благодарны ему за это. А теперь, – продолжил он, – я должен сообщить вам о непростом решении, которое я принял в последние часы после долгих размышлений. Я решил отказаться от флота.

Слова царя вызвали ропот в царском шатре.

– Ты решил отказаться от флота? – не веря, переспросил Неарх.

– Именно так, – невозмутимо подтвердил царь. – Нам хватит двадцати кораблей, чтобы перевозить в разобранном виде стенобитные машины. Мы будем продвигаться по суше и захватывать побережье и порты. Таким образом, у персидского флота не останется ни причалов, ни мест для пополнения запасов провизии.

– Они всегда могут высадиться в Македонии, – предупредил Неарх.

– Я уже послал письмо Антипатру с просьбой быть начеку. Да и в любом случае вряд ли они это сделают.

– Такое решение наверняка сэкономит нам еще по сто пятьдесят талантов в день, при нашей-то нехватке денег, – вмешался Евмен. – Хотя я бы не стал сводить все только к деньгам.

– Кроме того, – добавил царь, – сам факт, что у нас больше нет пути отступления по морю, окажет на людей определенное влияние. Завтра я лично сообщу о своем решении Карилаю. Ты, Неарх, примешь командование тем маленьким флотом, что у нас останется. Он невелик, но очень важен.

– Как тебе будет угодно, государь, – подчинился адмирал. – Будем надеяться, что ты прав.

– Конечно, он прав, – отозвался Гефестион. – Сколько я его знаю, он никогда не ошибался. Я – с Александром.

– И я тоже, – заявил Птолемей. – А афиняне нам не нужны. И потом, я уверен, что очень скоро они нам выставят счет за свою службу, и сумма будет немалая.

– Значит, все согласны? – спросил царь.

Все закивали в знак согласия, за исключением Пармениона и Черного.

– Мы с Клитом возражаем, – сказал Парменион, – но это ничего не значит. До сих пор царь демонстрировал, что не нуждается в наших советах. Тем не менее он знает, что всегда может рассчитывать на нашу преданность и поддержку.

– Ваша поддержка мне необходима, – заявил Александр. – Если бы не Черный, мои приключения в Азии уже закончились бы. При Гранике он отсек руку, готовую отрубить мне голову, и я этого не забуду. А теперь поедим, что-то я проголодался! Завтра соберу войско и сообщу ему новость.

Евмен распустил собрание и распорядился вручить приглашения на ужин афинским командирам, а кроме того – Каллисфену, Апеллесу и Кампаспе, что было воспринято всеми с энтузиазмом. Он также велел привести «подруг», очень симпатичных и умеющих внести оживление в молодую компанию. Все они были милетянки, изящные и утонченные, сияющие смуглой таинственной красотой восточных богинь, дочери мужчин, пришедших с моря, и женщин, спустившихся по рекам с великих азиатских плоскогорий.

– Дайте одну Пармениону! – крикнул Леоннат. – Посмотрим, может ли он еще поучить нас, как орудовать палкой, а не только мечом!

Шутка вызвала всеобщий хохот и