Последний долг - Пэппер Винтерс

Но нельзя лгать умирающему.

Я знал, что он любит. Именно поэтому верил, что однажды доброта внутри него возьмёт верх, и что он станет лучше.

Детская надежда, наконец, обернулась реальностью.

Но недолго продлится счастье.

— Кайт… прежде чем уйти… мне нужно… нужно исправить ошибки, — проговорил он полным печали голосом. — Нужно сделать что-то, что защитит вас, когда я окажусь в могиле.

И если бы я кожей не чувствовал его искренность, ни за что не поверил бы, что отец так о многом сожалеет. Он ненавидел себя и безумно сожалел о своих поступках. Не только по отношению к Жасмин и ко мне, но так же и к Ниле, Кесу, Дэниелю. И Роуз. Больше всего он думал о Роуз.

Глядя на него в упор, я пытался понять, чего же он хочет… Чего?

— Лист бумаги? Ты это хочешь?

— Ты всегда умел хорошо читать мысли, — криво улыбнувшись, ответил он.

— Да, даже когда ты пытался выбить из меня эту дурь.

В этих словах была только правда. Ни осуждения или обвинения. Только констатация факта.

— Мне жаль, — кивнул Кат в ответ.

— Знаю, — тяжело поднявшись на ноги, ответил я, и, подойдя к столу с орудиями пыток, открыл чахлый ящик, найдя внутри обглоданный мышами блокнот и покусанный карандаш.

Вернувшись к отцу, я протянул ему принадлежности.

Он попытался было взять их, но не смог. Руки его больше не слушались.

— Тебе придётся самому, — вздохнув, сказал он.

И опять, он не обвинял. Лишь констатировал. Он принял своё наказание, и не было в нём ненависти

— Что ты хочешь, чтобы я написал?

Глубоко вздохнув, он задумался, и, наконец, начал диктовать:

— Я, Брайан «Валчер» Хоук, торжественно клянусь, что смерть моя оправданна и мою принята добровольно. Я отказываюсь от всех ранее принятых распоряжений о том, что, если смерть моя будет расценена как убийство, мой первенец, Джетро «Кайт» Хоук должен быть вычеркнут из завещания. Я аннулирую все действующие соглашения об отправке его в Психиатрический институт Санни Брук и отменяю все дальнейшие инструкции, касательно моей дочери и других наследников.

Голос его дрогнул, но собравшись с силами, Кат продолжил:

— Здесь и сейчас, я составил новое завещание, свидетелем и законным наследником коего стал Джетро Хоук. Согласно моему новому волеизъявлению ему и переходят все земли, поместья, титулы и состояние после моей кончины. Такова моя воля.

— Подержи лист и помоги взять карандаш, — неловко пошевелившись, попросил Кат.

Сглотнув вставший поперёк горла ком, я аккуратно вложил карандаш отцу в руку, подставив лист с новым волеизъявлением под остриё стержня. Будет ли эта подпись иметь силу в суде, я не знал, но, в любом случае, к нашим услугам всегда есть дорогие адвокаты. Маршалл, Бэкхэм и Коул позаботятся о том, чтобы бумаги были верно оформлены и поданы в срок. А затем я уничтожу их контору, чтобы они больше не смогли обслуживать монстров, вроде нас.

Кат тяжело задышал, старательно выписывая имя. Подпись получалась неразборчивой, и, вспомнив о том, что ещё таилось в этом амбаре, я снова поднялся на ноги.

— Подожди.

Я вернулся с маленькой ручной камерой и новой батарейкой, которые хранились в надёжном месте, подальше от чужих глаз. Я не позволял себе вспоминать, зачем это устройство было здесь.

Загрузив батарейку в слот, я включил девайс.

И на экране появилось последнее заснятое событие.

Со мной в главной роли.

На этой крошечной камере хранились события вечера, когда Жасмин сломала спину. Я помнил тот день с кристальной ясностью. Кат тогда не хотел так сильно ранить её.

Потрескивая, видео ожило на маленьком экране.

— Кайт… Я ног не чувствую, — глядя на меня, прошептала Жасмин.

С Ката мгновенно слетел образ напыщенного императора нашего поместья, мгновенно превратив его в напуганного родителя.

Он бросился ко мне, нервно расстёгивая ремни, и его совершенно не заботило, что освободившись от пут, я мгновенно рухнул в грязь. Развязав меня, отец подбежал к Жасмин и взял её на руки.

— Мы едем в больницу, Жасси. Господи, прости, пожалуйста!

Он думал только о том, как всё исправить.

Но уйти далеко я ему не дал.

Я атаковал, став таким, как он, буквально жаждя крови.

Я не гордился этим. Увидев на видео исчадие ада, запрыгнувшее на спину отца и избивающего его той самой резиновой дубинкой, руки задрожали.

Я смотрел, словно заворожённый, на эту волшебную трансформацию из жертвы в агрессора. Наблюдал, как Кат падает на пол, закрывая лицо руками.

Я мог бы убить его в тот день. И убил бы, если бы Жасмин криком не остановила.

Ужас в её голосе вырвал меня из кровавого тумана, и помощь ей встала на первое место, нежели месть отцу.

Подхватив сестру на руки, я побежал в дом. Это я отвёз Жасмин в больницу, пока Кат лежал без сознания на полу сарая.

— Выключи, — закрыв глаза, сказал Кат, вздрагивая от звуков на плёнке.

Прерывисто дыша, я завозился с аппаратом, переключая с карты памяти, на запись.

Никто из нас не заикнулся о том, что только что увидел, или о том, что почувствовал. Мы оба знали, кто выиграл в ту ночь, и я ждал контрибуции. Но Кат не наказал меня, претворившись, будто ничего не произошло, несмотря на синяки, украшавшие его тело. Уроки наши продолжились, но уже не такие болезненные.

Казалось, Кат жаждал боли за то, что сделал с Жас.

Слегка откашлявшись, я направил объектив камеры на него.

Картинка в видоискателе дрожала, но видно было достаточно хорошо.

Это моя страховка.

Кат понял всё незамедлительно, склонившись над блокнотом, оставленным мной на его коленях. Мысленно отгородившись от происходящего между нами, он зачитал текст, написанный моими каракулями. Зачитал не для меня, но для Жасмин, Кеса и будущих