Белые искры снега - Анна Джейн

— Приняв его, уже не сможешь отказаться — только лишь передав свое право через обряд, — предупредил меня белокудрый в своих пугающих одеждах и капюшоне похожий на большую хищную птицу. — Готов ли кто засвидетельствовать слова ее?

Теперь пришел черед Арины. Она проговорила чуть взволнованно те же слова, что и Меркурий пару минут назад.

— Я готова, великий князь. И сердце мое готово так же, как и душа.

— Назови же себя, изъявившая желание засвидетельствовать правдивость слов будущего хранителя.

— Арина, дочь Владислава и Анны, кавалер четвертого круга Ордена Рассветного золота, прижизненный протектор хранителя по крови, маг по рождению, — сказала черноволосая девушка, и ее глаза горели так же сильно, как и звезды в ее сиянии.

— Готова ли ты засвидетельствовать слова хранителя осознанно и добровольно, без злого умысла, с целью, не противоречащей целям и законам Ордена?

— Да, готова, великий князь, — слова легко срывались с губ девушки, но, звезды в ее сиянии стали темнеть.

— Подойди же.

Теперь кровь закапала на пол с руки Арины. Когда лезвие вошло в ее кожу, она даже не дрогнула, не отрывая от меня немигающего сосредоточенного взгляда.

— Слова твои — подтверждения намерений разума твоего, а кровь — подтверждение сердца. Разум и сердце должны быть едиными — это дарует наивысшую степень честности и верности в намерениях и помыслах. Единство разума и сердца дарует гармонию, а гармония дарует мир. Ставшие свидетелями священного обряда, пусть же те, за кого вы поручились разумом и сердцем, завершат обряд передачи артефакта.

Меркурий и Арина, которым, видимо, ход обряда был прекрасно известен, одновременно шагнули к невысокому каменному столику, взяли небольшие одинаковые кинжалы с изящными тонкими рукоятками, на которых сияли голубы неоном морозные узоры, а лезвие светилось холодным светом. Меркурий оказался около Тимофея, Арина — около меня. Я не успела понять, как это произошло, хотя знала, что черноволосая девушка собирается делать. Под чудаковатое песнопение белокудрого, она наклонилась и, взяв мою левую руку, не сомневаясь, не сожалея и не боясь, полоснула по запястью — кровь густыми рубиновыми каплями закапала на пол, и почти тут же с шипением стала впитываться в каменный пол — словно водой брызгали на раскаленную печку в бане. Точно такое же шипение раздавалось и справа — Меркурий сделал порез и на руке Тимофея.

Холодный камень под их ногами принял кровь от нас четырех, и последний штрих довершил белокудрый волшебник — он провел лезвием по своей ладони, и его кровь тоже оказалась внизу.

— Я, Август, сын Владислава и Анны, кавалер пятого круга Ордена Рассветного золота, наследный князь семьи Вальзар, прижизненный протектор хранителя по крови, маг по рождению, даю свое соглашение для передачи священного артефакта из рук Тимофея в руки Анастасии, — произнес он так, словно бы и не порезал только что сам себя, — даю его разумом и сердцем, дабы следовать устоям и принципам Ордера. И сохранять мир.

Я смотрела на него, окутанного прекрасным сиянием, и мне не было страшно — я ни капли не беспокоилась, хотя искрящийся воздух становился все более тяжелым. Белокудрый взмахнул руками, и из широких рукавов его мантии полетели искры. В это же время с пола тонкими струйками бордового дыма начали подниматься пять извивающихся линий, которые, причудливо переплетясь между собой, образовали вскоре символ цветка. Еще один взмах руки музыканта, следившего за этим чудом, не отрывая от него глаз, и в воздухе начал распускаться самый настоящий цветок ириса. Цвет его поменялся — ирис стал нежно-розовым. Прошло еще немного времени, и ирис упал на пол, туда, где только что впитывалась с шипением наша кровь.

— Настя, Настя, хозяйка, хозяйка… — услышала я вновь. А после в моей голове опять появился голос дяди.

— Белые искры снега, — шептал он мне так тихо, что я едва слышала. — Эти слова ты должна хранить так же, как и браслет. Белые искры снега. Поняла меня, Настя? Запомни их. Запомни. Зная эти слова, ты сможешь управлять своим браслетом.

— Я запомню, — произнесла я. — Я буду помнить их и никому не скажу.

— Даже если то будет стоить твоей жизни, Настя.

— Даже если так…

— Передача священного артефакта другому хранителю свершилась, — не торжественно, а устало сказал белокурый волшебник, осторожно подобрав цветок и опустив его мне на солнечное сплетение. — Символ Ордена, созданный вашими сердцами, подтверждает это.

— Приветствуем тебя, Анастасия, не как простого человека, а как равную нам. Ты стала новым хранителем браслета Славянской тройки. Поскольку ты становишься хранителем артефакта, находящегося под защитой и охраной Ордена, то ты становишься и одной из его дочерей. Дарую тебе звание дамы второй ступени и бирюзовые одежды. Протекторы, охраняющие священный артефакт, переходят к тебе, и будут служить тебе также, как и прежнему хранителю. Ты же обязуешься теперь защищать браслет ценой своей жизни и жизнями тех, кого ты любишь и кто тебе дорог. Нет теперь для тебя ничего дороже браслета на твоей левой руке, — продолжал говорить белокудрый своим завораживающим тенором, а я чувствовала, что меня опять затягивает в темноту, из которой я вынырнула.

— Настя, хозяйка, — шептали мне, не переставая, с любовью и нежностью, а спокойная темнота овладела мной полностью, накрыв с головой.

Я закрыла глаза, чувствуя, как розовый ирис растворяется во мне, тая от прикосновений горячей кожи, как лед на загорелых пальцах нежившегося на южном золотистом пляже.

А браслет все светил своим глубоким ровным мягким лунным светом, и кто-то пел мне старые песни, убаюкивая и поглаживая по щекам.

И я ничего не запомнила. Совсем ничего.

Дядя Тим сказал верно — он просто украл час моей жизни.

И подарил за это браслет.

— Настя! Настя, что с тобой? — услышала я голос дяди Тима. — Настя! Тебе плохо?

Я не без труда распахнула ресницы и увидела Тимофея, склонившегося надо мной. Кажется, в его стальных глазах было беспокойство. Первые секунды я не понимала, что происходит и лишь удивленно озиралась по сторонам.

— Что с тобой? — повторил дядя, помогая сесть. Мне было настолько не по себе, что прикосновения человека, которого я терпеть не могла и столько лет не видела, меня никак не задевали за душу. Никогда в жизни я не теряла сознание — а, кажется, именно это я только что и сделала.

— Не знаю, — растеряно произнесла я, чувствуя, как кружится голова, и как пылает в солнечном сплетении легкая саднящая боль.