Врата Анубиса - Тим Пауэрс

– Ага, прямо за мной.

– Тогда я и сам… выберусь. Где я?

– Я скажу, если вы поможете мне вытащить мешок гвоздей.

Пловец направился к мальчишке и вскоре смог уже стоять на покатом илистом дне. Несколько минут он не мог сдвинуться с места; тело его сотрясалось от приступов кашля и рвоты. Феннери порадовался, что стоит выше по течению.

– Боже, – выдохнул наконец человек. Он прополоскал рот и сплюнул. – Я, похоже, проглотил если не всю воду в Темзе, то половину. Ты не слышал взрыва?

– Нет, сэр, – ответил Феннери. – А что взорвалось?

– Мне кажется, целый квартал на Бонд-стрит. Только что я… – Он поперхнулся, икнул и исторг из себя еще кружку речной воды. – Тьфу. Боже сохрани… Я фехтовал у Анджело, а мгновением позже оказался на дне Темзы без воздуха в груди. Кажется, мне потребовалось пять минут, чтобы всплыть на поверхность, – вряд ли кто другой, кроме тренированного спортсмена, смог бы сделать это… и даже стиснув зубы и собрав волю, я все время пытался вдохнуть воду. Я даже не помню, как всплыл на поверхность. Наверное, потерял сознание, и холод привел меня в чувство.

Мальчишка кивнул.

– Можете нагнуться и подать мне мешок? Шатаясь от слабости, мужчина послушно нагнулся, целиком скрывшись под водой, нащупал рукой мешок и выдернул его из тины.

– Держи, парень, – выдавил он из себя, выпрямляясь. – Боже, ну и слабость! Еле поднял. Кажется, я повредил уши – все слышится как-то чудно. Так где мы?

– У Лаймхауза, сэр, – торжествующе ответил Феннери, таща свое сокровище к ступеням набережной.

– Лаймхауз? Значит, меня снесло течением сильнее, чем я думал.

Вода теперь доходила Феннери только до колен, и он уже мог, неся мешок одной рукой, другой поддерживать пловца, которого все еще заметно шатало.

– Так вы спортсмен, сэр? – недоверчиво спросил мальчишка, ведь рука, лежавшая у него на плече, казалась костлявой и хилой.

– Да. Я – Адельберт Чинни.

– Что? Уж не Чинни ли Великолепный, чемпион по фехтованию?

– Он самый.

– Да ну! Я видел вас как-то в Ковент-Гардене в бою против Торреса Ужасного. – Они добрели до лестницы и начали устало подниматься по ней.

– Было дело, позапрошлым летом. Он чуть не одолел меня тогда.

Они поднялись наверх и двинулись по гаревой дорожке вдоль кирпичной стены, потом свернули за угол и оказались на захламленном фабричном дворе, освещенном несколькими висевшими на стене склада фонарями.

Феннери был рад тому, что идет по этому далеко не самому спокойному из лондонских районов не один. Он взглянул на своего спутника – и остановился как вкопанный.

– Вот враль вонючий! – прошипел он, остерегаясь на всякий случай говорить громче.

Человек, похоже, испытывал некоторые затруднения с ходьбой.

– Что? – рассеянно переспросил он.

– Вы не Чинни Великолепный!

– А кто я такой, по-твоему? Что тебя во мне не устраивает? Вот только во всем теле странное ощущение, словно…

– Чинни выше вас и моложе, и мускулистее. А вы калека какой-то!

Человек устало засмеялся:

– Ах ты, маленький поганец. Впрочем, если я и мог выглядеть когда калекой, так как раз теперь. Как, по-твоему, может выглядеть человек, выплывший – без воздуха, обрати внимание – со дна Темзы? И я выше – в обутом виде.

Мальчишка недоверчиво покачал головой:

– Нет, с того лета вы точно в аду побывали. Ладно, вот и мой дом, так что я пошел. А вы ступайте дальше прямо и выйдете на Ретклиффскую дорогу. Там и кеб поймать можно.

– Спасибо, парень. – Человек неуверенно двинулся в указанную сторону.

– Поосторожнее, ладно? – окликнул мальчишка. – И спасибо за то, что помогли с мешком. – Его босые ноги зашлепали по мостовой и исчезли в темноте.

– Не за что, – пробормотал человек. Что это творится с ним? И что же случилось на самом деле? Теперь, когда он немного перевел дух и обдумал ситуацию, версия взрыва уже не казалась ему серьезной. Может, его подстерегли по пути домой и сбросили в реку, а шок стер воспоминания обо всем, что случилось после поединка у Анджело? Вряд ли, ведь он никогда не уходил от Анджело раньше десяти, а небо на западе еще не окончательно потемнело.

Сворачивая за угол, он заметил окошко в кирпичной стене, как раз под фонарем, ненароком посмотрел в него и пошел дальше… потом замер, вернулся и посмотрел еще раз.

Он поднес руку к лицу и, к ужасу своему, увидел, что отражение в стекле сделало то же самое, хотя из окна смотрел на него не он! Лицо было чужим!

Он отпрянул от окна и осмотрел свою одежду. Нет, он не замечал этого раньше – трудно отличить один мокрый костюм от другого, да еще ночью, – но у Адельберта Чинни никогда не было таких брюк и пиджака.

Какую-то безумную секунду ему хотелось впиться ногтями в это лицо и сорвать его, как маску, потом ему представилось, будто он никогда и не был Чинни Великолепным, а всего только Бог знает кем – бродягой скорее всего, – которому все это привиделось.

Он заставил себя еще раз вернуться к окну и посмотреть на себя повнимательнее. Чужое лицо, перекошенное страхом, смотрело на него из окна… худое лицо со ввалившимися щеками. Откинув со лба мокрую челку, он увидел вокруг глаз паутину безумных морщин, в потемневших от воды волосах виднелась седина… и он чуть не заплакал, разглядев, что у него вообще нет правого уха.

– Ну и пусть, – произнес он неожиданно твердым голосом. Он так промок, и все его тело казалось ему незнакомым, – он так и не понял, что холодит его лицо – вода или слезы. – Ну и пусть, – повторил он. – Я – Чинни.

Он попытался – и сразу же отказался от этой попытки – улыбнуться, но все же расправил свои узкие плечи и решительно зашагал к Ретклиффской дороге.

«Смерть! где твое жало?Ад! где твоя победа?»

Первое послание к Коринфянам святого апостола Павла

Война с Францией и сопутствующие ей эмбарго, черный рынок и слухи о предстоящем вторжении Наполеона в Англию сделали финансовую и торговую ситуацию на Треднидл-стрит совершенно непредсказуемой, так что человек, оказавшийся в нужное время на нужном месте с нужными средствами, мог нажить состояние всего за несколько часов, и точно так же состояния, которые раньше можно было спустить никак не меньше, чем за десяток лет, обращались в ничто на Королевской Бирже за одно утро. И хотя заметить это мог только человек с фантастической наблюдательностью в биржевых делах, один-единственный игрок смело брался за почти все области вложения капитала, неизменно оказываясь в выигрыше, чем бы ни оборачивалось предприятие – сюрпризом, катастрофой или триумфом.

Джейкоб Кристофер Данди, как называл себя теперь Уильям Кокран Дерроу, начал свою активную деятельность только двадцать второго октября, но всего за месяц ему удалось путем инвестиций, продаж и перепродаж, а также вполне и не вполне законных валютных операций радикально увеличить изначальный капитал. И хотя его предки не отличались особой знатностью, очарование молодого и недурного собой Данди оказалось столь велико, что уже пятого декабря «Лондон тайме» объявила о его помолвке с «Клер, дочерью процветающего импортера Джоэля Пибоди».