Загадки первых русских князей - Александр Королев

По сем иде Владимир на булгары и, победя их, мир учини и приат кресчение сам и сынове его, и всю землю Рускую крести. Царь же болгорский Симион приела иерей учены и книги довольны. И посла Владимир во Царьград ко царю и патриарху просити митрополита. Они же вельми возрадовашася и приелаша митрополита Михаила, мужа вельми ученаго и богобоязненаго, болгарина сусча, с ним 4 епископы и многи иереи, диакони и демественники (певчие) от славян. Митрополит же, по совету Владимира, посажа епископы по градом: в Ростове, Новеграде, Владимире и Белеграде. Сии шедше по земли с вельможи и вой Владимировыми, учаху люд и кресчаху всюду стами и тысясчами, колико где прилучися, асче людие невернии вельми о том скорбяху и роптаху, но отрицатися воев ради не смеяху.

М. В Новеграде людие, уведавше еже Добрыня идет крестити я, учиниша вече и закляшася вси не пустити во град и не дати идолы опровергнута. И егда приидохом, они, разметавше мост великий, изыдоша со оружием, и асче Добрыпя пресчением и лагодными словы увесчевая их, обаче они ни слышати хотяху и вывесше 2 порока великие со множеством камения, поставиша на мосту, яко на сусчие враги своя. Высший же над жрецы славян Богомил, сладкоречиа ради наречен Соловей, вельми претя люду покоритися. Мы же стояхом на торговой стране, ходихом по торжисчам и улицам, учахом люди, елико можахом. Но гиблюсчим в нечестии слово крестное, яко апостол рек, явися безумием и обманом. И тако пребыхом два дни, неколико сот крестя. Тогда тысецкий новгородский Угоняй, ездя всюду, вопил: «Лучше нам помрети, неже боги наша дати на поругание». Народ же оноя страны, разевирепев, дом Добрынин разориша, имение разграбиша, жену и неких от сродник его избиша. Тысецкий же Владимиров Путята, яко муж смысленный и храбрый, уготовав лодиа, избрав от ростовцев 500 муж, носчию перевезеся выше града на ону страну и вшед во град, никому же пострегшу, вси бо видевши чаяху своих быти. Он же дошед до двора Угоняева, онаго и других предних мужей ят и абие посла к Добрыне за реку. Людие же страны оные, услышавшей сие, собрашася до 5000, оступиша Путяту, и бысть междо ими сеча зла. Некия шедше церковь Преображения господня разметаша и домы христиан грабляху. Даже на разсвитании Добрыня со всеми сусчими прия нем приспе и повеле у брега некие домы зажесчи, чим люди паче устрашени бывше, бежаху огнь тушити; и абие преста сечь, тогда преднии мужи, пришедше к Добрыне, просиша мира.

N. Добрыня же, собра вой, запрети грабление и абие идолы сокруши, древяннии сожгоша, а каменнии, изломав, в реку вергоша; и бысть нечестивым печаль велика. Мужи и жены, видевше тое, с воплем великим и слезами просясче за ня, яко за сусчие их боги. Добрыня же, насмехаяся, им весча: «Что, безумнии, сожалеете о тех, которые себя оборонить не могут, кую пользу вы от них чаять можете». И посла всюду, объявляя, чтоб шли ко кресчению. Воробей же посадник, сын Стоянов, иже при Владимире воспитан и бе вельми сладкоречив, сей иде на торжисче и паче всех увесча. Идоша мнози, а не хотясчих кретитися воини влачаху и кресчаху, мужи выше моста, а жены ниже моста. Тогда мнозии некресчении поведаху о себе кресчеными быти; того ради повелехом всем кресченым кресты деревянни, ово медяны и каперовы (сие видится греческое оловянны испорчено) на выю возлагати, а иже того не имут, не верити и крестити; и абие разметанную церковь паки сооружихом. И тако крестя, Путята иде ко Киеву. Сего для людие поносят новгородцев: Путята крести мечем, а Добрыня огнем.

О. По сем, писа о разделении десяти сынов, упоминает жен весьма иначей, нежели Нестор, тако:

Владимир вскоре по кресчении упрошен бе отпусти жены от себе, обесча, и отпусти Вышеслава, иже родися от Оловы, княжны варяжские, в Новград; Гориславу со Изяславом в Полоцк, ея же сына Ярослава в Ростов; Всеволода во Владимир; Пределаву со сыном Святополком в Туров; Мальфрид со сыном Святославом в Овруч; Адиль со сыном Мстиславом во Тмутаракань, а Станислава в Смоленск; Анны царевны сына Бориса и Глеба при матери остави, но Глебу назнаменова Муром, зане бе есче у грудей тогда. Протчих жен и дочерей в жены ближним своим, не имусчим жен, и запрети да всяк…

Сим оное кончилось. Я, получа сие нечаянное сказание, желал ту самую книгу видеть, как старо писано, и паче о начале ея, ибо так разумел, что сии тетради нарочно для посылки ко мне списаны; оные немедленно к нему послал и просил его письмом, ежели всея книги прислать неможно, то б прислал мне первые три да из следуюсчих сим несколько. Но в сентябре вместо ответа получил известие, что он умер, а пожитки его разстосчены, иные указом от Синода запечатаны. Потом просил я приятелей, чтоб о том монахе Вениамине у бывших его служителей осведомиться; токмо никто не знает, келейник его скрылся, а бывший при нем за казначея монах Вениамин сказал, что сия книга была у Мелхиседека, и он сказывал, что списал ея в Сибири, иногда сказывал, что чужая, и никому не показывал. Она не в переплете, но связаны тетради и кожею обернуты. Токмо по нем в пожитках ево не явилось.

Я намерен был все сие в Нестерову дополнить, но разсудя, что мне ни в какой манускрыпт известной сослаться нельзя, и хотя то верно, что сей архимандрит, яко мало грамоте умеюсчий, сего не сложил, да и сложить все неудобно, ибо требуется к тому человека многих древних книг читателя и в языке греческом искуснаго; к тому много в ней находится, чего я ни в одном древних Нестеровых манускрыптах не нахожу, а находится в Прологах и польских историах, которые, как Стрыковский говорит, из руских сочинили, и здесь те находятся, о которых в изъяснении показано. Мне же известно, что в Новеграде у диака архиерейского есть древний летописец, из которого видя у архиепископа Прокоповича выписку о счислении древних весов, денег и мер, також грамоту Ярославлю о вольности новгородцам, которого нигде, в манускрыптах не нахожу, я чрез многих приятелей просил у оного чтоб дал оную хотя в его доме, наняв писца, списать, токмо добиться и мог. Почему видимо, что разные древние истории в разных руках находятся, чрез что многое от всеобсчаго ведения остается в закрытии. Сего ради я сию выписку особною главою положил и в Нестерове несогласие примечаниами показал. А что в сей неясно или не всякому известно, то я следуюсчим изъяснил…»

IV

Отрывок из части второй «Истории Российской» В. Н. Татищева{411}

«…6472 (964). Князю Святославу как скоро в возраст пришел, начал совокуплять войска многие и збирая мужей храбрых, яко и сам был храбор и легок зело, ходя яко пардус. Воины многи творя, возов при себе не имел, ни котла и мяс не варил, но, по тонку изрезав конину, зверину или говядину, на углях испекши, ел; и шатра не имел, и постеля его войлок подседельной да седло в головах, яко подушка, служило ему; також и прочии воини его все были. Он ко всем, на кого за какую обиду хотел воевать, посылал прежде объявлять: если хотят мира, то б прислали посла и примирились; а если мира не хотят, то сам во пределы их пройдет. Первое ходил к реке Оке на вятич и, покоря оных, взяв дань, возвратился. Також и другим многим, противясчимся власти руской, учинил. Тогда же отреши Ольга княжее, а уложила брать от жениха по черне куне как князю, так боярину от его подданного.

6473 (965). Ходил Святослав на козары. Слышавши же козари вышли противу ему со князем своим коганом, и, соступяся с войски, учинили жестокий бой. И по долгом и мужественном обоюду сражении одолел Святослав и град Беловежу взял. И потом шед, ясы и косоги победил, из которых много привел в Киев на поселение, а грады их разорил.

6474 (966). Вятичи, усмотря, что Святослав пошел с войском к Дунаю, паки отложилися и дани ему не дали. Он же, пошед на них, победил и дань прежнюю положил.

6475 (967). Святослав, елико по призыву Никифора, царя греческаго, на болгар, толико по своей обиде, что болгары помогали козарам, пошел паки к Дунаю. И сошедшись у Днестра, где болгары, козары, косоги и ясы в великой силе Святослава ожидали, не хотя Днестр переступить. Но Святослав, сольстя их, обошед, вверх по Днестру перешел, где ему помощь от венгров приспела. И тако дошед полков болгарских, по долгом сражении и жестоком бою болгар и козар победил; и взяв 80 градов их по Днестру, Дунаю и другим рекам, сам остался жить в Переяславце, куда ему греки уложенную погодную дань безспорно присылали; с угры же имел любовь и согласие твердое.

6476 (968). Святослав упражнялся в делах военных в Переяславце; Ольга с тремя внуки, Ярополком, Ольгом и Владимиром, жила в Киеве и управляла дела земския (внутренния), не имея от нападения посторонних никакой опасности. Тогда незапно печенеги в великом множестве пришли к Киеву и, раззоря около Киева, град облегли отвсюду. В Киеве же тогда войск не было, токмо граждане, колико могли, оборонялись, укрепяся елико удобно было. А к Святославу вести послать было неможно, понеже все проходы и пути были заняты. Наконец, печенеги и к Днепру по воду ходить надобность отняли, чрез что во граде учинился в воде великой недостаток, и уже люди стали гладом и жаждою изнемогать. Но за Днепром бывши в Чернигове воевода Претич, у ведав о том, вскоре собрав войско, сколько мог, приплыл в лодиях и коньми с его войском стал за Днепром противо Киева на оной стороне. И не было им возможности в Киев, ни из града ко оным пройти. Тогда старейшины киевские начали искать человека, кто бы мог перейти на оную страну и сказать о нестерпимой нужде граждан; ибо если оные помощи не учинят, то вскоре принуждены предаться, а граду и людем со княгинею и княжичи погинуть. И нашелся един муж, довольно печенежский язык знаюсчий. Тот обещал перейти за Днепр с ведомостью. И тоя же ночи вышед из града с уздою, пошел сквозь полки печенегов, спрашивая, не видали ли коня его. Печенеги же мня быть его своего; но когда он приближился к реке Днепру, скинув одежды, пошел в Днепр и поплыл, тогда печенеги, видевши то, устремилися на него, стреляюще из луков по нем, но но не могли ему ничего учинить. Воини же руские, видя человека пловусча, послали противо ему лодью и, взяв присланного в лодию, привезли к воеводе, которому объявил, и какой крайней нужде Киев состоит, говоря: «Аще не подступите заутро ко граду, то принуждены предаться печенегом». Воевода же Претич учинил совет, на котором хотя едва не все согласно представляли, что с малым их войском противо так великаго множества неприятелей биться и град оборонить не могут, и во град войти без довольства запасов не польза, но пущая погибель. Претич же рассудил, что они имеют лодии, и печенеги им на воде ничего зделать вреднаго не могут, сказал, чтоб, конечно идти на ту сторону в лодиях, и если града оборонить и помощи учинить невозможем, то по малой мере княгиню и княжичев можем, взяв, увести на сю сторону. А если сего не учиним, то погубит нас Святослав. Бояху бо ся зело его, зане был муж свирепый. И согласившися тако, ночью седши в лодии, на разсвитании возтрубили во вся трубы и пошли прямо ко граду. А людие во граде, слышав оное, начали жестоко биться с печенеги. Печенеги же, мняще князя некоего пришедша, убоявся, побежали от града. Тогда вышла Ольга со внуки и людьми к лодиям. Но как светло стало князь печенежский, видя оных и хотя у ведать кто пришел, возвратился с малыми людьми и, приближася к войску рускому, звал, дабы князь и воевода от онаго к нему приехал. Тогда воевода Претич подъехал к нему. И спросил его князь печенежский: «Кто сей пришел?» Он же отвечал: «Мы люди от оноя страны». И рече князь печенежский: «А ты князь ли или воевода?» Он же отвечал: «Я есмь воевода Святославль, пришел в передовых, а по мне идут множайшие войска со князем моим». Сие же сказал, угрожая им. И рече князь печенежский ко Претичу: «Буди ми друг и примиримся». На что Претич согласился и подали руки друг другу. При том печенежский князь подарил Претичу коня, саблю и стрелы, а Претич дал ему щит и меч. По котором князь печенежский отступил с войском от града и пошел прочь. Их же было такое множество, что не доставало им места на Лыбеди коня напоить. По отшествии же их послали киевляне ко Святославу с вестию, глаголя: «Ты, княже, чюжие земли ищешь и дальные пределы хранишь, а древнее свое владение Киев и матерь твою з детьми твоими оставил без обороны, что уведав, пришед, печенеги едва град не взяли. И ежели не приедешь и не охранишь, то есть весьма опасно, чтоб оные паки не пришли и сей престольный град прародителей твоих не взяли. Паче же должно тебе сожелеть матерь свою, в старости сусчую, и детей, да не погибнут или не предашь их в руки иноплеменник и врагов твоих». Святослав же, слышав сие, вскоре сед на кони с воинством, пришел к Киеву, и целова матерь и дети своя и вельми сожалел о бывшем от печенег утеснении. И не медля праздно, собрав войска, пошел на печенег в поле и, нашед их, учиня битву жестокую и победи их, учинил с ними мир; потом возвратися ко Киеву.