Служба в потешных войсках ХХ века - Анатолий Отян

– Виктор Георгиевич, а почему вас переводят?

– Я сам подал рапорт о переводе в другую часть. Я в прошлом году женился во второй раз. И у моей жены я второй. Так её бывший муж приходит и устраивает нам скандалы. Я долго терпел, а затем малость его помял и спустил со второго этажа.

– Как спустили?.

– Толкнул его, так он зубами считал ступени. Пошёл на меня жаловаться и грозится посадить. У меня остался один выход – уехать из Тулы, хотя я и привык и полюбил её. Выпьем!

Щербаков вытер салфеткой губы и рассказал военную историю. Ребята его слушали с открытым ртом, ожидая услышать героическую историю.

– В сорок третьем году, в конце декабря послали меня, младшего лейтенанта, недавно окончившего ускоренное офицерское училище, в разведку за языком. Кстати, Анатолий, дело происходило недалеко от твоего родного Кировограда. Пошёл со мной и старшина, опытный разведчик, с лихо закрученными усами, с двумя орденами славы, что тогда считалось очень высокой наградой, Иван Харченко, хохол.

Добрались мы до немецких окопов, а там тишина. Мороз небольшой, а солдаты спят. Хотел я взять первого попавшегося, а старшина мне жестами показывает, вон блиндаж, пошли мол туда. Мы осторожно, переступая через спящих немцев, дошли до блиндажа, а там тоже сонное царство. На столе керосиновая лампа горит, а несколько офицеров, в окружении пустых бутылок, консервов и другой разной снеди лежат вповалку. Елочка в углу стоит. Оказалось, что это их Рождество, самый большой праздник. Они ещё праздновали и день рождения фюрера, правда недолго. Мой старшина выпил стакан коньяка, собрал у немцев все документы, одному из них сунули кляп в рот и собрались его выносить, как старшина берёт картонный ящик с французским коньяком, я взял немца, мы перелезли через бруствер и поползли к нашим.

Отползли мы под колючей проволокой на нейтралку, а старшина мне говорит, чтобы я тащил немца к нашим, а он вернётся в блиндаж за ещё одним ящиком. Я был молодой, дурной и согласился. Оставили мы коньяк, я потащил немца, а старшина вернулся. Только я опустился с немцем в наш окоп, как на той стороне поднялся переполох. Стрельба, ракеты. И мой Иван не вернулся. Быть бы мне в штрафбате, но фриц очень разговорчивый попался и документы хорошие у них были. Выпьем!

Щербаков опрокинул в рот очередной фужер и глядя на притихших ребят продолжил.

– Ивана вам стало жалко? Я тоже долго жалел его и себя проклинал, что не задержал его. Я ведь был против него молокосос. А он с первых дней войны вояка. И не просто вояка. Разведчик! В сорок пятом, в Австрии, в Особом отделе при штабе армии проводили дознание освобождённым из лагеря военнопленным. Я уже был капитаном, иду в штаб, а ко мне подходит сухонький, заросший старичок и называет по имени. Я удивился, откуда он меня знает? Оказалось, что это мой Иван Харченко. Семь кругов ада прошёл, а выжил. Я тогда впервые за войну заплакал. И от жалости к нему и от радости. На этом его мучения не закончились Посадили его уже наши. Пять лет назад освободился.

Разыскал меня. Просил написать на него характеристику. Просит прокуратуру его реабилитировать. Не хочет ходить в предателях. За Харченко!

В зал вошёл водитель такси, предупреждённый заранее Щербаковым и с далека жестом показал на часы. Щербаков поднял палец и пальцем другой руки сделал перекладину, что означало полчаса. Таксист, еле просматриваемый через дымовую завесу, кивнул головой и вышел. К удивлению ребят, Щербаков, уже начавший хмелеть, заказал ещё бутылку водки и почти один её выпил. К такси он вышел уже пошатываясь. И неудивительно. После тяжёлого рабочего дня, двух парашютных прыжков, в жару выпить больше литра водки мог только богатырь, причём только русский богатырь. В такси он уснул, но через полчаса, возле проходной в дивизию встал из такси совершенно трезвый и пошёл в казарму спать. На следующий день он вместе с другими начальниками.

ПДС улетел, и ребята его больше не видели.

С Дальнего востока Щербакова вскоре перевели в Рязань заведовать кафедрой разведки в Высшем десантном училище. Там он доработал до пенсии, но в восьмидесятых годах говорили, что он почти потерял зрение.

В тот вечер кинопередвижка на свежем воздухе крутила цветной кинофильм "Добровольцы". Отян тоже смотрел этот фильм с участием прекрасных актёров. Запомнилась и очень часто пелась песня из фильма:

" Лучше нету дороги такой,Всё что есть, испытаем на свете,Чтобы дома за синей рекой,Услыхать соловья на рассвете".

Слова о том, что всё что есть испытаем на свете, Анатолий взял своим девизом и старается до сих пор воплотить его в жизнь, хотя это и невозможно.

Перед самым сном в комнату, где они жили, вошёл Слава Крылов и, отозвав Анатолия в сторонку, поведал ему, что он пошёл в гости к живущей в Фергане подруге его жены Тамары и сидел с ней разговаривал. Как вдруг в комнату вваливается её хахаль с топором и бросается на него. Слава его ударяет в челюсть и уходит.

– Как это уходишь? Он с топором и отпустил тебя?

– А как он мог задержать меня, когда он не встал с полу?

– Понятно.

– Что ты, Толя, мне посоветуешь?

– Сиди, никуда не ходи. Может он был так пьян, что тебя и не запомнил.

– Да нет. Он не очень был пьян..

– Ложись, Слава, спать. Утро вечера мудренее.

– Годится.

Утром после подъёма в казарму вошли два милиционера и офицер-десантник. Они спрашивали, есть ли среди них Святослав, мастер спорта. Анатолий всё понял, посмотрел, что Крылова нет в казарме и сказал, что такого у них нет. После завтрака, часов в десять они опять пришли и уже назвали фамилию Крылов, и сказали, что он им нужен для опознания. Крылов спросил:

– А можно со мной мой товарищ пойдёт?

Милиционеры посоветовались и сказали, что можно двоим ещё пойти.

Они пригодятся для опознания. И если можно, то со значками Мастеров спорта.

– У нас все со значками.

Третьим пошёл Сергей Гетманов.

Пришли в знакомое Анатолию отделение милиции. Им велели подождать. Ждали с полчаса. Сначала пришёл капитан, наверное из военной прокуратуры, затем увидели в окно, что подъехала скорая помощь. Ребят зазвали в кабинет, туда же зашли ещё два солдата и двое гражданских – понятых.

Их посадили на стулья, и завели перебинтованного и с гипсом на нижней челюсти мужчину. Следователь спросил его, знает ли он кого-нибудь из сидящих на скамейке. По глазам перебинтованного сразу видно было, что он узнал Крылова, но тот решил рассмотреть всех внимательно. Потом, повернувшись всем корпусом к милиционерам, ответил, что никого из сидящих никогда не видел.