Плутовка Ниниана ; Сила любви ; Роковые мечты - Мари Кордоньер

Но он-то не входил в число этих ослепленных ее красотой простофиль. Он, ее отец, знал, что за кажущейся слабостью скрывается железная воля.

К тому же образ Флёр вдруг наложился в его сознании на еще один, всплывший в глубинах памяти именно в этот момент. Образ молодой дворянки, прижимающей к себе маленького мальчика, только что ставшего свидетелем беспощадной дуэли и потому совершенно растерявшегося. Как это ни странно, но он с удивительной ясностью вдруг услышал донесшийся из прошлого голос своей матери: «Бывают такие столкновения, которых избежать невозможно, Рене. Ты и сам еще в этом убедишься!».

Неужели Флёр предопределено свыше не только воспроизвести черты лица ее бабки, но и повторить ее трудную судьбу? Тот ли человек Ив де Сен-Тессе, который сможет оградить ее от попадания в опасные положения по ее же собственной вине? Отвечает ли она взаимностью на те страстные, беспредельно горячие чувства, которые испытывает к ней этот гордый, несгибаемый дворянин?

— Папа, — повторила наконец Флёр дрожащими губами, осознав, сколь долгим было молчание, наступившее после ее первого безудержно вырвавшегося из груди возгласа. Она побежала было к нему, но вдруг внезапно остановилась, словно не могла окончательно решить, какое приветствие будет в данном случае наиболее уместным.

— Можешь спокойно обнять меня, я не призрак, — произнес старый господин с легкой улыбкой.

— Ах, папа! — На этот раз в возгласе Флёр послышался счастливый смех, и она бросилась в протянутые к ней руки. Потом положила голову на его родное мощное плечо, сила которого ощущалась и через меховой плащ и словно излучала тепло утешения. Несколько мгновений она предавалась иллюзии, что теперь все наладится.

— Неужели тебя так поразило мое присутствие здесь? — спросил хозяин торгового дома Торнабуони со своей неподражаемой усмешкой. — Разве ты не понимала, что известие о твоем столь неожиданном бракосочетании когда-нибудь да приведет меня на встречу с тобой?

— Я… Да… О, небо… Королева посчитала, что я… О…

— Весьма доходчиво! — Рене де Параду пригладил растрепанные волосы дочери, а потом приподнял задорный подбородок, чтобы взглянуть в глаза, которые до этого избегали его взгляда. — Значит, королева посчитала… А каково твое собственное мнение о прошедших событиях? Должен признаться, что из твоего послания я не узнал ничего, кроме имени и титула твоего супруга. И то и другое удовлетворило гордость твоей матери, но не уменьшило моего беспокойства по поводу этого необычайного брака. Откуда такая спешка? Как это король мог дать свое согласие на брак, не выслушав мнения твоего отца, не дождавшись его появления при дворе? Можешь ли ты мне все это объяснить?

— Это запутанная и долгая история… — воспротивилась Флёр его желанию выслушать ее исповедь.

— А я не тороплюсь.

Рене де Параду опустился на табурет, где недавно сидела королева, которая в это время была уже на пути в Фонтенбло.

Флёр заложила руки за голову и попыталась унять свое внутреннее волнение, быстро шагая из угла в угол убогого монастырского помещения. В ее голове проносились мысли о предстоящем разговоре. Надо добиться, чтобы отец стал их союзником.

— Вы ошибаетесь, — быстро возразила она. — Я боюсь, что у нас слишком мало времени, чтобы спасти моего мужа. Мы должны немедленно ехать в Фонтенбло! Диана де Пуатье никогда не простит ему, что он действует против нее. Если ей удастся убедить короля в его вине, то он погибнет!

— А может быть, это и есть лучшее решение для всех заинтересованных лиц? Навязанный тебе супруг исчезает, брак аннулируется, а ты вместе со мною возвращаешься домой. Мы допустили ошибку, оставив тебя одну при дворе… Я недооценил всех грозящих тебе опасностей. Я должен упрекать не тебя, а себя самого!

— Нет!!! — Возглас Флёр эхом отозвался в холодных стенах благочестивого дома. Она и сама испугалась той не свойственной светской даме силы, с которой отвергла предложение отца.

— Нет! — повторила она несколько тише, но с неменьшей настойчивостью. — Вы меня не понимаете, отец! Это… Все совсем не так, как вам представляется! Я люблю мужа! Да, да, знаю, он властолюбив, надменен, горд и упрям. Свету он представляется циничным придворным, отлично знающим свои особые права и обладающим большой властью. Но я-то знаю его лучше других! Он когда-то потерял и сердце, и состояние, с юношеским пылом даря симпатию женщине, не обладающей и тенью нравственности, а королевские войны окончательно разорили его, отняв родовой замок. Чему же удивляться, если он при таких обстоятельствах ставит превыше всего свое последнее достояние — свою гордость?

Рене де Параду недоверчиво поднял брови. Флёр старалась говорить как можно быстрее, чтобы он не мог ее перебить, пока она не закончит горячую защиту мужа. Она преклонялась перед четкой логикой отца, всегда добиравшегося до самой сути вещей и разоблачавшего любые попытки ввести его в заблуждение.

— Конечно, гордость у него непомерная, это я признаю. Но это лишь высокомерный рыцарский фасад, скрывающий нежное сердце и сентиментальную душу. Ибо ему кажется, что и то и другое недостойно воина с таким, как у него, происхождением. Понять его сущность нелегко, мне это стоило многих слез и утраты собственной гордости. Но я не сожалею ни об одном своем шаге в этом направлении. Пока сама я обладаю хотя бы искрой жизни и чувства, я не допущу, чтобы ему причинили зло, чтобы брак наш распался!

— А… А если бы оказалось, что уже слишком поздно…

Рене де Параду было совестно прибегать к такому злому обману, но он поставил себе целью выяснить до конца, насколько глубоки чувства Флёр. Слишком многое зависело от этого для всей семьи.

Молодая женщина застыла как вкопанная. Смертельная бледность превратила ее тонкие черты в трагическую маску боли. Страх, который она до этого момента преодолевала с таким трудом, затопил все ее существо со страшной силой. Она не могла дышать. Уж не потому ли королева приехала сюда вместе с отцом, что знала, сколь злую весть он должен ей передать? Не был ли этот визит дружеской поддержкой перед страшным известием?

— Слишком поздно… — повторила Флёр сдавленным голосом и непослушными губами. — Они осмелились его казнить? Он… он мертв?

Произнося это, она ожидала, что представит себе сказанное. Но ее слова означали нечто столь невероятное, столь непостижимое, что хаотичные ощущения Флёр начали искать какую-то другую точку опоры. Однако они нашли только один выход: мрачную, тяжелую, душащую все окружающее ненависть.

— Клянусь спасением моей души, — прошипела Флёр почти бесшумно, — она мне за это ответит. Я ее уничтожу, даже если сама при этом погибну. Я ей покажу, на что способна… Разве не сказал мне Ив, что король питает ко мне нежные чувства? Я ее заставлю каждым вздохом раскаиваться в том, что она его у меня отняла…