Курская битва: хроника, факты, люди. Книга 2 - Виталий Жилин

«Ваши листовки, — говорит Рудольф Гольноф, — солдаты читают. Все было бы хорошо и солдаты стремились бы в плен, но офицеры им всегда говорили: „То, что вам обещают в плену — все ложь: хорошего обращения не будет, а будет расстрел после допроса. А если попадете в лагерь, то будете работать как черти, голодать как собаки, пока не подохнете“».

Другой пленный обер-ефрейтор из 34-го корпусного отряда связи 3-го танкового корпуса Станислав Зубер показывает: «Я читал иллюстрированную листовку со стихотворением „Помни о своем ребенке“ и вспомнил о своих детях. Также я подумал о том, кто их без меня прокормит. Большинство солдат из моей роты — молодые холостяки. Их эта листовка меньше интересовала. Вообще же немецкие офицеры говорят, что нас всех без исключения — перебежчик или нет — после допроса расстреляют. Поэтому многие не верят вашим листовкам».

Об отношении к нашему плену радист из отряда связи 255-й пехотной дивизии обер-ефрейтор Гергардт высказывается так:

«Лучшими пропагандистами в Германии в пользу России были бы ваши военнопленные, которые после войны возвратятся домой. Если бы сейчас отпустили пару тысяч пленных домой, то этим приблизили бы конец войны на тысячу процентов. Позволили бы им в германской армии вести какую бы то ни было пропаганду в пользу России? На это должен ответить, что прежде всего эти люди получили бы отпуска домой, а это много значит. Вы затронули другой вопрос — о духовном воздействии России на германскую армию. Ответить на него могу так: в каждой немецкой семье имеется два — три члена той или иной национал-социалистической организации. Администрация фабрик, заводов и, даже, высших учебных заведений в Германии требует от своих работников прежде всего принадлежности к одной из этих организаций. Поэтому, теперь в германской армии много членов национал-социалистической партии. Если хотите, чтобы все солдаты были предрасположены к плену, — гарантируйте жизнь каждому немецкому пленному, независимо от его принадлежности к национал-социалистической организации. Если же сегодня еще к вам придет перебежчик, то будьте уверены, что он не национал-социалист».

В вопросе о перспективах войны необходимо прежде всего подчеркнуть факт утраты основной массой солдат веры в победу Гитлера. Относительно командного состава мы не располагаем достаточным количеством фактического материала. Однако есть основание думать, что среди офицерства вера в победу немецко-фашистской армии поколеблена. Даже наиболее устойчивая его часть живет лишь надеждой на изменение сложившейся обстановки. Пленный лейтенант из 19-й танковой дивизии адъютант командира этой дивизии Енц Ензен — представитель этой части офицерства. Он признает, что положение германской армии действительно тяжелое. Но он не считает положение безнадежным.

«Мы, — говорит Ензен, — рассчитываем на изменение политической ситуации. События ближайшего времени могут выявить непрочность союза России с Англией. Тогда Германия сможет этим воспользоваться и заключить мир с Россией. Мы теперь добиваемся не победы, а мира».

Другую точку зрения высказывает обер-ефрейтор из 2-й роты батальона связи 255-й пехотной дивизии Гергардт Гинце. Это политически развитой немец с высшим торговым образованием. Гинце, во-первых, сознается, что перестал верить в победу гитлеровской армии. Во-вторых, он видит выход из войны в свержении Гитлера. В-третьих, он усматривает при этом две принципиально разные развязки. Одна сводится к тому, что союзники могут вторгнуться в Германию и тогда вопрос о государственном перевороте в ней решится путем внешнего вмешательства, другая развязка, которую Гинце считает наиболее желательной, заключается в свержении гитлеровского режима усилиями самих немцев. Все эти мысли пленный развивает следующим образом:

«План действий немецкой армии на Востоке состоит в том, чтобы воевать летом, а зимой отдыхать. Я думаю, что бесполезное и пустое дело летом завоевывать большими жертвами то, что зимой отбирают у нас обратно. Я лично еще зимой этого года пришел к выводу, что выход из войны в свержении Гитлера. При этом представляется мне два пути. Гитлер подорвал к себе доверие немцев. Он прикидывался пророком, которому милостивый бог подсказал победу германской армии. Теперь с каждым днем положение изменяется к худшему. Сталинград был первым потрясающим ударом по германской армии. Теперь мы не можем своими усилиями удержать даже Украину. Италии мы тоже помогать не можем. Удар по итальянской фашистской партии отразился в Германии так: немецкий народ, если не подумал, то почуял, что не может быть, чтобы партия, идеи которой, по утверждению Геббельса, формировались семьсот лет, была опрокинута в течение одной ночи. Сицилийский фронт сам по себе еще не является вторым фронтом. Он для этого слишком мал. Реакция на сицилийскую операцию заключалась в том, что европейцы объявили Европу лучшей в мире и самой устойчивой крепостью и заявили, что англичанам не удастся ее взять.

Англия и Америка в конце концов будут вынуждены открыть второй фронт. Думаю, что он возникнет не из Сицилии. Второй фронт может появиться даже со стороны Балкан. Что касается другого выхода Германии из нынешнего положения, то он может возникнуть внутри страны. Германия нуждается в народном правительстве, которому на первый период понадобятся диктаторские права. При этом, все должно исходить от самих немцев. Сейчас они еще не готовы к восприятию такого порядка, ибо вера в Гитлера еще не исчезла. Говорить теперь о большом доверии к нему было бы неверно. Но, чтобы подготовить немецкий народ к перевороту, нужно после тех ударов, которые обрушились и еще обрушатся на Германию, учесть, что внутренняя гордость в удрученной душе народа еще потребует большой пропагандистской работы».

Третий образованный немец — фельдфебель из светометрической батареи 19-го отдельного армейского артнаблюдательного дивизиона — бывший студент Лейпцигского университета Вальтер Альтман высказывается так:

1). В нынешнем наступлении русских заложен глубокий замысел: решить исход войны собственными усилиями.

2). Альтман сомневается в том, что немецким войскам удастся остановить августовское наступление русских.

Мы не можем писать здесь подробно об отношении к вопросу о перспективе войны в самой Германии. Ради смеха заметим, что весной нынешнего года уже известная нам тетя Христина писала своему племяннику:

«Если уж покончить с Востоком, а мы думаем, что это нам, безусловно, удастся сделать, тогда мы покажем англичанам свои зубы…Мы надеемся и желаем от всей души, чтобы победа, как можно скорее, была нашей. Если она будет одержана предварительно только на Восточном фронте, то это тоже нам поможет».

В нынешнее лето таких теток в Германии стало меньше. Об этом свидетельствует вернувшийся недавно из Германии уже упомянутый пленный Рудольф Гольнов. «Есть круг жителей, — говорит он, — которые боятся, что русские в конце концов придут в Германию. Такие настроения могу отметить в городе Либенвальде, в семье Роктэшель. На такой же лад настроен брат хозяина пекарни, где я работал, Эрнск Кронэ. Также настроена в Либенвальде католическая семья Романовских. Я сам думаю, что Германии придется капитулировать. Америка только сейчас вступила в войну, Англия имеет много колоний и, следовательно, людей. Россия велика, людей в ней тоже много… А Германия воюет уже четыре года, горючее у нас на исходе. В Берлине почти прекращено автобусное движение, остались машины, идущие на сухом топливе».

Для характеристики представлений солдат о перспективах войны имеют известный интерес показания солдата из 198-й пехотной дивизии Бернгардта Кульмана.

«В нашей роте, — говорит он, — были разговоры о том, что мы, очевидно, слишком слабы, раз отдали Харьков. О мире мечтают все солдаты. Одни из моих товарищей, пришедший со мной 26 августа из запаса, Бернгардт Кнапе, почему-то твердо заявил, что 28 августа непременно должна окончиться война. Откуда он это взял — не знаю. Солдаты из стариков, в частности тот, который со мной попал в плен, говорил, что в этом году должна окончиться война, ибо мы больше уже не можем воевать. Никто из солдат ему не возразил. Я сам об исходе войны думаю так: в Германии революция маловероятна, ибо настроения против нынешнего правительства там нет. Я был недавно в отпуске и видел, что в деревне крестьянину живется неплохо. В городах, правда, хуже, особенно, если вспомнить о бомбардировках. Но до революции здесь тоже далеко…Я бы хотел, чтобы мы выиграли войну, но мы не можем ее выиграть. А если Гитлер проиграет войну, то вполне возможно, что тогда нынешнее правительство в Германии будет свергнуто».

Таким образом, сложность возникает в вопросе о путях выхода из войны: здесь представления у солдат весьма разнообразные. Они колеблются от мистических утверждений Бернгардта Кнапке о том, что через два дня будет мир, до попытки Кульмана трезво осмыслить вопрос об исходе войны.