Канатоходцы (Роман, повести) - Сергей Абрамов

— Какие грибы? Он, насколько я знаю, за грибами не ходит.

— Ходит тайно. Ходит жена. Купил на рынке. Съел маринованные. Выбирайте…

Тут они ненароком до такси и добежали, никто его не перехватил. Зойка открыла дверь.

— Прощайте, Свен. Конечно, славно, если б все ваши инопланетные штучки сбылись временно, но…

— Почему «но»? — Лицо у Свена было ну просто несчастным: еще чуть-чуть и расплачется. — Не «но», а правда. Зоя, хотите пари? Мы едем в отель. Вы узнаете, что у директора грипп. А у зама отравление. И на работу они в ближайшие… — тут он глянул на часы, на дешевенькие, «Ракета» называются, совсем даже не инопланетные, хотя, конечно, мимикрия, — тринадцать часов не придут. Если я соврал, то исчезну сразу. Навсегда.

— А если не соврали?

— Тогда вы проведете меня в отель. И не станете мешать.

Фарцовщик он, что ли?…

— Зоя. — Свен сузил глаза, и они ощутимо кольнули Зойку. Может, в сердце кольнули, а может, в печень. Где-то внутри. — Зоя, если я могу заставить людей заболеть, зачем мне быть фарцовщик? Пусть им будет другой Свен…

— Фарцовщиком, — машинально поправила Зойка. Спохватилась: — А откуда вы… — И опять-таки спохватившись: расспрашивать сейчас — себе в убыток: — Договорились. Поехали. — И дверцей хлопнула.

Все-таки слаба баба! Купили ее на недорогую, но сильно блестящую цацку — в переносном смысле, конечно. В каждой из наших милых и шибко передовых женщин живет Эллочка-людоедка, для кого волшебный блеск бендеровского ситечка порой куда дороже приземленного гласа разума.

Но то, что Свен — телепат, сомнений нет!

Еще в такси спросила:

— Паспорт у вас есть?

— Нет, — растерялся Свен.

— А какой-нибудь документ? Удостоверение? Права? Пропуск на работу?

— Ничего.

— Как же вы в отель пройдете?

— Я не вор.

— Это на лице не написано. Для наших церберов каждый клиент — ворюга. Особенно если без документов. Ладно, что-нибудь придумаем.

И придумали.

Подъехали не к главному входу, а к заднему, где с ночи разгружались фургоны с продуктами для ресторана. Там торчал завпроизводством, принимал ко накладной помидоры, заметил Зойку, и не преминул поинтересоваться:

— Что это вы с тыла, Зоя Александровна? Контрабанду тащите?

— Ее, — лаконично, не вдаваясь в объяснения, отрезала Зойка. Но тоже не преминула подколоть вопрошающего: — А помидорки-то с гнильцой. Лев Наумович. Отравить гостей вздумали?

— Где с гнильцой, где? — засуетился завпроизводством, но Зойка уже проскочила мимо грузовика, и Свен за ней мышью скользнул. Черной лестницей поднялись на второй этаж, по пустому в этот час коридору — к приемной шефа. Зойка на Свена кивнула:

— Стоять здесь. Ждать.

Он солдатом застыл у стены — в карауле за сильно запыленной с Нового года стенгазетой «За отличное обслуживание», а Зойка мощно ворвалась в приемную.

— Говоров у себя?

Секретарша Мария Демьяновна, крыса крашеная, дама приятная во всех отношениях, не терпящая Зойку за наглость и отсутствие мужа, вскинула на нее скорбные глаза:

— Увы, нет, не спешите, Зоя, Сергей Степанович заболел.

Постным тоном подчеркнула, что, не исключено, Зойка и виновата в хвори директора, довела начальника, стерва…

— Тиф? Чума? — деловито осведомилась Зойка, внутренне замирая от предчувствия ожидаемого ответа.

И тот не замедлил быть:

— Не вижу повода для глупых шуток. У Сергея Степановича сильный грипп с высокой температурой.

— Сорок и пять десятых?

— Откуда вы знаете? — с подозрением, с ревностью.

— Сердце подсказало, — как с ней, с мымрой, еще разговаривать? — А где Кочерженко?

— Товарищ Кочерженко тоже захворал. У него отравление.

— Говорила я ему: не ешьте грибов, беда будет. Не послушался… Как будем жить дальше, Мария Демьяновна? — последний вопрос из ряда риторических.

Мария Демьяновна так его и расценила:

— Вам решать. Вы у нас теперь за начальство. Временно…

Столько яда в голосе, могла бы — ужалила. Но это кого другого, а не Зойку.

— Тогда вы сидите на телефонах, отвечайте на звонки, а я пошла делом заниматься, — вроде бы намек на то, что сидение «на телефонах» — никакое не дело, а так, пустое колыхание воздуха.

Мария Демьяновна хотела достойно отбрить наглую, но не успела: Зойка из приемной исчезла. Нуль-транспортировка. И возникла рядом со Свеном, который уже прочел передовую и штудировал статью о междуэтажном соцсоревновании. На стенгазете, кстати, пыли больше не имелось, исчезла, казенная гуашь сияла радугой. Свен поймал мимолетный взгляд Зойки, объяснил виновато:

— Почитать хотелось, а сквозь пыль плохо видно. Ну что? Как здоровье начальников?

— Здоровье — обвал, — невпопад, но торжественно сказала Зойка. Знаешь, Свен, я тебя боюсь.

«Боюсь» прозвучало как «уважаю». Да и то верно: если женщина в интимной обстановке — под стенгазетой, например, — говорит, что боится вас, и говорит сие нежно-высокопарно (такое сочетание вполне возможно), но при сем свой страх никак не проявляет, не бежит опрометью, не запирается в дамском туалете — значит, вы ее круто заинтересовали, чтоб не сказать больше. Что же до Зойки, то она и впрямь была восхищена прозорливостью Свена. Она уже легко забыла, что он — псих. Она помнила только — желала помнить! — что он телепат, а он теперь проявил и редчайшие качества прорицателя, предсказателя ближайшего будущего, этакий кассандризм. Зойка даже готова была молвить Свену нечто приятное, такое вот, например:

— Еще чуть-чуть, Свен, и я поверю, что вы — инопланетянин.

Ничего себе комплиментик, а?… Но для Свена, который с прошлого вечера из роли пришельца не вылезал, жил в ней по единственной в мире системе К.С.Станиславского, а единственный же в мире зритель ему: «Не верю! Не верю!» — для Свена такой комплимент должен был бальзамом на душу пролиться.

Но он не пролился. Свен с достоинством кивнул и подтвердил:

— Еще немного, и вы поверите. Так. Но это не значит, что я выиграл пари.

— Выиграли, — без всякой обиды согласилась Зойка. — Чем могу, сэр?

Весьма любопытны Зойкины перескоки с «вы» на «ты» и обратно. Ничем внешне не мотивированные, они тем не менее отражали на текущий (откуда и куда? из прошлого в будущее, как положено, или куда-то вбок, если предположить причуды нуль-транспортировки?) момент Зойкины высокие чувства. «Ты» — это гамма от презрительного неуважения, взгляда свысока, похлопывания по плечу до восхищенного дружелюбия, лихого панибратства, замешенного на откровенной приязни. «Вы» — это отчужденность, холодность, безразличие и — одновременно — настороженность, кошачья опасливость и, к слову, тоже неуважение и пренебрежительность.