Соната дьявола: Малая французская проза XVIII–XX веков в переводах А. Андрес - Аиссе

Когда я на цыпочках прокрался в дом, я был уже другим человеком, не таким, как другие. Я перестал быть молодым. И вдруг в коридоре я услышал голос, от которого весь похолодел.

— Куда ты, сын?

В пижаме и халате он пошел за мной; вместе мы вошли в нашу каморку. То, что он там увидел, не оставляло никаких сомнений — он сразу понял, что произошло.

Он не произнес ни единого слова упрека, не задал мне ни одного вопроса.

— Пойдем в мой кабинет.

Несколько угольков еще багровело в камине.

— Исправить уже ничего нельзя, но можно еще кое-что предпринять, чтобы не погубить твою жизнь.

Не помню, плакал ли я. Просил прощения? Помню только, я все повторял:

— Позвони господину Дурле!

Это был начальник полиции, я не раз видел его у отца, сдержанного, бледного, с густыми седыми усами.

— Позвони господину Дурле! Я не в силах больше выносить, что она там, наверху… Как, как я мог…

— Сейчас позвоню. Послушай. Мне пятьдесят лет. Многие умирают, не достигнув этого возраста. Я от жизни ничего больше не жду, ты свою только начинаешь…

Я не понимал, о чем он говорит, я бегал по кабинету из угла в угол и думал только об одном — Мод там, в холодном цинковом резервуаре…

— Слушай внимательно. Если ты сознаешься в том, что сделал, тебе дадут от года до пяти лет тюрьмы, а потом все двери для тебя навсегда закроются. Мне это уже не страшно. Погоди. Дай сообразить. Иди, сын, ложись. И ни в коем случае не выходи из своей комнаты.

Я попытался возражать, я не знал, что делать, на что решиться. Но вдруг распахнулась дверь. Это был твой дядя Ваше. Оказалось, он давно уже догадался обо всем, он знал (а я и не подозревал этого) о наших тайных свиданиях в каморке на лестнице «Е».

— Нет, вы не сделаете этого, господин префект… — Так он называл своего тестя. — …Не только ради себя, но и ради вашей жены, ради вашей дочери, ради…

Ради него, разумеется. Ведь из зятя уважаемого префекта он превращался в зятя осужденного по позорной статье…

Как сейчас его вижу — вне себя, он кричит мне в лицо:

— Только подумать, из-за этого маленького негодяя…

Он поднял руку, чтобы ударить меня, и тогда отец спокойно, словно даже без гнева, дал ему пощечину.

— Уходите отсюда и в дальнейшем потрудитесь молчать. Мы, Лефрансуа, сами улаживаем свои дела…

Я был еще в кабинете, когда он позвонил Дурле.

— Да… Попрошу немедленно. Сюда… Дело чрезвычайно важное… — Он взглянул на меня — Ступай, сын.

Он был спокоен, сдержан.

— Мужчины моего возраста и моего положения иногда теряют голову и делают глупости… Иди к себе.

Не знаю, не помню, как я оказался в своей комнате.

В восемь утра отец входил в кабинет прокурора Республики, который часто у нас обедал. В половине десятого он позвонил домой, чтобы ему прислали чемодан с платьем и бельем.

Статью 317 Уголовного кодекса я до сих пор помню слово в слово:

«Всякий, кто посредством каких-либо снадобий, настоев, медикаментов, хирургическим путем или каким-либо иным способом произведет или попытается произвести выкидыш у беременной или предположительно беременной женщины независимо от того, действовал ли он с согласия последней, карается тюремным заключением от одного до пяти лет и штрафом от 1200 до 2400 франков».

Имя Никола не было произнесено ни разу, но мой товарищ целый год не появлялся в Ла-Рошели, и я никогда больше его не видел. Никогда больше не видел я и Лотту.

Делом отца воспользовался Порель, превратив его в громкий политический скандал: префект на скамье подсудимых.

Именно тогда твоя бабушка укрылась со своей служанкой в Везине на вилле «Магали». Пьер Ваше вместе с моей сестрой ринулись в Париж искать счастья в литературной толчее.

Знал ли о случившемся мой дед с улицы дю Бак, бывший советник при Высшей счетной палате? Не знаю. Только с этого времени и до самой смерти он держался со мной как с чужим.

Отец получил максимальный срок, ибо отказался ответить, откуда у него зонд. Однако в тюрьме он пробыл только три года, да и то последний год работал как библиотекарь.

Таким был этот человек, которого ты знал уже в Везине и на которого, как мне иной раз казалось, смотрел с некоторым раздражением. Вот почему в то утро, когда мы с тобой стояли рядом у его гроба, я решил все тебе рассказать.

А кстати, сколько лет тебе сейчас, когда ты читаешь эти строки? Должно быть, не так давно ты был на других похоронах и стоял у моего гроба, быть может, рядом со своими детьми…

Я причинил всем вам много зла, но позволь сказать тебе напоследок: это оттого, что мы были очень чисты.

Мы были очень чисты — Мод и я.

И мой отец, который жил нашей любовью, был самым чистым из нас. Вероятно, поэтому он и заплатил дороже всех.

А теперь забудь об этом. Это было очень давно. Это старая, старая история, ее не помнят уже даже в Ла-Рошели.

Каким бы ты ни был сегодня, говорю тебе в последний раз, говорю тихо, ласково:

— Спокойной ночи, сын!

28 декабря 1956 года

О ПЕРЕВОДЧИКЕ ЭТОЙ КНИГИ

Александра Львовна Андрес начинала как литературовед, исследователь французской литературы. Это существенное обстоятельство. Переводчику важно быть филологом. Теоретическое понимание законов языка, стилистики, литературного процесса углубляет творческую практику переводчика.

А. Л. Андрес переводила Флобера, Мюссе, Жорж Санд, Сент-Бёва, Мерсье, Вилье де Лиль Адана, дневники братьев Гонкур. Переводы эти остались за пределами настоящего сборника.

В этой книге представлены не самые большие имена французской литературы, но представлены явления, очень характерные для своего времени и своего литературного направления, — от эпистолярного жанра XVIII века до психологически-детективной прозы Жоржа Сименона.

Элементы психологизма вообще привлекают А. Л. Андрес, и она искусно раскрывает их и в рационалистической поэтике XVIII века, и у романтиков, и в фантастических и приключенческих повестях позднейшего времени.

Книга «Соната дьявола» — не случайное собрание переводов, но структура, отражающая движение французской литературы от XVIII века к XX, построение итоговое для многолетних плодотворных трудов переводчицы.

Художественный язык переводимых оригиналов переживает развитие. Развивается и та культура и тот художественный язык, который служит орудием перевода. Внимание А. Л. Андрес сосредоточено на этом соотношении. Интересным в этом смысле опытом оказался сделанный А. Л. Андрес перевод раннего дневника современницы Пушкина А. П. Керн, который та вела по-французски.

Превосходно зная русскую литературу, владея всеми оттенками русской речи, А. Л. Андрес постоянно ищет историческое подобие между стилистикой французской и русской, соответствующей по времени.

Эту тенденцию А. Л. Андрес обосновывала теоретически, особенно в статье «Дистанция времени и переводчик» (сб. «Мастерство перевода», 1964 г.), где говорится о параллельном движении разноязычных литератур и о том, что переводчик в своей национальной литературе должен искать исторически адекватные формы выражения. Так, переводя Аиссе «Письма к госпоже Каландрини», А. Л. Андрес обращается к русской эпистолярной стилистике начала XIX века. Переводя французских романтиков (Нодье, Жерара де Нерваля), — к русской романтической традиции.

Таким образом, перевод становится не просто передачей иноязычного текста, но прививкой этого текста к русской культуре, в свою очередь приобщающей его к своим закономерностям.

А. Л. Андрес успешно решает эту трудную задачу.

Лидия Гинзбург

Примечания

1

Здесь и далее в этой повести перевод стихов С. Петрова.

2

От silva (лат.) — лес.

3

Пределом (лат.)

4

Здесь и далее в этой повести перевод стихов И. Шафаренко.

5

Чернь переменчива (лат.).

6

Здесь: заминка (лат.).

7

День гнева (лат.) — начальные слова заупокойной мессы.

8

Вечеринка (англ.).

9

В общих чертах (лат.).

10

Во французских школах по четвергам нет занятий.

Комментарии

1

Аббат — подразумевается Франсуа Оде д’Эди (1702–1794), брат шевалье д’Эди.

2

…в амфитеатре, весь партер… — Амфитеатром назывались места, расположенные за партером; партер был стоячим и предназначался только для мужчин.