Джонатан Стрендж и мистер Норрелл - Сюзанна Кларк

Многие подумали, что у французов, верно, тоже появился волшебник — солдаты неприятеля казались выше обычных людей, а глаза их горели какой-то сверхъестественной яростью. Однако это была всего лишь магия Наполеона Бонапарта, который знал, как привести солдат в такое состояние, что противник содрогнется.

Теперь Стрендж точно знал, что должен делать. Глубокая вязкая грязь значительно затрудняла продвижение пехоты. Вдобавок он обратил заклинание на стебли ржи. Он заставил их обвиваться вокруг ног французов. Те спотыкались, падали, увязали в грязи, но колонны не останавливались, и французы шли по телам своих товарищей. Тех несчастных, которые еще были живы, затоптала французская кавалерия, следовавшая за пехотой. Стрендж усердно колдовал, но не был уверен, что его усилия дали очень уж большой результат. Похоже, британские стрелки действовали куда эффективнее.

К вязу подскакал адъютант, передал Стренджу пакет, крикнул: — Послание от его светлости! — и немедленно умчался прочь.

Французские пушки подожгли поместье Угумон. Погасите пожар.

Веллингтон.

Стрендж вызвал видение Угумона. Находившиеся там люди оказались в отчаянном положении. В каждой комнате лежали раненые — и союзники, и французы. Все горело — стога сена, хозяйственные постройки, главное здание. Повсюду плавал едкий черный дым. Визжали лошади, раненые пытались ползти, но спасения не было. Вокруг поместья кипел бой. В часовне Стрендж заметил с полдюжины фресок, на которых были изображены святые — семи-восьми футов ростом, аскетичного вида. Изобразил их, очевидно, какой-то не очень искусный любитель живописец. У святых были длинные седые бороды и большие грустные глаза.

— Подойдут! — пробормотал Стрендж. По его команде святые сошли со стен, и, двигаясь как марионетки, пробрались меж рядов раненых к колодцу, расположенному во дворе. Здесь они принялись черпать ведрами воду и таскать ее в комнаты, где лежали раненые. Все шло хорошо, пока двое (кажется, святой Петр и святой Иероним) не загорелись. Они состояли только из красок и волшебства, потому сгорели очень быстро. Стрендж лихорадочно соображал, как выйти из этого затруднительного положения, когда осколок французской гранаты ударил по серебряному блюду и отбросил его в сторону ярдов на пятьдесят. Пока волшебник сбегал за блюдом, пока выравнивал вмятину, оставленную осколком, сгорели все святые. Раненые и лошади в стойлах погибали от огня и дыма. Других изображений на стенах в поместье не было. Чуть не плача от отчаяния, Стрендж проклинал ленивого художника.

Что же делать? В голове Стренджа промелькнула мысль: давным-давно Джон Аскгласс создавал из воронов великана — птицы сбивались в плотную стаю, образуя фигуру черного исполина, который мог выполнить любое повеление волшебника. Известны случаи, когда он создавал себе помощников из земли.

Стрендж вызвал видение колодца в Угумоне. Он поднял воду из колодца, и она встала фонтаном; потом, до того, как вода обрушилась на землю, он придал ей форму, отдаленно напоминающую очертания человеческого тела. Стрендж приказал водяному исполину броситься в пламя и пролиться на раненых. Он сумел потушить пожар в конюшне и спасти трех человек. Стрендж старался действовать быстро, но вода — субстанция, которая с трудом сохраняет форму. После часа упорного труда у мага голова шла кругом и руки дрожали от напряжения.

Между четырьмя и пятью часами дня на поле главного сражения что-то случилось. Стрендж поднял голову и увидел, что пехота неприятеля вышла из боя, и в атаку двинулась кавалерия французов. Она надвигалась сплошной сверкающей массой. Двенадцать шеренг по пятьсот конников в каждой скакали, сотрясая землю, под рев артиллерии союзников. «Неужели они не понимают, что сломить пехоту Веллингтона конной атакой невозможно? — думал Стрендж. — Все они погибнут». Британские пехотные полки уже строились в каре, кто-то кричал Стренджу, предлагая укрыться внутри построения. Совет был хорош, Стрендж так и сделал.

Из-за спин пехотинцев Стрендж следил за приближением конницы врага. Сверкали кирасы и каски, на пиках реяли красно-белые флажки. Казалось, кирасиры не принадлежат прозаическому XIX веку. От них веяло древней славой, которой Стрендж решил противопоставить древнее знание. Перед его глазами опять встали слуги Джона Аскгласса — великаны из воронов, гиганты из земли. Грязь под копытами лошадей начала вспучиваться и лопаться, из нее поднимались огромные руки, хватавшие коней за ноги, стаскивающие всадников. Упавших затаптывали свои же товарищи. Тут каре союзников грянули ружейными залпами. Конница смешалась, остановилась и начала откатываться назад.

Когда первый натиск кавалерии был отбит, Стрендж вновь обратился к своему серебряному блюду.

— Это вы волшебник? — спросил кто-то.

Стрендж обернулся и с удивлением увидел невысокого, круглого добряка в гражданском платье.

— О боже, вы кто такой? — спросил он.

— Меня зовут Пинк, — ответил тот. — Я коммивояжер фирмы «Уэлбек», производящей замечательные пуговицы в Бирмингеме. У меня для вас послание от герцога.

Стренджу, покрытому грязью и неимоверно уставшему, потребовалось время, чтобы понять собеседника.

— А где адъютанты герцога?

— Он сказал, что все убиты.

— Что? Хедли-Брайт убит? А полковник Каннинг?

— Боюсь, что не смогу сказать наверняка, — виновато улыбнулся мистер Пинк. — Я приехал из Антверпена вчера, чтобы увидеть сражение, а когда повстречал герцога, представился ему и не преминул рассказать о замечательных пуговицах Уэлбека. Он попросил разыскать вас и сообщить, что сюда спешит прусская армия, она уже добралась до Парижского леса, но дьявольски… — Мистер Пинк сделал паузу, смакуя солдатское выражение, — …дьявольски запаздывает из-за распутицы. Герцог просит вас создать для них дорогу от леса до места сражения. Вы сможете это сделать?

— Само собой, — ответил Стрендж, стирая грязь с лица.

— Я передам его светлости. — Коммивояжер помолчал, а потом доверительно спросил: — Как вы думаете, герцог закажет у нас пуговицы?

— Почему бы и нет? Ему, как и всякому человеку, они просто необходимы.

— Вы знаете, в этом случае мы сможем рекламировать себя как поставщиков его светлости герцога Веллингтона. — Он радостно улыбнулся. — Ну, что ж. Я удаляюсь.

— Да-да, удаляйтесь.

Стрендж создал дорогу для пруссаков, но впоследствии склонен был думать, что мистер Пинк, представлявший прекрасные пуговицы от фирмы «Уэлбек», ему просто привиделся[101].

Казалось, события повторяются снова и снова. Опять налетела французская кавалерия, и Стрендж укрывался внутри каре. Вражеская конница волнами билась о стены пехоты. Снова из грязи вставали чудовищные руки, хватавшие неприятельских солдат. Когда конница отступала, возобновлялся артобстрел, и Стрендж брался за серебряное блюдо, создавал водяных людей и тушил пожары в разрушенном Угумоне. Потом все происходило заново и ему начало казаться, что битва не завершится никогда, что она не начиналась, а длилась всегда.

«Пули и ядра должны когда-нибудь закончиться, — думал Стрендж, — и что же мы будем делать тогда? Рубить друг друга саблями и колоть штыками? Если все погибнут, кто будет считаться победителем?»

Все поле боя покрывал плотный полог дыма. Временами в нем появлялись разрывы, в которые можно было увидеть отдельные сцены жуткого спектакля: возле стен усадьбы Ля-Э-Сент французы наваливают тела павших товарищей, чтобы по ним добраться до засевших на крыше немцев…

Один раз атака французской конницы застала Стренджа вне каре. Внезапно прямо перед ним появился огромный кирасир на такой же огромной лошади. Первым делом Стрендж подумал: знает ли этот человек, кто перед ним? (Ему говорили, что вся французская армия ненавидит английского колдуна с лютой яростью истинных католиков.) Вторая мысль была о том, что пистолеты остались внутри каре.

Кирасир взмахнул саблей. Стрендж машинально произнес заклинание Стокси «Об исторжении души». Из груди кирасира вылетело нечто, похожее на пчелу, и опустилось на левую ладонь Стренджа. Однако это была не пчела, а крошечная горошинка, лучившаяся радужным сиянием. Вторая светящаяся горошинка легла на ладонь рядом с первой, покинув тело лошади. Животное взвизгнуло и встало на дыбы. Кирасир замер.

Стрендж поднял правую ладонь, чтобы прихлопнуть и кирасира, и его скакуна. И тоже замер.

«— Может ли волшебник убить человека с помощью магии? — спросил герцог.

И он ответил:

— Волшебник может, но джентльмен не станет.»

Откуда-то выскочил британский офицер на коне — из шотландских драгун — и одним ударом сабли раскроил кирасиру голову, так что клинок рассек череп, челюсти, подбородок и увяз в груди. Француз рухнул с лошади. Британец ускакал.