Птица не упадет - Уилбур Смит

— Человек, который устанавливает правила, может их менять, — ответил Шон, наливая в два больших бокала золотистый напиток и добавляя содовой из сифона. — Это правило я установил только что, — и он издал глухой довольный смешок, а потом продолжил: — Ну, мой мальчик, как бы там ни было, ты выбрал удачный день. — Он отдал один бокал Марку, а свой отнес к столу. — К тому же мне тоже нужно обсудить с тобой важное дело. — Сказав так, он сделал глоток, с явным удовольствием вытер губы, а потом, тыльной стороной ладони, и усы. — Поскольку я старше, справедливо ли будет, если мое дело обсудим первым?

— Конечно, сэр.

Марк с облегчением сделал глоток. Шон улыбался ему с нескрываемым удовлетворением.

Он разработал план, такой искусный и так точно соответствующий его нуждам, что сам отчасти благоговел перед божественным вдохновением, позволившим ему это. Он не хотел потерять этого молодого человека, однако понимал, что самый верный путь к такой потере — стараться удержать его.

— Когда мы были в Кейптауне, я дважды подолгу беседовал с премьер-министром, — начал он, — и с тех пор мы обменялись несколькими длинными письмами. Итогом стало решение генерала Сматса создать в составе моего министерства отдельное управление. Управление национальными парками. Конечно, потребуется провести законопроект через парламент, нам понадобятся деньги, но осмотр и оценку предполагаемых территорий я намерен начать немедленно, и мы используем эти сведения для дальнейшего развития нашего проекта…

Он говорил почти пятнадцать минут, зачитывал отрывки из писем премьер-министра и документов, рассказывал подробности обсуждений, детали плана, а Марк, забыв о бокале в руках, подался вперед в кресле и слушал, чувствуя, что решается его судьба, опасаясь вдохнуть, усваивая основы развертывавшегося перед ним грандиозного плана.

Шона увлекли собственные слова, он встал из-за стола и принялся расхаживать по желтому деревянному полу, жестикулируя, подчеркивая взмахами рук самое важное, потом вдруг резко остановился и повернулся к Марку.

— Ты произвел большое впечатление на генерала Сматса — той ночью в Бойсенсе и до того. — Он снова замолчал, а глубоко заинтересованный Марк не заметил хитрого выражения лица Шона. — И мне без труда удалось убедить его, что ты именно тот, кто нужен для этой работы.

— Какой работы? — нетерпеливо спросил Марк.

— Первая территория, на которой я сосредоточу усилия, — Ворота Чаки и долина реки Бубези. Кто-то должен отправиться туда и осмотреть ее, чтобы, обратившись к парламенту, мы знали, о чем говорим. Ты хорошо знаешь это место.

Марк вспомнил тишину и мир этого дикого уголка и почувствовал неутолимую жажду, как алкоголик.

— Конечно, когда законопроект пройдет через парламент, мне понадобится хранитель этой территории.

Марк снова медленно сел. Неожиданно его поиск окончился. Как большой корабль, наконец вышедший в плавание, он почувствовал, что лег на верный курс и ветер наполняет его паруса.

— Ну-с, а ты о чем хотел со мной поговорить? — заинтересованно спросил Шон.

— Ни о чем, — негромко ответил Марк. — Честное слово, ни о чем.

Лицо у него сияло, как у новообращенного в миг божественного откровения.

С самого детства Марк не знал счастья, подлинного счастья. Так человек, впервые узнавший о существовании крепких напитков, совершенно не подготовлен к их употреблению. Он впал в необычную эйфорию, переживая головокружительное возбуждение, которое вознесло его на такие высоты, о существовании которых он даже не подозревал.

Шон Кортни нанял нового секретаря, которому Марк должен был передать свои обязанности. Это был рано полысевший, не улыбающийся маленький человек в залоснившемся черным шерстяном пиджаке, старомодном целлулоидном воротничке. Он носил зеленый козырек над глазами и нарукавники, был всегда сосредоточен, молчалив и чрезвычайно деловит, и в Лайон-Копе никто и не думал называть его иначе, чем мистер Смотерс.

Марк должен был проработать еще месяц, чтобы познакомить мистера Смотерса с его новыми обязанностями; в то же время он должен был привести в порядок собственные дела и подготовиться к отъезду к Воротам Чаки.

Нечеловеческая деловитость и умение работать мистера Смотерса были таковы, что через неделю Марк почти полностью освободился от своих предыдущих обязанностей и получил время порадоваться своему новому счастью.

Только теперь, когда их передали ему, он понял, что тень высоких каменных столбов Ворот Чаки легла на всю его жизнь, они стали столпами его существования, и ему уже не терпелось оказаться там, в тишине и красоте этого места, создавая нечто вечное.

Теперь он понимал, что недавний водоворот чувств и поступков отвратил его от задачи, которую он себе наметил: найти могилу деда Андерса и разгадать тайну его гибели. Теперь все это вернулось, и жизнь Марка обрела смысл и цель.

Но это был лишь один из камней в фундаменте его счастья, на котором он мог возводить к головокружительным вершинам замок своей любви.

Подлинное волшебство выросло из невероятных мгновений в травянистом углублении на откосе над Ледибургом.

Его любовь, которую он нес тайно, как бремя, точно холодный и тяжелый камень, в одно колдовское мгновение расцвела, как брошенное в землю семя, и оказалась такой мощной, яркой, красивой и волнующей, что он не мог еще полностью осознать ее.

Они с Бурей так высоко ценили свою любовь, что старались, чтобы никто ни о чем не догадался. Они строили сложные планы, вступали в сговоры, готовили сложную сеть уловок и маскировки, чтобы защитить свое замечательное сокровище.

В присутствии третьих лиц они не разговаривали, даже не смотрели друг на друга, и необходимость сдерживаться так тяготила их, что, едва оказавшись наедине, они жадно набрасывались друг на друга.

Когда они были не одни, то все время и силы тратили на то, чтобы остаться наедине.

Они писали друг другу пламенные записки и передавали их под столом в присутствии Шона и Руфи; эти записки могли бы обжечь коснувшиеся их пальцы. Они разрабатывали коды и сигналы, находили укромные уголки и шли на страшный риск. Опасность делала пикантный букет любви и наслаждения еще более острым, и оба были ненасытны.

Вначале они отправлялись в тайные лесные уголки порознь и кружными путями, галопом проезжали последнюю милю и, явившись на место встречи, задыхающиеся и смеющиеся, обнимались еще сидя верхом на фыркающих и топающих лошадях. В первый раз они так вцепились друг в друга, что упали с седел на лесную постель из мертвой листвы и папоротников и отпустили лошадей. Пешее возвращение домой было долгим, особенно потому, что они цеплялись друг за друга, как пьяные, непрерывно хихикая. К счастью, лошади не добежали до конюшни, обнаружив поле люцерны, и их возвращение без всадников не встревожило конюхов. Тайна осталась нераскрытой, но после этого случая молодые люди стали тратить несколько секунд драгоценного времени на то, чтобы Марк стреножил лошадей.