Основание. Пятый пояс - Михаил Павлович Игнатов

старейшинами. То есть между мной и Седым с Рутгошем. Последнему загорелось назвать город Кузней или Наковальней. Нет, я всё понимаю, это очень красиво: семья Сломанного Клинка обрела город Кузню, где перекуёт Сломанный Клинок и возродит Небесный Меч. Очень красиво, очень сильно, но ведь нужно хоть немного думать головой, верно?

Тут до сих пор нет никакой уверенности, что показной разлад между остатками Ордена, уход их большей части и мои крики в городе Морлан, что бывшие орденцы слишком жадные и требуют слишком много мест старейшин, хоть кого-то обманут. Как и сегодняшнее напоминание об их «жадности» и заплаченной цене.

Зато есть уверенность, что фракция, в которой так много выходцев из распущенного Ордена Небесного Меча, всегда будет привлекать к себе излишнее внимание. Стражей, вилорцев, кланов Эрзум и Кунг, вообще всех, кто так или иначе ненавидел Орден или дружил с ним.

Но называть город Сломанного Клинка Кузней? Это же верх наглости. Но нет, Рутгош упёрся, спорил и со мной, и с Седым, драл глотку, нам вдвоём едва-едва удалось заставить его прислушаться к разуму.

Он, скрипя зубами, услышал нас и согласился, что это будет чересчур. Кузня — чересчур, Наковальня — чересчур, Гора Надежды — чересчур, Горн тоже слишком вызывающе.

Правда, буквально спустя две чаши вина, он отыгрался на мне, когда я предложил назвать город Безымянным. Ну да, повторение имени Призрака, но это же не значит, что нужно так орать. Не в честь Призрака же я город называю. Просто если мы намереваемся скрываться в ближайшие месяцы, то это ведь самое подходящее название, верно? Лучше было бы только назвать его Скрытым.

Как Рутгош орал, как он орал…

Видимо, что-то в моём взгляде сейчас мелькнуло при этом воспоминании, потому что Рутгош, как раз спускавшийся по ступеням на площадь, поднял бровь и толкнул ко мне мысль:

— Глава?

Я едва заметно качнул подбородком из стороны в сторону и развернулся.

Пора объявить о новом названии города всей семье.

Конечно, есть возможность, что соглядатаи не столь бедны, как Сломанный Клинок, и их нефриты Голоса гораздо лучше наших, могут донести сообщение даже в соседний Пояс, не заметив Каменного Лабиринта и проникнув даже через Великий Барьер Пояса. Но на этот случай вот-вот в городе будет использован запрет подобных нефритов, точно такой же, какой в своё время использовали Ян в своём городе.

Я толкнул мысль:

— Приступайте.

И услышал ответ:

— Слушаюсь, глава.

Вслух же я сказал:

— Сейчас старейшина Аранви дойдёт до Имперской Пагоды, и наша фракция будет официально создана и утверждена чиновником Императора. Поэтому я говорю вам: собратья, добро пожаловать в город Исток, город, который станет истоком силы нашей семьи.

Но все красивости рано или поздно заканчиваются, а затем начинается то, что, как оказалось, составляет суть главы фракции. Особенно, если эта самая фракция не имеет пока ничего, кроме руин вокруг и припрятанного в отдалении бесценного сокровища.

Первым ко мне подскочил Рагедон.

— Глава. За прошедшее время я осмелился зачислить в ряды стражи семьи тридцать одного идущего. Отобрал тех, кто хорошо проявил себя в учебных поединках. Теперь у нас есть десятники, старшие стражники и младшие стражи. Глава, — склонил голову Рагедон, — жду вашего решения.

Я изумился:

— Какого?

— Верно ли я поступил?

Вокруг находилось слишком много лишних ушей и глаз, поэтому дальше я перешёл на мыслеречь, тщательно её отмеряя.

— Рагедон, что за представление? Тебя что, успел сбить с пути Рутгош?

— Глава, — набычился Рагедон. — Я лишь ожидаю вашего…

Я перебил его:

— Мне откуда знать, верно ты поступил или нет? Ты старейшина стражи, ты должен решать подобные вопросы. Сам.

— Глава…

И снова ему не дали договорить, правда, на этот раз не я, а Бахар, мой советник, который как-то незаметно оказался рядом, остановился левей Рагедона и спросил:

— По твоему виду кажется, что глава тебя осадил? Угадал?

Я потребовал у него ответа:

— Что происходит, Бахар?

— О, — равнодушно отмахнулся тот, всем видом показывая, как он устал. — Ничего, что заслуживало бы малейшего внимания, глава. Просто кто-то слишком переживал о том, что вы задерживаетесь.

Рагедон выпрямился и процедил сквозь зубы:

— Покажи, кто не переживал. Может, ты?

— И я переживал, — не стал спорить Бахар, — Но мне хватило увидеть главу в здравии.

— Покалеченного.

— Глава сам немного лекарь. Сомневаюсь, что он не справится с этой небольшой проблемой.

— А если не справится? А если она большая?

Я глянул на одного, на другого и напомнил им обоим:

— Ничего, что я стою здесь?

Они и впрямь смутились, одновременно согнулись в поклоне:

— Глава, простите.

Но стоило им выпрямиться, как Рагедон упрямо спросил:

— Глава, насколько серьёзна ваша рана? Негодный младший Фель болтал о чём угодно, но даже словом не обмолвился, что вы ранены.

Я улыбнулся:

— Что же, теперь я знаю, что Фель знает, о чём можно болтать, а о чём нет.

Эти двое в этот раз даже не подумали смущаться, а советник Бахар и вовсе, словно не спорил только что с Рагедоном, ставя именно это ему в вину, вдруг сказал:

— Тем не менее, глава, вы должны понимать, что вопрос о вашей неожиданной ране сейчас занимает всех, кто прибыл. Лучше не давать слухам расти на пустом месте, лучше своими устами сообщить правду.

— Что, — жёлчно усмехнулся я. — Вот сейчас? На всю площадь?

Бахар устало вздохнул:

— Глава, я верну вам вопрос. Скажите мне, каким же образом лучше всего сообщить о своей слабости и проблемах?

— Слабости? — изумился я.

Но Бахар был безжалостен:

— Да, слабости. Привыкайте, глава. Вы теперь глава полноценной, пусть и беззвёздной фракции. Вы — лицо нашей фракции Сломанного Клинка. Ваша слабость — наша слабость. Повторю вопрос, как лучше всего сообщить о своей слабости семье?

Я зло зыркнул на него, потёр бровь. Отправил Седого прочь, думал, немного отдохну от наставников, наивный собиратель камней из Нулевого. Собравшись, ответил:

— Точно не сейчас. Сообщать подробности о ране на всю площадь не нужно.

Но Бахару этого оказалось мало и он тут же спросил:

— Почему нет?

— Потому что здесь есть лишние уши. Наёмники из Мечей и отрядов.

— И они… — не давал мне покоя Бахар.

— Говорить о ране при них — лишь усиливать свою слабость.

Бахар покривился:

— Формулировка ответа