Стрекоза в янтаре - Диана Гэблдон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я сжала виски. До утра ничего нельзя было сделать. Если утро наступит, а Джейми не вернется, я обойду друзей и знакомых. Кто-нибудь из них может знать новости или предложит помощь. Но сейчас, ночью, я бессильна, словно стрекоза, замурованная в янтаре.
Мои пальцы теребили одну из шпилек в волосах. Я нетерпеливо дернула ее и укололась.
— Ох!
— Сейчас, миледи. Я достану ее.
Я не слышала, как он подошел сзади, но почувствовала, как маленькие, проворные пальцы Фергюса коснулись моих волос. Он вытащил шпильку, украшенную орнаментом, и положил ее на столик. Помявшись, мальчик спросил:
— А другие вынуть, миледи?
— Спасибо, Фергюс, если тебе не трудно.
Он легко и уверенно вытаскивал шпильки, и густые локоны падали мне на плечи. Понемногу я успокаивалась.
— Вы волнуетесь, миледи? — спросил тонкий, ласковый голосок за моей спиной.
— Да, — ответила я, слишком устав, чтобы храбриться.
— Я тоже, — просто сказал он.
Последняя шпилька оказалась на столе, и я откинулась на спинку стула, закрыв глаза. Тут я снова почувствовала, как кто-то касается моих волос, и поняла, что Фергюс расчесывает их, аккуратно расправляя локоны.
— Вы позволите, миледи? — спросил он, почувствовав, что я напряглась. — Женщинам это обычно помогает, если они волнуются или расстроены.
Я снова расслабилась и закрыла глаза.
— Позволю, — сказала я. — Спасибо. — Потом вдруг спросила: — Каким женщинам, Фергюс?
Последовало минутное колебание, будто потревожили паука, плетущего сеть, и Фергюс снова осторожно начал перебирать пряди волос.
— Это там, где я когда-то жил, миледи. Я не мог выходить, пока там клиенты, но мадам Элиза разрешала мне спать в чулане под лестницей, если я буду вести себя тихо. К утру, когда все мужчины расходились, я вылезал оттуда, и женщины иногда давали мне что-нибудь поесть, а я помогал им: застегивал белье — они говорили, что я лучше всех это делаю. — В голосе его звучала гордость. — Ну и волосы им расчесывал, когда просили.
— Мм…
Легкий, равномерный звук расчески гипнотизировал. Часы стояли, времени я не знала. Но тишина за окном свидетельствовала о том, что действительно было очень поздно.
— Как ты попал к мадам Элизе, Фергюс? — спросила я, с трудом подавляя зевок.
— Я там родился, миледи, — ответил он.
Расческа стала двигаться медленнее, и его голос сделался грустным.
— Я всегда хотел узнать, кто из женщин моя мама, но так и не узнал.
Дверь в гостиную распахнулась, и я очнулась от сна. В сером утреннем свете стоял Джейми, бледный, с покрасневшими от усталости глазами, но с улыбкой на лице.
— Я боялась, что ты не вернешься, — прошептала я, сжимая его в объятиях.
Его волосы пахли дымом и свечным жиром, одежда была в беспорядке. Но он был такой теплый и надежный, что мне стало безразлично, чем пахнет голова, которую я прижимала к груди.
— Я тоже боялся, — сказал он приглушенным голосом.
Я почувствовала, что он улыбается. Его руки еще крепче сжали мою талию, затем разжались. Он слегка отстранился, чтобы рассмотреть мое лицо, и убрал волосы у меня со лба.
— Боже, какая ты красивая, — тихо сказал он. — Усталая и невыспавшаяся, с распущенными волосами. Милая моя. Ты просидела здесь всю ночь?
— Я была не одна.
Я кивнула на Фергюса, который спал на ковре у моих ног, свернувшись калачиком и подложив под голову диванную подушечку. Он пошевелился во сне. Розовые, пухлые губы приоткрылись, как у ребенка. Он, в сущности, и был еще ребенком.
Джейми положил свою большую руку ему на плечо.
— Молодец, парнишка. Ты хорошо защищал свою госпожу. — Он поднял мальчика на руки. — Ты хороший парень, Фергюс, и ты заслужил отдых. Я отнесу тебя в кровать.
Глаза Фергюса удивленно открылись, он кивнул Джейми и, успокоившись, опять закрыл их.
Когда Джейми вернулся в гостиную, я уже успела раздвинуть занавески и разжечь огонь в камине. Он сбросил рваный плащ. На нем все еще был вчерашний вечерний костюм.
— Возьми.
Я подала ему бокал вина, и он, стоя, выпил его в три глотка, опустился на маленький диван и протянул мне пустой бокал.
— Не налью ни капли, пока не расскажешь, что происходит. Ты не в тюрьме — я могла бы предположить, что все в порядке, но…
— Не все в порядке, англичаночка, — прервал он меня. — Но могло быть и хуже.
Выслушав мнения за и против, большая часть которых состояла из повторения мистером Хоукинсом своих первоначальных впечатлений, судья, которого вытащили по такому случаю из теплой постели председательствовать на этом процессе, с раздражением вынес следующее постановление. В связи с тем, что Алекс Рэндолл является одним из обвиняемых, он не может рассматриваться как непредвзятый свидетель. То же самое можно сказать и обо мне как о жене и возможной сообщнице другого обвиняемого. Мурта, по его собственным показаниям, был в бесчувственном состоянии во время нападения, а ребенок Клодель не мог быть признан в качестве свидетеля ввиду его малолетства.
Таким образом, заключил судья, устремив злобный взгляд на гвардейского капитана, единственной персоной, способной пролить свет на происшествие, является Мэри Хоукинс, которая в настоящее время, ввиду своего состояния, не может этого сделать. Следовательно, все обвиняемые должны быть отправлены в Бастилию и оставаться там до той поры, когда можно будет взять показания у мадемуазель Хоукинс. Месье капитан мог бы догадаться об этом и сам.
— Тогда почему же ты не в Бастилии? — спросила я.
— Месье Дюверни-старший поручился за меня, — ответил Джейми, притягивая меня к себе. — Во время всего представления он сидел в углу, ощетинившись, как еж. После того как судья вынес решение, он встал и заявил, что ему довелось несколько раз играть со мной в шахматы и он считает невероятным мое участие в таком бесчестном деянии.
Джейми прервал свой рассказ и пожал плечами.
— Ты ведь знаешь, как он бывает красноречив. Его идея состояла в том, что человек, который может обыграть его в шахматы шесть раз из семи, не станет заманивать девушек в свой дом и бесчестить их.
— Очень логично, — заметила я. — Думаю, на самом деле он опасался, что, если тебя упекут в тюрьму, ты больше не сможешь играть с ним в шахматы.
— Наверное, так оно и есть, — согласился Джейми, потянулся, зевнул и, с улыбкой глядя на меня, добавил: — Как бы то ни было, а я дома, и меня не так уж волнует, почему это стало возможным. Иди ко мне, англичаночка.
Он усадил меня к себе на колени
