Некроманты, алхимики и все остальные - Яна Алексеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обернувшись, приказала резко, обращаясь к Мартэ и не обращая внимания на жреца, тихо отступившего в сторону:
– Поднесите домовой камень.
Двое стражей, замерших за порогом, медленно выступили вперед, почтительно внося внутрь широкую каменную доску, и опускаются на колени передо мной. Тишина становится еще более тяжкой, сумрачной и дремотной. На доске лежал небольшой матово-черный, поблескивающий в свете лампад, камень. По нему пробегали темно-синие волны. Казалось этот поглощающий свет сгусток тьмы живой, дышащий организм. Я подняла его, ибо только тот, кто плоть от плоти основателя рода, может коснуться домового камня. Покачав в ладонях, поднесла к губам, подышала на него, наблюдая за тем, как цвет меняется на светло-голубой.
Прошептала, присев на край кровати, и поднесла тяжелый, как кандалы смертника, камень супругу. Да, уже супругу…
– Положи руку на него… и повторяй, – прошептала, надеясь на его доверие. Ведь это основа всего. – Я Кэрдан Лэсс Ромиш…
– Я, Кэрдан Лэсс Ромиш…
– Приношу сему дому клятву верности и обещаю…
– Приношу сему дому клятву верности и обещаю…
-Сохранять традиции и нести процветание любым доступным мне способом…
-Сохранять традиции и нести процветание любым доступным мне способом…
– Заботиться о слугах и жителях острова и следовать законам Ожерелья.
– Заботиться о слугах и жителях острова и следовать законам Ожерелья.
Камень на миг заалел, и под ладонью мужчины проступили знаки Дома. Руны сплелись в сложный узор, мигнули и погасли. Поверхность камня зазолотилась, под нашими ладонями он потеплел и запульсировал в ритме сердца.
По комнате пронесся облегченный вдох, поколебав пламя свечей и разогнав дым, застилающий комнату. Риин разжала судорожно стиснутые руки. Отныне… и до смерти саеш бусины Тьелегринов Ситар – Кэрдан Ромиш! Жрец торжественно провозгласил, расправляя плечи:
-Отныне нарекаю тебя, саеш острова Ситар родовым именем Тьелегрин. Береги честь его и не посрами славных предков.
Служка, тот, что сосредоточенно хмурился, извлек из кожаной, расшитой бисером, сумы толстенную храмовую книгу, перелистнул плотные хрустящие желтоватые страницы, мелко-мелко исписанные старинными рунами. Второй поднес стеклянную чернильницу с белоснежным пером. Эртэ, осененный богами, сделал соответствующую запись темно-алыми чернилами, замешанными на крови. Сейчас уже не людской, а птичьей. Раньше ради таких записей убивали младенца…
Жрец захлопнул книгу, по-старчески хрупнул пальцами и, пристально глянув на меня, направился к выходу. Его специально предупредили, что церемонию не стоит затягивать. В дверном проеме произошла заминка, когда из рук Никласа в его ладонь перешел увесистый мешочек с оговоренным вознаграждением. Четыре последних крупных черных жемчужины из приданого матери и два резных перламутровых амулета-медальона. Выйдя за дверь, он сгорбился под тяжестью одеяний, и двое молодых ребят подхватили его под руки, дабы препроводить к столу, спешно накрытому в центральном доме. Запахи копченостей и варений тревожили меня все утро, раздразнив аппетит, но церемонию должно было проводить на голодный желудок, так сказать, после малого очищения.
– И что же дальше? – спросил Ромиш, наблюдая за тем, как один за другим свидетели потянулись к выходу. Они будто плыли сквозь туман, разгоняя дым легкими взмахами рук, позвякивая украшениями. Лампадки одна за другой гасли… Мой супруг пристально наблюдал за ними. Что он видел?
Наблюдая за собой будто со стороны, подошла к каменному подносу и пристроила в центр домой камень, до того рассеянно лелеемый в ладонях. Рукам стало почему-то холодно, и я обняла себя за плечи, понимая… что? Что впервые испытываю страх…
Мартэ, обернувшись в дверях, ободряюще улыбнулась, сестра весело тряхнула головой и ускакала вниз, не оглядываясь. Скрабезную шуточку Никласа, выданную тихим, пьяным шепотом, мой… муж, надеюсь, не расслышал. Я разъяренно фыркнула, торопливо шагая к окну и распахивая раму. Свежий морской ветер ворвался в помещение, разгоняя дурман, и в крови, и в воздухе.
– Согласно традиции, сейчас должен состояться пир… – обернувшись, сбросила на пол тяжелое, расшитое одеяние, оставаясь в легком платье. Ромиш ослепительно улыбнулся, протягивая руку. Как странно я себя ощущаю, доверив доверившись…
– Но по понятным причинам я на нем присутствовать не смогу.
– Увы и ах, – отстегивая покрывало, сожалеющее хмыкнула, и отбросила его, делая еще один шаг. Черная ткань легла на пол красивыми волнами, – но и это предусмотрено. Не желаете ли что-нибудь отведать, мой господин?
И указала на столик в дальнем углу, скрытый в глубокой тени. За всеми моими словами скрывалась беспомощная растерянность. И мужчина это понимал, а потому просто выжидал, укутавшись в покрывало, как в плащ и откинувшись на подушки. На его лице играли тени, то очерчивая его синим, то вызолачивая смуглую кожу… Красиво.
– Нет ли там вина? Развернувшись, подхватила глиняную бутыль и улыбнулась.
– Есть. Морское темное с Рессы… мой господин.
– О, – уважительно склонил голову Ромиш, рассматривая печать на горлышке. Легко провел по воску, задев мои пальцы. По коже пробежали мурашки. – Откуда?
– Догадайтесь, – я улыбнулась торжественно.
– Действительно, о чем это я? Благосостояние островов Ожерелья строится на грабеже.
– Именно…
Разлив густое алое вино по старинным бокалам из стекла с искрой, с поклоном подала один супругу и лорду. А он придержал меня за руку, взглядом велев присаживаться рядом. Вспомнив, как ластилась к нему ночью, предлагая себя и остров, нахмурилась. Так… унизительно. Но в глазах Ромиша было только уважение и… что-то мне непонятное, странно-теплое.
Бокалы звякнули, соприкоснувшись ободками, и тихо прозвучало традиционное «За удачу». Пригубив терпкую, сладковатую жидкость, замерла, пытаясь решить, что делать дальше. Но голос мужчины пробился сквозь дурман санхайи, бродящий в крови:
– Теперь же, дражайшая Айна… вы ведь позволите мне так вас называть?… нам следует сделать наш брак состоявшимся, окончательно и бесповоротно…
– Сейчас? – голова категорически отказывалась работать, а вот тело… испуганно отпрянуло, напрягаясь, – А вам не повредит… все же раны достаточно серьезны…
– У меня болит нога, а не…– Кэрдан хмыкнул, забавляясь, – к тому же дела вряд ли позволят нам заняться этим в последующие дни.
– Да, дела… – заботы будущего на миг заполонили сознание, но тут же исчезли под внимательным, заинтересованным взглядом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
