Карфаген должен быть разрушен - Ричард Майлз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
114
Lancel (1995, 102–109) полагает, что описания ранних экспедиций вдоль нынешнего марокканского побережья основаны на действительных исторических событиях, а более поздние повествования о путешествиях в западную субсахарскую Африку являются литературным вымыслом.
115
Desanges 1978, 85: «On ne peut au Périple arracher son revetement grec, sans en estomper les detours jusqu'a l'inanite» (перевод Ланселя, 1995, 108).
116
Канарские острова упоминает нумидийский царь Юба II (25 до н.э. — 25 н.э.). Его географические познания основаны главным образом на пунических источниках (Pliny NH 6.37).
117
Геродот (4.43) упоминает более позднюю и безуспешную попытку обогнуть морем всю Африку, предпринятую персом Сатаспом. Плиний («Естественная история», 5.8) также указывает, что главной целью экспедиции было обойти вокруг африканского материка. Об этом же писал Помпоний Мела (Pomponius Mela 3.93).
118
Греки и римляне называли всех черных африканцев эфиопами.
119
К примеру, в Мотии, древней финикийской колонии на Сицилии, тофет был значительно расширен, обнесен стеной и дополнился святилищем.
120
Это прежде всего отмечено на Сардинии, где количество аттической керамики возросло вчетверо на протяжении V столетия (Tronchetti 1992, 364–377).
121
Другие исследователи усматривают в этом признак аристократической привилегированности. Bordreuil & Ferjaoui (1988, 137–142) анализируют надпись, найденную в Тире и содержащую упоминание «сына Карфагена», и письмена, обнаруженные в Карфагене с упоминаниями «сынов Тира». По мнению исследователей, эти формулировки отражают скорее всего происхождение индивида, а не правовой статус. Некоторые чужеземцы удостаивались определенных прав на основе принадлежности к гражданству пунического или финикийского города-государства.
122
Разнообразием особенно отличались амфоры. О погребальном финикийском убранстве на Сардинии: Fletcher 2006, 175–185.
123
На стелах в некоторых западных финикийских городах, таких как Мотия и Таррос, обнаруживаются явные стилистические параллели с Карфагеном. Им присущи простые дизайны мотивов, изображенных символически, а не репрезентативно, к примеру, бетили (священные камни), алтари или контуры бутылей. В архитектурном отношении в этих городах также заметно сильное египетское влияние и использование циппусов, вотивных памятников, исполненных в виде тронов (ibid., 74–77). Графика стел в Сульцисе (Сульхе) и Монте-Сираи иная: они декорированы мотивами, изображенными в реалистическом стиле. Однако трудно сказать, Карфаген оказал влияние на сардинские и сицилийские города или наоборот. Налицо стилистические связи между Мотией и Тарросом: в частности, очевидна популярность мотива женской фигуры, прижимающей к груди религиозный знак или артефакт. Такие изображения не обнаружены в Карфагене (Mosca-ti 1986, 78–79). Эпиграфические свидетельства указывают на то, что между финикийцами на севере Сардинии и финикийским городом Китионом на Кипре поддерживались тесные связи. В древнейшей финикийской надписи, найденной в Западном Средиземноморье, упоминается, что Китион был метрополией для сардинского города Нора (Krahmalkov 2001, 5).
124
Примечательны упоминания этнических групп, образовавшихся при смешении финикийских и пунических пришельцев с местным населением в Африке, Испании и на Сардинии. О культурной гибридизации в пуническом мире: Van Dommelen 2006.
125
Эту идею сформулировал Ричард Уайт в исследовании взаимодействия и сосуществования западных поселенцев и аборигенов в регионе Великих озер Северной Америки в конце XVIII — начале XIX века (White, 1991). Аналогичную модель использовал историк античности Ирад Малкин в исследовании архаического Средиземноморья (Malkin 2002, 151–153; 2005, 238–239).
126
Некоторые исследователи считают Цида богом-основателем Сидона (Bernardini 2005, 131).
127
В этом отношении Антас не был уникальным местом в пуническом мире. В Тас-Силге, святилище богини Астарты на Мальте, тоже отражен симбиоз с местным женским божеством.
128
Утверждается, будто одна особенно известная статуэтка, обычно ассоциируемая с Цидом, на самом деле изображает Баал-Хаммона. Однако существует достаточно изображений Цида в облике божества воителя-охотника (Amadasi Guzzo 1969, 99).
129
Несмотря на расширение сети торговых факторий и создание новых поселений, Карфаген не стремился к тому, чтобы не допустить греков в Южную Испанию. Торговые фактории, если их покидали карфагеняне, быстро занимали фокейские греки с эгейского побережья Малой Азии, основавшие колонию в Эмпории, теперь носящей название Коста-Брава, на северо-востоке Испании (Dominguez 2002, 72–74).
130
Даже менее развитые туземные общины по мере роста благосостояния испытывали на себе влияние греческой культуры. В этот период в Монте-Ято появился еще один храм с греческими атрибутами. В VI веке особенно разросся город Сегеста на западе острова, где местная знать завладела институтами власти и управляла финансами. Тесные торговые и культурные связи сегетской элиты с эллинистическим миром подтверждаются значительным количеством найденной греческой керамики (включая 2300 черепков с греческими письменами). В других туземных поселениях влияние греческой культуры менее заметно. В Монте-Полиццо, где обитало в лучшие времена до тысячи человек, тоже обнаружены признаки греческого влияния в архитектуре и керамике, но не столь очевидные и многочисленные (Morris et al. 2001, 2002, 2003); De Angelis 2003, 107–110). Степень и характер приобщения туземного населения к финикийской или греческой культуре варьируются довольно значительно (Hodos 2006, 89–157).
131
Диодор (5.9) ничего не пишет о совместном войске финикийцев и элимцев, но сообщает о том, что колонисты из Книдоса сами вовлеклись в конфликт между сегестянами и селинунтцами. Krings (1998, 1–32) находит в обоих текстах детали, которые подвергают сомнению версию о том, что данный эпизод послужил причиной напряженных отношений между финикийцами/пунийцами и греками. Однако они в любом случае не опровергают сообщение Павсания о совместных действиях финикийцев и элимцев.
132
Несмотря на недостаточность археологического материала, можно утверждать, что уже в VII веке Карфаген поставлял в Этрурию предметы роскоши. В свою очередь, этруски экспортировали в Карфаген в значительных количествах буккеро — черную керамику. Карфаген ввозил этрусскую бронзовую утварь и посуду вплоть до III века. Практически отсутствуют свидетельства, которые подтверждали бы академические предположения о посредничестве греков в торговле между этрусками и карфагенянами. Важно отметить, что Этрурия не была политически едина. Карфаген поддерживал дипломатические отношения по крайней мере с двумя большими царствами — Тарквинией и Цере. О тирренской торговле в архаический период: Gras 1985.
133
Буккеронеро — черная керамика.
134
Возможно, это была «визитная карточка» или бирка к партии товара (Lancel 1995, 86–86; Macintosh-Turfa 1975, 177).
135
По мнению некоторых исследователей, письмена на третьей табличке исполнены не на пуническом, а на кипрском финикийском языке, и архитектурный декор храма напоминает стиль финикийского Кипра. Возможно, речь идет о выделении в уже действующем этрусском храме особого места для общины финикийских торговцев, переселившихся с Кипра (Gibson 1982, 152–153; Verzar 1980). Об академической дискуссии по поводу табличек: Amadasi Guzzo 1995, 670–673. С учетом тесных связей между Карфагеном и финикийским Кипром и политического альянса Карфагена с этрусскими царствами в данный период можно предположить, что это были пунийские купцы либо те и другие.
136
Aristotle (Pol. 3.5.10–11) упоминает «соглашения о завозе товаров, обязательства не наносить вреда друг другу и писаные статьи об альянсе» между карфагенянами и этрусками.
137
Krings (1998, 159–160) резонно не считает события вокруг Алалии частью более масштабного средиземноморского конфликта между карфагенянами и греками.
138
Предполагается, что этот договор также способствовал закупкам римлянами зерна в пуническом секторе Сицилии, когда Рим испытывал острую нехватку продовольствия в V веке.
139