Немецкая романтическая повесть. Том II - Ахим Арним

Роман Тика Странствованья Франца Штернбальда восстановил архаический добуржуазный стиль сюжетосложения.

В основе лежит религиозная «гармония субъекта и объекта», идея внешней помощи, счастливой зависимости героя, которому добродушный промысл сочувственно кивает. Религиозная концепция такого сюжета может быть формально ослабленной, фабульное поле может быть дано и без открытого феодально-католического освещения, но оно тем не менее присутствует в дали.

Как бы ни были правдоподобны отдельные фабульные «случайности», с какой бы степенью вероятности ни были разыграны счастливые удачи, все эти случайности в фабуле систематизируются и поэтому восходят к некоторой неподвижной идее потустороннего усмотрения, к идее организации событий, зависящей не от деятельности человека, но от сил, которые «там».

Новеллы Людвига Тика, особенно поздние, как постоянный признак имеют именно такое направление фабулы — направление от «внешнего благоприятствования».

Такова же и отличительная характеристика новеллы Эйхендорфа.

От действительности абстрагируются все ее трудности, ее содержание. Любопытно, что в новелле улетучился экономический быт, улетучились бюджетные статьи героя, низкие и трудные заботы «питающего сословия» (Nährstand), как выражался о бюргерах Арним. Герой Эйхендорфа со скрипкою в руках прошел от Вены до Рима и обратно. Кошелек был при нем только однажды, на одном только перегоне.

У Эйхендорфа сказочность («красота», «поэзия», как говорит Адольф Шелль) возникает вместе с освобождением от экономики, от бюргерски точного взгляда на вещи.

Эйхендорф далеко зашел в сказочной абстракции. Один момент действительности он тем не менее оставляет так, как есть, не «претворяет». Это — сословный вид общественных отношений. Расстояние между Римом и Веной может сколько угодно укорачиваться, — между графиней и крестьянином оно остается реальным и твердым и сказочным опытам не подлежит.

В рассказе есть такие минуты, когда «народный герой», по мнению читателя, мчится к социальному чуду, к женитьбе на графине. Эйхендорф прекращает читательские иллюзии: женитьба состоится, только жена не графиня, а скромная воспитанница. Герой по ошибке принял свою прекрасную даму за носительницу высокого титула.

Самые поразительные приключения — дорога в замок, жизнь в замке, оказывается, выпали герою по ошибке. Ошибка тоже произошла из-за неучета звания и сословных отличий.

У Эйхендорфа протрезвление рассказа, сведение фабулы к реальной вероятности и начинается и кончается тем, что «сословная, ранговая» действительность авторитетно о себе напоминает.

Народный герой будет зятем того самого благоразумного швейцара, который всегда был ему так противен. Графиня — для графа.

И когда Эйхендорф сводит сказку к ее реальным мотивам, оказывается, что «дворянская правда» и дворянская проза беднее и печальнее бюргерской. Весь сказочный дым объясняется тем, что крестьянин был сонлив, беспечен и наивен и ничего не добивался, поэтому понравился добрым господам, и они поощряют его счастье; у него жена с приданым и виды на скромное домоводство. Довольно бродяжничать, придется прислушаться к советам старого швейцара. Тот знает, что и как.

«Народный рассказ» подведен под старую мораль о своей тарелке, о сверчке, который должен знать свой шесток.

Н. Берковский

Примечания

1

«Из глубины воззвал я к тебе, господи: господи! услышь голос мой!» (начало 129-го псалма). М. П.

2

Проклятие было несколько длинновато, но его следовало привести полностью, дабы, в случае если заявится где-нибудь такой слуга или такой солдат с подложными документами, каждый мог бы его распознать по двуличным его речам и послать его прочь.

3

О, жалкие болтуны об искусстве, заглушающие вечно пустыми перепевами греческой культуры глубокую жизнь нашей собственной своеобразной природы, к вам я, рассказчик, здесь обращаюсь. Вы, пожалуй, с высокомерным презрением отнесетесь к работе альрауна, но, клянусь вам, пустыми глазами смотрите вы на древние изваяния богов, пустота чувства выражается в тысяче ваших обветшалых слов по поводу них, и в дивных творениях древности видите вы гораздо меньше, нежели бедный малыш в своей полуоформленной глыбе; ибо тем, что она есть, она стала его руками, и, достигнув этого, он достигнет и большего. От вас же ничего не перешло к богам и от богов — к вам. Для вас художественно-живые изваяния богов — те же големы, и ежели я сотру слова на челе их, то вот они и распались в прах. Станете вы отрицать это? Хорошо! тогда создайте что-нибудь свое, такое, чтобы можно было поставить его в один ряд с теми статуями, не вызвав вашего же собственного смеха. Но нет! ваши руки бедны творчеством, а ваши уста обильны словами.

4

Запаса слов.

5

Фантаз — сын Морфея, бог сна (Греч. миф.). М. П.

6

Радуйся, царица. М. П.

7

Слава в вышних. М. П.

8

То-есть в ночь на 1 октября.

9

Как он красив! Д. У.

10

Слуги. Д. У.

11

Приедем на место. Д. У.

12

Рим. Д. У.

13

Говорите ли вы по-французски? Д. У.

14

Да, да, сударь! Д. У.

15

Бедняжка. Д. У.

16

Спокойной ночи! Д. У.

17

Бог. Д. У.

18

Сердце. Д. У.

19

Любовь. Д. У.

20

Ярость. Д. У.

21

Мошенник. Д. У.

22

Ненавижу невежественную чернь и сторонюсь ее. Д. У.

23

Рыбак рыбака видит издалека. Д. У.

24

Звезда от звезды разнствует во славе. Д. У.

25

Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. Д. У.

26

Утренняя заря — подруга муз. Д. У.

27

Маэстро. Д. У.

28

И добрый мир вкушает,

Кто дома пребывает. Д. У.

29

Идет сей муж достойный. Д. У.

30

Блажен тот муж достойный,

Кто в горнице спокойной

У печи пребывает

И добрый мир вкушает! Д. У.

31

Имеются в виду лозунги буржуазной революции.

32

О роли Фихте в философском развитии Клейста см. работу E. Cassirer — «Kleist und die Kantische Philosophie», в сборнике «Idee und Gestalt», Berlin 1924.

33

В указанной статье (сборник Idee und Gestalt) Кассирер очень точно проследил влияние кантовских идей, влияние Критики практического разума на все идейное строение последней и заключительной вещи Клейста — трагедии Принц Гомбургский.

34

Впрочем, в Abendblätter Клейст помещает статью о положении черных в Америке, где на основании книги Генри Болингброка описывает это положение как весьма благополучное и плантаторов как благодетелей. Здесь, видимо, имели значение англофильские настроения Клейста: для эпохи континентальной блокады в этом состояла обратная сторона французоедства. Клейст в этой заметке писал об английских неграх.