На пути в рай - Дэйв Волвертон

Земля подо мной дрогнула, взорвалось соседнее здание.

И всякий раз как я поднимал голову, чтобы перевести дыхание, Абрайра указывала на нового раненого, и я хватал свои вещи и бежал к нему. Постепенно мы приблизились к какому-то складу, здесь в подвалах лежали десятки раненых. Я занялся молодой девушкой, услышал скрежет и поднял голову.

Кто-то в зеленой защитной броне тащил раненую женщину в угол. Уложил ее и побежал за другими ранеными. Подоспел еще один компадре, снял шлем. Химера с деформированными ушами. Он порылся в моей сумке. Сказал, что его зовут Фаустино и он служил санитаром в полевом госпитале в Перу. Он работал очень хорошо. У него оказались быстрые и искусные руки.

Еще двое компадрес, неразличимые в защитной броне, стали подтаскивать раненых. Меня это очень удивило. Я вдруг понял, что возникает нечто вроде военно-полевого госпиталя, и скоро нас завалят ранеными.

Я слышал настойчивое «бум-бум-бум» в здании всего за три двери от нас по улице. Это было единственное место поблизости, где еще стреляли. Абрайра несла на плечах старика. Я подумал, что стреляющий добавляет нам много ненужной работы, и рассердился.

Я побежал к дому, откуда доносилась стрельба. Абрайра в это время вошла под арку большого промышленного здания, — и неожиданно все это здание вздрогнуло от взрыва. Подпрыгнуло в воздух — и развалилось. На Абрайру обрушились кирпичи и покореженные стальные балки.

Я бросился к ней. Под камнями Абрайры не видно. Я стоял, потрясенный, глядя на эту груду, потом начал растаскивать кирпичи. Прикинул, что их навалило слоем примерно в метр, и старался убирать их как можно быстрее. Поблизости продолжали стрелять.

«Когда откопаешь, она уже будет раздавлена, — подумал я. — Нужно спасать еще живых людей. Спасать тысячи». Я знал, что Абрайра не могла уцелеть под камнями.

Кинулся к большому куполу, где раздавались выстрелы, и даже на расстоянии услышал женские крики. Я вбежал внутрь. Купол оказался театром. Сквозь круглые окна под самой крышей лился свет, впереди располагалась сцена. В здании укрылась сотня женщин; и один человек в броне стоял у входа и стрелял в женщин из самострела, а они прятались за спинками кресел. У меня на глазах одна из женщин метнулась к запасному выходу, человек повернулся и убил ее. Действовал он с удивительной скоростью и уравновешенностью, точно и даже изысканно, погруженный в состояние мунэн, одновременно достигнув Мгновенности и Полного Контроля. Он стрелял по своим жертвам, словно это учебные цели, и делал это исключительно точно. Он символизировал все то, чему научили нас самураи. Женщины отчаянно кричали. Я крикнул:

— Muchacho! — и подбежал к этому человеку сзади. Он повернулся ко мне — я увидел, что это латиноамериканец, — потом снова принялся истреблять женщин. Я выбил самострел у него из рук и закричал: — Не нужно! — Он взглянул на меня, потом на ружье, словно хотел подобрать его.

Я стал расстегивать его шлем, кричал: «Не нужно!», хотел посмотреть, узнаю ли я его. Темноглазый человек средних лет. Для меня он безымянный. Лицо может принадлежать любому из тысяч знакомых мне рефуджиадос. Глаза его горели, он был покрыт потом мунэн.

Он ошеломленно смотрел на меня, не понимая, почему я на него кричу, как человек, очнувшийся от сна. Лицо его сияло восторгом. Неожиданно его взгляд сфокусировался, он увидел меня.

— Que glorioso! Как славно! — удивленно сказал он.

Снаружи звуки выстрелов стихли. Слышались радостные возгласы: наши люди осознали, что победили. И хоть меня тошнило от того, какими мы стали, в то же время я дрожал, сознавая, что мы приобрели целую планету. Я вышел наружу. Счастье, словно пот, сверкало на лицах моих товарищей. Я видел companero со снятым шлемом, с его волос стекала радость.

Я повернулся и побежал помогать раненым.

День тянулся бесконечно. Мы обрабатывали сотни раненых и переправляли их в больницу. Огромная работа, в которую постепенно было вовлечено около восьмидесяти человек. Город принадлежал нам, и ябандзинов к полудню согнали в огражденный лагерь. Гарсон провозгласил себя президентом Пекаря. Командование ОМП, находившееся на орбите, с радостью приняло нашу просьбу о вхождении в Объединенные Нации в качестве единого члена, и наше пребывание на планете было узаконено. Объединенные Нации предпочитают иметь дело со стабильным правительством, единым для всей планеты, независимо от того, чего это стоит населению. Захватив обе столицы, мы доказали, что являемся таким правительством, и получили признание: закон признает любое правительство, добившееся объединения планеты. Объединенные Нации счастливы, что мы прекратили распрю на Пекаре. И потому одобрили нашу победу.

Мы узнали, что ябандзины не смогли обеспечить себя огнестрельным оружием, потому что их фабрики оказались разрушены. Через несколько часов после того, как дирижабли ябандзинов вылетели сюда на подмогу, наемник по имени Овидио Гардоса с помощью амигос нагрузил челнок камнями. Потом со стороны моря подлетел к Хотокэ-но-Дза и на скорости 1500 километров в час ударился в промышленный комплекс Ро. Он погиб сам, но уничтожил и несколько сотен самураев, которые лихорадочно готовили там оружие. Все говорили об Овидио, и многие считали, что нужно почтить его героизм и назвать его именем город. Мне казалось, что Овидио — хорошее название для города.

В полдень подъехал Гарсон, он привез с собой в больницу Тамару, и она молча смотрела, как мы заботимся о ябандзинах. Я чувствовал, как она смотрит мне в спину, будто ворон.

Я наполнил ее сосуд для внутривенных вливаний. Она поблагодарила меня, но больше мы не разговаривали. Работая, я вдруг вспомнил, что на спине у меня по-прежнему лазерное ружье. Я достал из него образец плоти Перфекто и поместил в холодильник, а потом продолжал работать далеко за полночь. В полночь вернулся Гарсон и увез Тамару, обращаясь с ней так, словно она собака на привязи. Он негромко разговаривал с ней, рассказывая о своих планах немедленной депортации всех мужчин-японцев. Я работал, пока эмоционально и физически не выдохся совершенно, потом вышел на улицу и поискал место, где бы поспать.

Побрел к театру, где в последний раз видел Абрайру живой. Улица была хорошо освещена, и это меня удивило, потому что большая часть города оказалась разрушена. Никто не разбирал камней в груде, под которой лежит Абрайра, и я подумал, что это должен сделать ее амиго. Что случилось с Мавро, я не знал. Спина у меня болела, глаза устали, но я начал поднимать камни из зеленой пемзы.

Каждый камень большой, весит не менее пятидесяти килограммов, даже при здешнем уменьшенном тяготении. Я боялся увидеть Абрайру, боялся, что она будет изуродована до неузнаваемости. Но когда я снял большую часть камней, заметил тело старика, которого несла Абрайра, изломанное и изуродованное, а из-под трупа торчала рука Абрайры. Она светилась теплым платиновым светом, выделялись горячие и ясные вены.

Я отбросил еще несколько камней, и неожиданно вся груда зашевелилась, Абрайра раздвинула камни и посмотрела на меня. Лицо ее было окровавлено, во всем теле, казалось, не осталось ни одного живого места. Она с трудом приподнялась, и я помог ей выбраться из завала. Абрайра пошатнулась и опустилась на колени.

— Я… думал, что ты умерла, — сказал я.

Абрайра с презрением взглянула на рухнувшее здание, словно эти камни — ничтожные детские игрушки. В голосе ее звучало удивление. Она сказала:

— Может быть, я и человек, но не настолько же!

Я облегченно рассмеялся и помог ей добраться до больницы.

Следующие два дня Абрайра провела в больнице. Удивительно, но у нее треснули только два ребра. Очевидно, усовершенствование коллагена сделало ее кости более гибкими. Я готов был поклясться, что только медуза способна выдержать такое избиение. Я расспросил ее, и она сказала, что главную энергию удара принял на себя ябандзин, которого она несла, и «кирпичи просто показались ей немного тяжелее обычного».

Мы встретились утром с Мавро, отыскали тело Перфекто и похоронили его на кладбище. Потом я работал в больнице как вол, радуясь забвению, приходящему с работой.

Гарсон большую часть времени посвящал восстановлению обороны города. Большой контингент наемников был отправлен в поселки «Мотоки», оттуда жителей дирижаблями перевозили на отдаленный остров, впоследствии им предстоял перелет на Землю. Наши люди по-прежнему опасались мести: выстрелов снайперов, бомб в зданиях. У границ города были в первые же два дня задержаны пятьдесят боевых машин с самураями — и подданными корпорации «Мотоки», и ябандзинами; все самураи хотели добраться до Гарсона, с этой целью они в бурю пересекли большую пустыню.

В том, как наемники держались группами у лагерных костров по ночам и не снимали броню даже на отдыхе, виден был страх. И как только наши пациенты в больнице приходили в себя, Гарсон переправлял их на юг. «Пусть ябандзины сами заботятся о своих, — говорил он. — Надо же чем-то занять их». И это, несмотря на то, что большинство женщин захваченного города относилось к нам как к суперменам, биологически и культурно превосходящим их.