Политические партии - Морис Дюверже

На уровне правительства влияние численности также очевидно: чем больше входящая в альянс партия, тем больше ее давление внутри него. Партия радикалов вплоть до 1936 г. играла роль настоящего лидера в блоке левых, поскольку была самой крупной партией коалиции. В 1936 г. лидерство оказалось в руках партии социалистов, поскольку она перешла на первое место. Отметим весьма явный примат парламентского измерения над избирательным: ведь с точки зрения последнего радикалы утратили первенство с 1932 г. (1.836.000 голосов против 1.956.000 у социалистов). Преобладание в альянсе имеет существенное значение: нередко полагают, что партия, возглавляющая коалицию, должна брать на себя и председательство в правительстве. Чтобы оправдать отказ от участия в правительстве до 1936 г. и изменение своей позиции с этого времени, социалисты проводили четкое различие между своим участием в радикальном правительстве и участием радикалов в социалистическом. Разумеется, лидерство более многочисленной партии в правительственных альянсах отнюдь не составляет общего и абсолютного правила; эту базовую тенденцию необходимо учитывать вместе со множеством других. Известную роль здесь играет и амплитуда разрыва между членами альянса: если она невелика, руководство более многочисленной партии становится проблематичным. Имеет также значение структура и природа более сильного из союзников: так, в 1946 г. народные республиканцы и социалисты отказались участвовать в трехпартийном правительстве, поскольку в соответствующем альянсе доминирующей партией были коммунисты.

Но в самой значительной степени противодействие лидерству наиболее сильного из членов альянса зависит от взаимной диспозиции союзников. Как уже было показано, в избирательных альянсах имеется тенденция к доминированию наиболее радикального из союзников, а в правительственных — наиболее умеренного. Эти факторы естественно пересекаются с теми, которые порождаются соответственной численностью партий, связанных коалицией. Иногда и меньшая из них может оказаться перед необходимостью взять на себя бремя правительственных обязанностей — в силу своей более умеренной позиции. В общих чертах можно было бы наметить «кривые неравенства» внутри альянсов: в периоды, предшествующие выборам и следующие за ними, ведущей выступает экстремальная партия; чем дальше от них, тем больше она теряет влияние в пользу более умеренной — под воздействием управленческих реалий. Это соответствует циклам легислатур в коалиционных режимах: демагогия в начале и в конце, большая консервативность в среднем периоде. Схема эта, разумеется, весьма общая, и пересечение многочисленных и многообразных обстоятельств порой существенно преобразует ее — иногда почти до полного исчезновения. Если взять продолжительные отрезки времени, то окажется, что в конце концов доминирует в альянсе наиболее умеренная партия: экстремал оказывается просто вынужденным поддержать на парламентском уровне известное число мер, противоречащих его позиции, точно так же, как на избирательном уровне он поддерживает движение, противоречащее его динамизму. Если он от этого отказывается, союз рушится; если же подчинится, то альянс в конечном счете примет достаточно спокойную и сдержанную окраску. Эта общая тенденция объясняет постепенно нарастающую умеренность СФИО в Третьей и Четвертой республиках; Другие европейские социалистические партии, по-видимому, в силу тех же самых причин следуют этим же путем. Разумеется, диалектика альянсов — не единственный фактор указанной трансформации. Здесь играют свою роль и множество других, особенно динамика социальной инфраструктуры партии. Вместе с тем предстоит еще выяснить, стала ли партия более умеренной, потому что обуржуазилась, или она потому и обуржуазилась, что стала более умеренной? Функционально или каузально это отношение? При всех обстоятельствах то влияние альянсов на партии, которое мы здесь описали, представляется не вызывающим сомнений.

Такое усреднение партий крайнего толка в ходе альянсов еще более четко выражено в том случае, когда в силу своей численности они официально выдвигаются на руководящую роль в рамках коалиции. Ведь тогда они должны обеспечивать власть, и им самим приходится занять ту осторожную и умеренную позицию, которой требует ее отправление. В силу своего веса и положения правящей партии они руководят альянсом; в силу своей деятельности они равняются на своего умеренного компаньона. Именно эта диалектика помогает объяснить эволюцию скандинавской социал-демократии в 1919–1939 гг. Какова бы ни была позиция членов альянса, многопартийные альянсы чаще всего кончают тем, что принимают стиль и программу наиболее умеренной партии; экстремизм другой постепенно сглаживается, шлифуется, изнашивается в ходе исполнения правительственных обязанностей, тем более что она еще и равняется на своего компаньона. Постепенное сглаживание крайностей экстремальных партий8 в правительственных альянсах противостоит, таким образом, скольжению общественного мнения и партийных систем влево и нередко и конечном счете нейтрализует его: избиратели смещаются в сторону партий левой, но сами партии левой сдвигаются к центру; эти видимые перемещения на деле оборачиваются тем, что все остается на месте. Чтобы избежать доминирования более умеренной партии, альянс должен пребывать в парламентской оппозиции: такие коалиции меньшинства подчинены обычно власти самой экстремальной партии. И им вовсе не приходится разрываться между избирательной демагогией и правительственной умеренностью, поскольку вериги власти им неведомы: оппозиционная демагогия естественно следует там за демагогией избирательной, поскольку вся выгода от той и другой достается самой «крутой» партии. То же самое, как уже говорилось, характерно и для революционных периодов: самая крайняя партия имеет тенденцию доминировать в альянсе — руководит ли она правительством. только участвует в нем, поддерживает его или находится в оппозиции к нему. Ведь принцип революционного правления прямо противоположен принципу правления нормального: речь идет не о том, чтобы поддерживать компромиссное равновесие, стараясь согласовать разнонаправленные интересы (миссия обычно нелегкая и неблагодарная), а о том, чтобы ускорить пришествие нового порядка, ибо лишь он один лишь способен создать новое равновесие после крушения старого режима. Реализм требует здесь уже не умеренности, а непримиримости. Отсюда следует, что экстремальная партия, желающая сохранить свою чистоту, должна оставаться в оппозиции и покидать ее лишь для того, чтобы участвовать в революции или помочь ее развязать. Вместе с тем тормозом тенденции к умеренности, имеющей место в любой правящей коалиции, может служить и внутренняя структура партий.

В тройственной коалиции отношения между участниками несколько иные. В этом случае партия центра естественно играет роль третейского судьи. Во Франции во времена трехпартийности очень сильны были позиции социалистической партии, хотя она и была самой слабой из союзников; после изгнания коммунистов и выхода на политическую арену «третьей силы» ее авторитет пошел на убыль. Но эта тенденция, по-видимому, не столь определенна и менее всеобща, чем предыдущая: внутри «третьей силы» влияние МРП в 1947–1951 гг. постоянно падало в пользу радикалов и умеренных — соответственно освобождению членов альянса от крайностей. Общая политическая направленность задавалась не центристской партией коалиции, а парламентским центром, то есть крайне правыми в коалициях левой и крайне левыми в коалициях правой. О деэкстремизации правящих коалиций говорить, как правило не приходится: это понятие приложимо лишь к коалициям левой (которые в ходе социального и политического развития имеют тенденцию возникать чаще). Вернее, следовало бы говорить о деэкстремизации коалиций левой и скольжению влево коалиций правой. Эта двуединая тенденция объясняет, почему политическую жизнь Франции при Третьей республике, не погрешив против истины, можно было бы описать и как чередование правой и левой — Порядка и Развития, и как доминирование в основном центра, и как общую ориентацию в сторону левой. Внешне три эти формулы противоречат друг другу; реально же каждая из них основана на частных, но дополнительных по отношению друг к другу интерпретациях. Скольжение влево проистекает из того факта, что старые партии левой, вытесняемые новыми, постепенно перемещаются к центру и вправо. Эта право-левая пульсация ясно ощутима, когда она совершается в ритме выборов или парламентских комбинаций, хотя эти последние не всегда совпадают. По внутренняя эволюция альянсов непреодолимо толкает к центру: любое парламентское большинство партий правой сдвигается к центру правой и ищет соприкосновения с левой; всякое парламентское большинство, образованное партиями левой, скользит к центру левой и опирается в конечном счете на центр и правую. И Палата Блё-Оризона и Палата Картеля в конечном счете приходят к Пуанкаре; и умеренная Палата 1928 г., и левая Палата 1932 г. заканчиваются Лавалем9.