Неизвестный Жуков - портрет без ретуши в зеркале эпохи - Б Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А сколько танков было у немецких войск, наступавших на Москву? Начальник генерального штаба германских сухопутных сил генерал-полковник Франц Гальдер в своем дневнике отметил, что 2-я танковая группа Гудериана к моменту начала наступления на Москву была укомплектована танками на 50 процентов. Остальные группы имели укомплектованность танками в 75-80 процентов, причем лучше всего обстояли дела в 4-й танковой группе Гёппнера, где имелись четыре полностью укомплектованные танковые дивизии. С учетом этого общее количество танков в 5 танковых дивизиях 2-й танковой группы Гудериана, в 4 танковых дивизиях 3-й танковой группы Гота и в 4 танковых дивизиях 4-й танковой группы Гёппнера вполне могло составить 1 700 машин (по штату в разных дивизиях было 147 или 209 танков). Можно предположить, что по танкам под Москвой в начале октября немцы все же имели некоторый численный перевес. Тем более что уже после начала наступления под Москву было переброшено 350 танков в двух дивизиях резерва ОКХ. Правда, качественное превосходство оставалось на стороне Красной Армии, располагавшей танками Т-34 и КВ.
Допустим, что три советских фронта располагали только 677 самолетами, а противостоявшие им немецкие войска - 1350 машинами. Последняя цифра представляется завышенной, если учесть, что в начале войны на Восточном фронте люфтваффе имело всего 1830 боевых самолетов. С учетом же истребителей ПВО, защищавших Москву и использовавшихся против авиации группы армий "Центр", силы сторон оказываются равны и в воздухе.
Брянским фронтом командовал Ерёменко, Западным - Конев, Резервным Буденный. Координацию их действий на месте никто не осуществлял. Кроме того, немецкие дивизии обладали большей мобильностью. На направлении главных ударов германское командование смогло создать достаточное для прорыва превосходство в силах и средствах. Вот как описал немецкое наступление Конев: "Приходится сожалеть, что и до начала наступления противника и в ходе его Генеральный штаб не информировал Западный фронт о задачах Резервного фронта (точно так же командование Резервного фронта ничего не знало о задачах Западного. - Б.С.} и недостаточно осуществлял координацию действий фронтов... Две армии Резервного фронта (24-я и 43-я) располагались в первом эшелоне в одной линии с нашими армиями... В то же время три армии Резервного фронта (31, 49 и 32-я), находившиеся на полосе Западного фронта (на тыловом оборонительном рубеже. Б.С.), нам не подчинялись (при таком "слоеном пироге" в управлении войсками катастрофа была неизбежна! - Б. С.)...
Ценой огромных потерь противнику удалось прорвать наш фронт и к исходу дня 2 октября продвинуться в глубину на 10-15 километров... С утра 3 октября по моему распоряжению силами 30-й, 19-й армий и частью сил фронтового резерва, объединенных в группу под командованием моего заместителя генерала И.В. Болдина... был нанесен контрудар с целью остановить прорвавшегося противника и восстановить положение. Однако ввод фронтовых резервов и удары армейских резервов положения не изменили. Наши контрудары успеха не имели. Противник имел явное численное превосходство над нашей группировкой, наносившей контрудар... Он овладел "Холм-Жирковским, устремился к Днепру и вышел в район южнее Булышова, где оборонялась 32-я армия Резервного фронта. В результате обозначился прорыв к Вязьме с севера.
Второй удар противник нанес на спас-деменском направлении против левого крыла Резервного фронта. Войска 4-й немецкой танковой группы и 4-й армии, тесня к востоку и северу соединения наших 43-й и 33-й армий, 4 октября вышли в район Спас-Деменск-Ельня (немцам понадобилось всего три дня, чтобы вернуть Ельню, которую Жуков штурмовал три недели. - Б. С.). Прорыв противника в этом направлении создал исключительно трудную обстановку и для 24-й и 43-й армий Резервного фронта, и для Западного фронта. Наши 20, 16, 19-я армии оказались под угрозой охвата с обоих флангов. В такое же положение попадала и 32-я армия Резервного фронта. Обозначилась угроза выхода крупной танковой группировки противника с юга со стороны Резервного фронта в район Вязьмы в тыл войскам Западного фронта и с севера из района Холм-Жирковского.
В связи с создавшимся положением я 4 октября доложил Сталину об обстановке на Западном фронте и о прорыве обороны на участке Резервного фронта в районе Спас-Деменска, а также об угрозе выхода крупной группировки противника в тыл войскам 19, 16 и 20-й армий Западного фронта со стороны Холм-Жирковского. Сталин выслушал меня, но не принял никакого решения. Связь по ВЧ оборвалась, и разговор прекратился. Я тут же связался по "бодо" с начальником Генерального штаба маршалом Шапошниковым и более подробно доложил ему о прорыве на Западном фронте в направлении Холм-Жирковский и о том, что особо угрожающее положение создалось на участке Резервного фронта. Я просил разрешения отвести войска нашего фронта на гжатский оборонительный рубеж. Шапошников выслушал доклад и сказал, что доложит Ставке. Однако решения Ставки в тот день не последовало. Тогда командование фронта приняло решение об отводе войск на гжатский оборонительный рубеж, которое 5 октября было утверждено Ставкой. В соответствии с этим мы дали указание об организации отхода войскам 30, 19, 16 и 20-й армий".
В этот же день, 5 октября, когда Ставка согласилась с запоздалым отходом войск Западного фронта, Сталин позвонил Жукову в Ленинград: "У меня к Вам только один вопрос: не можете ли сесть на самолет и приехать в Москву. Ввиду осложнения на левом крыле Резервного фронта в районе Юхнова Ставка хотела бы с Вами посоветоваться о необходимых мерах". Жуков попросил разрешения вылететь на рассвете 6 октября. Тем временем Конев получил директиву, в ночь с 5-го на 6-е начать отход на линию Осташков-Селижарово-Оленине-Булашево и далее вдоль восточного берега Днепра до Дорогобужа и Ведерников. Той же директивой, как отмечает Конев, "Ставка, к сожалению, с большим опозданием подчинила Западному фронту 31-ю и 32-ю армии Резервного фронта. Будь это сделано до начала сражения, мы могли бы их использовать в качестве второго эшелона...
Выполняя приказ, войска фронта, главным образом 19-я и 20-я армии, не имея сильного нажима наступающего противника с фронта, прикрывав свои фланги, начали последовательно отходить от рубежа к рубежу. Первый промежуточный рубеж был намечен на Днепре, где были подготовлены позиции Резервным фронтом.
Принимая решение на отход, я хорошо представлял себе все трудности его выполнения... Отход - самый сложный вид боевых действий. Требуется большая выучка войск и крепкое управление (ни того, ни другого в наличии не было. - Б. С.). На опыте мы постигали это искусство. Невольно в связи с этим вспоминаются слова Льва Толстого. В своих записках о Крымской войне (имеются в виду "Севастопольские рассказы". - Б.С.) он писал, что "необученные войска не способны отступать, они могут только бежать". Очень метко и правильно сказано. К сожалению, надо признать, что до войны наши войска очень редко изучали этот вид действий, считая отход признаком слабости и несовместимым с нашей доктриной. Мы собирались воевать только на территории врага (значит, Иван Степанович понимал, когда перед войной Тимошенко ставил его 19-й армии задачу загнать немцев в Припятские болота, что на самом деле воевать с первого же дня придется в Польше. - Б. С.). И вот теперь, во время войны, за это крепко поплатились.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});