Сахар на обветренных губах (СИ) - Кит Тата

И каждое посещение приюта — это маленькое убийство меня.

Во-первых, очень тяжело, уходя, сдержать слёзы и не забрать Катю с собой. Во-вторых, я приходила к Кате, но каждый раз на нашу встречи приходили и другие дети, содержащиеся в приюте. В основном, они были младше Кати и скромно держались в стороне, надеясь, что немного моего внимания перепадёт и им. Я узнала имя каждого. И хоть со временем они стали смелее, подходя ближе, чтобы поздороваться со мной рукопожатием. Каждый из них понимал, что я пришла к Кате, но радовались так, будто и к ним тоже. И, обнимая напоследок сестру, мне хотелось обнять каждого ребенка, смотрящего на меня глазами, полными надежды на то, что однажды и к ним придёт кто-то, кого они очень ждут.

Мама…

Ведь каким бы чудовищем она ни была по общечеловеческим принципам, для них, для этих крошек, мама всё равно остаётся самым родным на свете человеком.

Костя видел меня в разных эмоциональных состояниях за эти два месяца: от абсолютной веры в то, что у меня всё получится, до совершенно сломленного состояния, когда что-то в процессе пошло не так, и я решила, что я проиграла.

В вечер, когда я почувствовала себя сломленной и убитой, я забралась в душ, пытаясь успокоиться под потоками воды. День с утра вышел паршивым, а когда я узнала, что отчим пытается обелить себя путём очернения меня, то день стал ещё хуже. А в конце, будто специально, в приюте, где содержится Катя, один из специалистов, словно между делом, сказал мне, что какая-то семья заинтересовалась ею и готова взять в семью, если у меня что-то не выйдет с установлением опеки.

Сказал он это из лучших побуждений, очевидно, для того, чтобы я не волновалась о том, что Катя попадёт к плохим людям.

Но его слова возымели для меня обратный эффект.

Это меня добило так сильно, что, едва приехав домой к Косте, я сразу пошла в душ, надеясь успокоить себя под потоком горячей воды, пока Костя не вернулся с работы.

Опираясь ладонями о стены душевой, я пыталась найти в себе ресурсы для того, чтобы погасить эту непонятную мне истерику. Подставляла лицо струям воды и мысленно ругала себя за слабость.

Мало ли кто и что сказал. По закону я обладаю преимущественным правом быть опекуном своей сестры. Я настолько изучила все эти законы, что уже могу давать консультации, но чужие слова, являющиеся не больше, чем слухами, надломили мою уверенность.

— Алён? — услышала я Костин голос за дверью ванной комнаты. Даже находясь под потоком воды, поспешила отереть щеки от слёз. — Ты там уже долго. Всё хорошо?

Выходит, я даже не услышала, когда он пришёл.

Я открыла рот, чтобы соврать о том, что у меня всё хорошо и я скоро выйду, но не смогла. Голос не слушался.

Кому ещё могу честно рассказать о том, что у меня болит, если не Косте? Кому ещё я могу показать свои слёзы, если не ему? В конце концов, с кем ещё могу быть до конца честное, если не с ним?

Я зажмурила глаза и, не дав себе возможности передумать, громко и открыто сказала:

— Нет.

— Я зайду? — тут же вопросил Костя. В его голосе слышалось беспокойство.

— Угу, — выдохнула я, кивнув.

Дверь в ванную я не закрыла. Думала, успею до прихода Кости оставить всю истерику здесь, в душевой.

Когда он зашёл, я не стала прятаться и прикрываться. Так и осталась упираться ладонями в стеклянную стену. Лишь повернула голову в сторону Кости, когда он сдвинул дверцу душевой в сторону.

— Что с тобой, Алён? — спросил он, и я коротко пересказала ему случившееся. — Это всё не больше, чем чья-то осторожность. Забей. И из-за этого ты так расстроилась?

— Получается, из-за этого, — повела я плечами. — А ещё я постоянно виню себя за то, что втянула тебя во всё это. Ты же ничего, кроме моих проблем не видел. Так не должно быть в отношениях. Не в их начале. Ещё и Катя будет жить с нами. Наверное, ты не о таких отношениях мечтал. Всё должно быть по-другому. Красивее, что ли. Легче…

Костя тихо усмехнулся, подняв уголки губ в легкой улыбке.

— Всё это время я видел рядом с собой, и вижу сейчас, милую, хрупкую девушку, которая до сих пор не догадывается, насколько она сильная и крутая. Если бы в мои девятнадцать лет у меня было столько же решительности и смелости, как у тебя, то я бы горы свернул и не заметил. Посылай всех в задницу. У тебя всё получится.

— Спасибо, — скромно улыбнулась я.

— А что касается Кати и того, о каких отношениях я мечтал, то могу сказать одно — я буду счастлив, если счастлива будешь ты. По-моему, всё просто. В общей сложности мы живём вместе уже больше четырёх месяцев, из них два — в отношениях. И не было ни дня, чтобы я о чем-то пожалел, находясь рядом с тобой. Правда, я за время наших отношений ещё ни разу не слышал от тебя, что чувствуешь ко мне ты… — с нарочитой скромностью Костя покрутил ручку двери душевой.

— Ты знаешь, — робко ответила я.

— Знаю, — кивнул он уверенно и тут же смущенно добавил. — Но помимо знаний хочется ещё и услышать это. Хоть разок.

— Я тебе говорила. Много раз. Правда, ты всегда спал в это время.

— А зачем ты говорила мне об этом, когда я сплю? — Костя непонимающе нахмурился.

— Ну… — я стыдливо опустила взгляд и машинально начала прикрываться, пряча обнаженную груди и иные неодетые подробности своего тела. — …Просто ты раньше меня засыпаешь, а я долго лежу и думаю обо всём. И в конце всех своих мыслей всегда прихожу к тому, что… К тому, что…

— Что? — словно дразнил меня Костя.

Я прикрыла глаза, собралась с духом.

— К тому, что я тебя люблю, — эти слова я произнесла быстро, почти скороговоркой, и робко подняла на Костю взгляд. Увидела, как он широко улыбается, глядя на меня.

— А потом? Просто говоришь мне спящему, что любишь меня, и засыпаешь?

— А потом я прижимаюсь к тебе спящему сильно-сильно, целую и засыпаю, — выпалила я, сгорая со стыда.

— А как обнимаешь? — будто дразнил меня Костя.

Я поняла, к чему он клонит.

Надеясь на то, что он испугается меня мокрую и побежит защищать свою идеальную наглаженную рубашку, я рванула к нему из душевой и накрыла его губы своими. Обхватила крепкую шею руками и взвизгнула, когда Костя, подхватив меня под бедрами, оторвал от пола и зашёл в душевую под поток воды вместе со мной.

— Вообще-то… — шепнул он, разорвав на миг поцелуй. — …я не всегда спал.

Мы с Костей прошли все возможные бюрократические круги ада, и мне не верится, что уже сегодня мы заберем Катю домой, и весь этот кошмар закончится.

Этой ночью я плохо спала. Всё думала о том, что что-то вдруг может сломаться и пойти не так. Вдруг я неправильно всё поняла, и Катю отпустят домой не завтра, а позже.

Я ещё раз проверила комнату, которую мы подготовили для Кати. Убедилась в том, что всё есть и всё лежит на своих местах и только после этой странной процедуры, смахивающей на ОКР, смогла уснуть.

Проснулась раньше будильника. В горло кусок не лез. Костя, кажется, волновался вместе со мной, но имел большее самообладание, чем я.

И вот настал момент, когда Катя вышла из приюта с рюкзачком своих вещей на плечах. Нашла нас взглядом и, широко улыбаясь, побежала в объятия, которые я для неё распахнула.

Наконец-то я плакала, чувствуя абсолютное счастье. И Катя тоже.

Мы прошли через многое, но не потеряли друг друга. Не потеряли веру в то, что однажды у нас всё получится. Однажды у нас будет всё.

Эпилог

Спустя год и пару месяцев…

Курсовые придумал сам Дьявол. А другой Дьявол с невероятными голубыми глазами настаивает на том, что я могу написать всё сама.

И поэтому сейчас я сижу на постели и мучаюсь от самостоятельности.

— Солнце, посвети мне, пожалуйста, — сказал Костя, сидящий за рабочим столом в нашей комнате.

Я убрала ноут с коленей, взяла телефон, на котором включила фонарик, и, оправив подол простого домашнего платья, подошла к Косте, пытаясь понять, куда я должна светить, да ещё средь белого дня.