Вена. Роман с городом - Жан де Кар

В 1693 году принц Евгений, тогда молодой маршал, приобрел здесь земельный участок и поручил постройку архитектору Иоганну Лукасу фон Хильдебрандту. Нижний Бельведер был закончен в 1716 году, Верхний – в 1723-м. Евгений Савойский устраивал здесь балы, вошедшие в легенду, в том числе маскарады в венецианском стиле. Попасть на бал в Бельведер считалось привилегией, и не только потому, что из окон зданий открывался великолепный вид на Вену и окружающий ее лес. В парке были «по французской моде» установлены статуи и фонтаны, к несчастью, сильно пострадавшие во время последующих войн. Современники, восхищаясь «Бельведерским дуэтом», сравнивали принца Евгения с Аполлоном и Гераклом – не больше не меньше! Свои коллекции произведений искусства он разместил в Нижнем Бельведере. В 1736 году, после смерти Евгения Савойского, который, несмотря на почтенный возраст (71 год!), продолжал воевать чуть ли не до последнего дня жизни, ансамбль выкупил император Карл VI. В годы правления его дочери Марии Терезии галерея превратилась в музей живописи, где были выставлены в том числе картины австрийских художников. С 1781 года сокровища музея стали доступны (в определенные дни недели) широкой публике без различия сословий и званий. Попадая на второй этаж верхнего замка, посетитель мог полюбоваться на итальянскую потолочную фреску, изображающую принца в зените славы. В 1783 году здесь для удобства посетителей впервые придумали печатать каталог экспозиции; это новшество очень понравилось русской императрице Екатерине II, перенявшей полезную идею. В дальнейшем руководить музеем назначали тех или иных художников – предполагалось, что в случае надобности они смогут своими силами реставрировать пострадавшие картины. Сегодня художественное собрание обоих Бельведеров поражает своей полнотой: в Оранжерее представлено средневековое искусство, в Нижнем Бельведере – эпоха барокко, в Верхнем – искусство XIX века. На третьем этаже выставлены работы Густава Климта – важнейшего художника Венского Сецессиона, создававшего идеализированные женские образы; он писал исключительно женские лица и руки, но никогда – ступни ног. Здесь же хранится его шедевр «золотого периода» – картина «Поцелуй», написанная в 1907–1908 гг. Климт – подлинный певец женской красоты. Его модель – это юная женщина 20–25 лет, иногда еще моложе. У нее длинные волосы, большие глаза и тонкий рот; часть лица часто скрыта под локонами. Безупречных очертаний грудь и бедра, полуприкрытые веки и сжатые в порыве страсти губы, отсутствие декоративных элементов – модели Климта буквально дышат эротизмом. Некоторые рисунки художника, в том числе его карандашные и выполненные мелом этюды ню, до 2005 года вообще не выставлялись, очевидно, по причине излишней откровенности. Не пропустите, например, «Лежащую ню, закрывающую лицо рукой» (1912–1913). У Эгона Шиле[6], познакомившегося с Климтом в 1907 году во время учебы в Академии изобразительных искусств, эротизм принял более брутальный характер – художник словно пытается объединить любовь и смерть. Изможденные лица и переплетенные тела выглядят гораздо более провокативно, чем у Климта. Подобная дерзость дорого ему обошлась: в марте-апреле 1912 года его на три недели поместили в тюрьму. Этот арест, угнетающе подействовавший на Шиле, в то же время немало способствовал росту его популярности. Но имперская цензура утверждала, что проявила максимум терпимости. Не будем забывать, что скандальные, с точки зрения религиозных и моральных норм, характерных для 1900-x годов, выставки проходили в городе, где жил Франц-Иосиф, отнюдь не отличавшийся широтой взглядов. Наконец, в музее есть полотна Оскара Кокошки[7] – смелого колориста, прославившегося своими так называемыми психологическими портретами. До катастрофы 1914–1918 годов он так объяснял свое мировосприятие: «Люди жили в безопасности, но все испытывали страх. Я замечал это по их изысканным манерам, унаследованным от эпохи барокко; я написал портрет этих людей с их тревогами и страданиями». Сегодня собрания обоих Бельведеров – это семь веков существования австрийской живописи, в которой нашли отражение самые драматические события ее истории.

Разумеется, здесь представлена и совсем недавняя история, хотя большинство посетителей торопливо проходит по этим залами, и напрасно. Поднимитесь на второй этаж Верхнего Бельведера, в большой овальный зал, отделанный красным мрамором. На его стенах висят черно-белые фотографии. Что же за событие произошло в этом зале, под фреской с изображением принца Евгения? 15 мая 1955 года после долгих переговоров здесь был подписан Австрийский государственный договор – Декларация о независимости, провозгласившая Австрию суверенным государством. Австрия, пережившая две мировые войны, заявила о своем нейтралитете, став второй Швейцарией. Правда, это условие было включено в текст договора позже, 26 октября того же года.

Четыре союзные державы, на протяжении десяти лет оккупировавшие Вену, согласились вывести свои войска. Министры иностранных дел наконец-то договорились между собой. Документ они подписывали, сидя за огромным столом белого дерева с золотом в стиле барокко; посередине – австрийский министр Леопольд Фигль, слева от него – Гарольд Макмиллан, представлявший Великобританию, и Вячеслав Молотов от СССР. В дальнем левом углу, возле окна, устроился Государственный секретарь США Джон Фостер Даллес. Место справа занимал член французской делегации. Попробуйте сегодня подойти к кому-нибудь из французских туристов, посещающих Вену, и задайте ему вопрос: «Какой политик подписал этот договор от лица Франции?» Подсказка: это был очень известный человек, но он выступал в не совсем обычной для себя роли. Не догадались? Невысокий, в шляпе, на должности казначея спас финансы Республики, а до того отличился на посту мэра Сен-Шамона (департамент Луара)… Ну конечно, это Антуан Пине! Фокус в том, что, в отличие от своих коллег по переговорам, Пине в мае 1955 года не был министром иностранных дел Франции, но в феврале, после отставки кабинета Пьера Мендес-Франса, ему было поручено возглавить Высший совет при премьер-министре. В Вену он прибыл в составе специально созданной правительственной делегации, что свидетельствует о политической нестабильности, характерной для Франции того периода. Вокруг стола стояло примерно пятьдесят человек, в том числе канцлер Австрии Юлиус Рааб и другие австрийские министры. Как только договор был подписан, Леопольд Фигль вышел на балкон, перед которым уже собралась огромная толпа народу – люди на протяжении нескольких часов терпеливо ждали сообщения о полном освобождении Вены. Вскоре раздался торжественный перезвон, это звонил Пуммерин на колокольне собора Святого Стефана, подтверждая, что великое событие свершилось. Копию договора и сегодня можно видеть в музее Бельведера; оригинал хранится в президентских апартаментах Хофбурга. Символично, что его подписание проходило под изображением Евгения Сайвойского, вписавшего немало славных страниц в историю своей новой родины.

Прогуливаясь от Хофбурга до Оперы, вы обязательно остановитесь возле Альбертины, тем более, что над входом в галерею установлена гигантских размеров плита, которая многим кажется уродливой. Зачем она понадобилась? Может быть, чтобы стоящим в очереди посетителям было где укрыться от дождя? Впрочем, не стоит слишком долго задерживаться перед входом – лучше поскорее подняться по лестнице и попасть в саму галерею, где хранится одно из трех крупнейших в мире собраний рисунков и графики.

С основанием Альбертины связана замечательная история – история любви.

В 1760-е годы, в правление императрицы Марии Терезии, население Вены увеличилось с 88 до 175 тысяч человек. В это же время сюда приехал из Дрездена второй высокородный меценат, коллекционировавший произведения искусства. Ему недавно исполнился 21 год, он только что поступил в императорскую армию и предстал перед двором. Его звали принц Альберт Саксен-Тешенский, и он был сыном курфюрста Фридриха Августа II Саксонского и австрийской эрцгерцогини Марии Йозефы. Альберт познакомился с 17-летней эрцгерцогиней Марией Кристиной – любимой дочерью Марии Терезии – и был ею очарован. Впервые увидев ее на концерте в личных покоях Марии Терезии в Шёнбрунне, он почувствовал, как у него забилось сердце, о чем он позднее напишет в своих воспоминаниях: «Кроме стройной талии и изумительной прелести фигуры, у нее было живое и одухотворенное лицо. Этого хватило с избытком, чтобы я пленился ею с первого же мгновения».

Но влюбленный юноша понимал, что шансов получить руку красавицы у него, к сожалению, немного. Она была дочерью императрицы, а он – всего лишь четвертым сыном курфюрста Саксонии, без особенных перспектив на будущее. К тому же он не мог не знать, что Мария Терезия, озабоченная возвышением Австрии, более чем серьезно относилась к замужеству своих дочерей. Но даже она по достоинству оценила личные качества своего гостя и дала согласие на брак – все-таки его отец был еще и королем Польши (и оставался им до 1791 года). Отметим, что Мария Кристина стала единственной эрцгерцогиней, кому было позволено выбрать себе мужа по зову сердца, а не руководствуясь государственными интересами. В кои-то веки любовь возобладала над политическим расчетом. 8 апреля 1766 года – влюбленным пришлось ждать шесть лет, что по тем временам считалось коротким сроком! – во дворце Шлосс Хоф, близ Вены, состоялась свадьба. Приданое жены кардинально изменило положение Альберта Саксен-Тешенского. Во-первых, в его распоряжении оказались значительные финансовые средства, а во-вторых, как зять императрицы он получил серьезное влияние. Еще в 1765 году его назначили наместником Венгрии, в 1780-м – наместником австрийских Нидерландов. Нас в его биографии больше интересует его страсть к коллекционированию произведений искусства, унаследованная от предков, которые превратили Дрезден в настоящую сокровищницу живописи и скульптуры – благодаря им город нередко называли «Флоренцией на Эльбе». Примером безупречного вкуса Альберта может служить знаменитая акварель Альбрехта Дюрера «Заяц» (1502), символизирующая богатство собрания Альбертины. Но принц не только собирал рисунки и гравюры – он и сам занимался живописью, деля это увлечение с супругой. После смерти отца он получил титул герцога; систематическое формирование коллекции пришлось на 1769–1779 годы. Действуя сообразно с духом Просвещения, он подбирал картины по тематическим и хронологическим критериям, следуя «воспитательным» заветам Евгения Савойского.