Меделень - Ионел Теодоряну
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С тяжелым, как замок на дверях пустой церкви, сердцем Дэнуц стоял позади плетеного соломенного кресла, в котором праведным гневом кипела его мать.
Господин Деляну, откинувшись на спинку своего кресла и положив ногу на ногу, смотрел вверх, с любопытством и нетерпением ожидая, что скажет Ольгуца в свое оправдание. Янтарный мундштук с неначатой папиросой лежал на столе, ожидая момента, когда, гордясь Ольгуцей, он подзовет ее к себе, чтобы без слов выразить ей свое восхищение. Ольгуца в одиночестве поднялась по ступенькам крыльца. Увидев Дэнуца позади баррикады, она нахмурилась и тряхнула кудрявой головой.
— Я пришла.
— Я вижу.
— Я знаю, зачем вы меня позвали. Я права.
— Ты думаешь?
— Я уверена.
— Тогда помолчи.
— Если так, я лучше уйду.
— Нет, пожалуйста, останься… и стой прямо.
— Алис, — вмешался господин Деляну, — дай ей возможность защищаться!
— У нее в этом нет необходимости! У нее и так достаточно адвокатов!
— …Но ей необходим и судья! — подчеркнув это, как он иногда выражался, абстрактное существительное, сказал господин Деляну.
— Пожалуйста, будь ей судьей!
— Нет! — воспротивился он… — Ты ведь знаешь, я…
— Я знаю. Цц!.. Так что ты собиралась сказать? — обратилась госпожа Деляну к Ольгуце.
— Я молчу.
— Ольгуца, не выводи меня из терпения!
— Я молчу.
— Дэнуц, скажи, что она тебе сделала?
— Я ее простил! — мрачно и хрипло пробурчал Дэнуц.
— Нет, — вскинулась Ольгуца. — Прощения мне не нужно. Я права. Он первый меня ударил. Верно, Моника?
— Это правда. Я сама видела… на вокзале.
— Вот видите? — обрадовалась Ольгуца.
— Ты лжешь! — возмутился Дэнуц.
— Это ты лжешь!
— Неправда!
— Нет, правда!
— Ты меня оскорбила!
— А ты меня ударил! — крикнула Ольгуца, готовая взять реванш.
— Зачем ты назвала меня «Плюшкой»?
— Потому что ты и есть плюшка.
— Я?!
— Ты, Плюшка!
— Пускай она отдаст мне змея, мама! — пожаловался Дэнуц.
— Возьми! — улыбнулась мефистофельски Ольгуца, показывая на небо.
— Довольно. Предоставь это мне, Дэнуц! — сказала госпожа Деляну.
— Конечно! Все против меня!
— Ольгуца!
— Я права!
— Прекрасно… Ты отправишься в свою комнату — где пробудешь весь день — и сто раз напишешь «Я права» и двести раз «Я не права». Завтра утром придешь ко мне и в присутствии Дэнуца скажешь, кто прав — если ты хочешь, чтобы я позволила тебе играть и получать конфеты.
— Сидеть до завтрашнего утра в комнате!.. Мне?! — Голос Ольгуцы звучал все громче, достигнув высшей степени возмущения.
— Да! Тебе… и немедленно!
— Раз так, я ухожу из дома.
— Уходишь из дома?!
— Да.
— И куда, если не секрет?
— К деду Георге. Он меня не преследует за то, что я права и что я не мальчик.
Господин Деляну закурил папиросу. Ольгуца с блеском проиграла процесс.
— Ольгуца, ты должна слушаться маму…
Ольгуца нахмурилась.
Господин Деляну сделал паузу, чтобы дать возможность фразе приобрести необходимый вес… Он выпустил в сторону Ольгуцы колечко ароматного дыма.
— …Когда тебя об этом просит папа.
Ольгуца вошла в дом с высоко поднятой головой, чихая от дыма.
— Вот так ты портишь детей!
— Алис… — начал господин Деляну, расправляя усы. — Скажи честно, Алис, без гнева, без раздражения… разве Ольгуца не чертенок… из породы ангелов! — улыбнулся он глазами Ольгуцы.
— Что верно, то верно! — вздохнула госпожа Деляну, едва сдерживая тайную гордость.
И поспешно погладила по голове побежденного Дэнуца.
— Правильно делает tante Алис, — шепотом сказала Моника, готовая поступить так же.
— Ничего, Дэнуц, мама купит тебе большого змея… Вот я сейчас сяду и напишу в «Универсальный магазин». А теперь возьми за руку Монику и идите играть.
Дэнуц схватил за руку робеющую заместительницу змея и потащил ее в сад.
Госпожа Деляну встала с кресла и направилась к двери… По дороге она погладила выпуклый упрямый лоб откинувшегося на спинку кресла мужа.
— И тебя тоже следовало бы поставить в угол! — ласково улыбнулась она.
— Жаль, что уже поздно! — печально вздохнул господин Деляну, стряхивая пепел папиросы.
* * *Ольгуца вышла из своей комнаты, с шумом захлопнув за собой дверь. Она направилась к двери напротив, уверенно шагая по мягкому ковру. Постучала согнутым пальцем в дверь спальни госпожи Деляну два раза, с ледяным спокойствием.
— Можно войти?
— …
Снова постучала, резко и нетерпеливо.
— Ой!
И в ярости принялась сосать ушибленный палец… Потом ударила в дверь кулаком.
— …Разве нельзя войти? — спросила она у дверной ручки.
— …
И она стремительно вошла в комнату.
— Я пришла, чтобы…
— …
Спальня была пуста.
— Ага! — обрадовалась Ольгуца.
И отправилась в маленькую гостиную… Поскользнувшись на хорошо натертом полу, Ольгуца едва не упала. Сурово посмотрела на пол — думая об Анике, которая натирала пол до зеркального блеска, — и повернула обратно. Разбежалась и прокатилась по красноватого цвета катку… Буф, ударилась она руками о дверь гостиной.
— Что такое?
— Я споткнулась! — запыхавшись сказала Ольгуца, держась за ручку двери.
— Ты не ушиблась? — вскочила госпожа Деляну.
— Нет! — ответила Ольгуца, обретая чувство собственного достоинства.
— Что тебе нужно?
— Я пришла попросить бумагу, чернила, ручку, перо, промокашку… и транспарант! — добавила Ольгуца, переводя дыхание.
— Для чего? — рассеянно спросила госпожа Деляну, заложив рукой страницы книги, которую она дочитала до середины…
— Для того, чтобы сто раз написать, что я права!
— И двести, что не права! — добавила госпожа Деляну, кладя книгу обложкой вверх.
Ольгуца провела рукой по лбу, отбросив назад непослушные пряди волос… Госпожа Деляну открыла ящик маленького бюро розового дерева. Вынула пенал из японского лака и тонкими пальцами пианистки принялась разбирать его содержимое. От красного пиона ярким пламенем отделился лепесток. Ольгуца поймала его на лету, надула и хлопнула себя по лбу: пок! Госпожа Деляну вздрогнула от хлопка.
— Ты опять за свое… Смотри, какая красивая ручка.
Лоб у Ольгуцы нахмурился.
— …И новое перышко.
— Дай мне еще одно! — потребовала Ольгуца, протягивая руку с видом пикколо, недовольного полученными чаевыми.
— Пожалуйста… Это «клапс», — пояснила госпожа Деляну.
— Я не могу писать «клапсом»!
— Ну вот!.. А что тебе в таком случае нравится? Скажи!
— «Алюминиум», — обрадовалась Ольгуца, пряча «клапс».
— Вот, пожалуйста, «алюминиум»! А теперь ступай!.. И возьми чернильницу… да смотри не урони!.. Что тебе еще нужно, Ольгуца? — вышла из себя госпожа Деляну, видя, что она не уходит.
— Бумагу.
— Уф!.. У меня нет бумаги! — коротко ответила госпожа Деляну, закрывая свой бювар.
— Значит, можно не писать?
— Как это?.. Ступай сейчас же к папе и скажи ему, чтобы он дал тебе бумаги… сколько тебе надо!
— Мама, я не могу открыть дверь!
В сердцах бросив книгу на бюро, так, что помялись страницы, госпожа Деляну распахнула дверь перед ее величеством Царицей Баловницей.
— Папа, мама послала меня к тебе за бумагой.
— Для чего, девочка моя? — спросил господин Деляну, складывая газету.
— Меня наказали, папа! Разве ты не знаешь?
Поставив чернильницу на стол, Ольгуца заботливо сняла пепел с папиросы, положила на ладонь и дунула в сторону виноградника.
— Пойдем ко мне в кабинет, Ольгуца, я тебе дам бумагу.
— И транспарант, папа.
— И транспарант.
Ольгуца протянула руку к хрустальной чернильнице.
— Подожди, я отнесу ее, — галантно предложил господин Деляну.
— Merci, папа.
Ольгуца сунула газету под мышку и с величайшей готовностью отправилась следом за господином Деляну.
Дубовый письменный стол был похож на своего хозяина: завален книгами по юриспруденции и набит лакомствами для детей.
— Вот, Ольгуца, это от мамы…
И он протянул ей стопку белой бумаги и транспарант в чернильных пятнах.
— А это от меня, угощайся…
Он протянул коробку с ярко-зелеными мятными конфетами.
— …И обещай, что будешь слушаться маму и не будешь ее огорчать.
— А если я права, папа! — сказала Ольгуца, грызя конфету.
— Полно, Ольгуца… Когда бывает права мама, ты не можешь быть права.
— Почему ты смеешься, папа? — спросила Ольгуца.
— У меня мелькнула одна мысль!..
— А я знаю, какая!
— Ольгуца, пусть взрослые знают… А ты себе играй!.. Вернее, иди и пиши то, что тебе велела мама…