Похожая на человека и удивительная - Наталия Терентьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я бы не испугался! – сказал Женя, поднимаясь через две ступеньки со своей тяжелой сумкой.
– Ясное дело, – ответила я, с трудом догоняя его. Заныла нога. Я, кажется, совсем забыла предписания доктора, просившего меня ходить не больше часа в день, не прыгать через две ступеньки с тяжелой камерой и заниматься лечебной гимнастикой.Глава 8
– Костя? Какой Костя?
Спросонья я не поняла, кто из множества Кость, которых я знаю – как минимум два на работе, врач из больницы Константин Игоревич, те спортсмены-чемпионы-артисты, у кого я брала интервью и так далее, – кто же мне звонит в столь ранний час. Почему час мне показался ранним, я не знаю. На самом деле, когда я приподнялась, чтобы посмотреть на будильник, он показывал почти девять часов. «Можно проспать всю жизнь», как говорил папа, все пытавшийся что-то такое успеть за свою жизнь, что пережило бы его самого.
– Лика, прости, если я тебя разбудил… Мы ведь на «ты»?
– На «ты», на «ты», – успокоила я неведомого Костю.
В журналистском мире, как в деревне, – все на «ты». Так гораздо проще – можно говорить и писать необязательные глупости, задавать неприличные вопросы, да и просто – как приятно быть со всем миром на короткой ноге. Ощущение свободы и какой-то невзрослости, что ли. Вот в Швеции даже короля называют на «ты». Все чувствуют себя близкими родственниками в маленькой благополучной Швеции. Только почему-то количества депрессий и самоубийств там больше, чем где бы то ни было.
– Лика, не удивляйся, я все думал о нашей последней встрече… У меня к тебе в этой связи есть просьба. Не поможешь ли ты мне в одном деле? Вернее, не попытаешься ли помочь…
Я пока так и не узнала голос звонившего человека. С просьбами о помощи ко мне обращаются чуть ли не ежедневно, в связи с особенностями моей профессии. Иногда реально мои статьи никому не помогают, просто человеку кажется – если о его проблеме узнали другие, то как-то и проблема рассосется, люди посочувствуют, и вообще…
– Да, постараюсь. – Вот теперь бы мне и уточнить фамилию Кости, но он опередил меня:
– Приедешь сегодня ко мне на прием? Где-то между двенадцатью и двумя, тебе удобно? Там у меня пациентов нет пока…
«Пациентов»… Неужели Костя Семирява сам мне звонит? А я ведь как раз собиралась к нему прийти еще раз. Но, правда, не так скоро, не на следующий день. Только бы Костик не заболел опять своей детской влюбленностью в меня. Мне будет жаль его.
– Где лучше к тебе сворачивать? – уточнила я, чтобы убедиться, что не ошибаюсь и это звонит Семирява. – А то я вчера что-то никак не могла сообразить, как подъехать…
Сказав это, я вспомнила, что машина моя стоит около маминого подъезда, и если Павлик хорошо сторожил ее, то проколото у нее лишь одно переднее колесо…
– По Багратионовской и в первый переулок налево, – ответил мне Костя, которому, видно, даже в голову не приходило, что я могу не узнать его по голосу.
Я приехала, чуть опоздав. Я все же попыталась ловко заклеить с помощью куска резинового шланга свое колесо. Колесо спустило тут же, как только я отъехала. Я решила, включив аварийку, дотянуть до ближайшего шиномонтажа. Проехала метров пять, поняла, сколько неприятных эмоций доставлю себе и сотням водителей, и без меня нервно ползущих в бесконечных, невыносимых пробках, похожих на тяжело дышащих больных змеев, мучительно извивающихся по улицам, заполняя их своей страшной, дымной, опасной плотью… Кое-как припарковалась, заставив свою бедную Мазду залезть спустившимся колесом на тротуар, и пошла пешком к метро.
Костя ждал меня в приемной своего платного кабинета. Как старую добрую знакомую он крепко обнял меня и провел в кабинет. В его объятиях я не почувствовала ничего лишнего, хотя, кто знает…
– Я сразу к делу, хорошо? Я думал над твоими вчерашними словами. Если это правда, может, ты поможешь мне в одном деле? Дело тонкое, пациентка сложная, крутит, вертит, то ли ей действительно плохо, то ли она так развлекается… Я от нее безумно устал, уже раз двадцать хотел предложить ей другого врача, но что-то меня останавливает… Не взглянешь на нее?
Я даже оторопела, когда поняла, чего же от меня хочет Костя. Чтобы я постаралась понять, что внутри у его пациентки. Значит, он мне поверил? И так спокойно к этому отнесся, будто это обычное дело и я просто принесла ему некий аппарат, который он может использовать в своей работе. Или я переводчик… С неведомого языка.
– Костя… А это… этично?
– Ох… – мой старый товарищ глубоко вздохнул. – Ты часто оперируешь такими категориями? Вообще – моя работа этична? Залезать в кишки, фигурально выражаясь, к пациентам, выслушивать весь больной и здоровый бред, который они больше никому, кроме меня, не говорят.
– Но ты же не психоаналитик, а психиатр, кажется, – осторожно заметила я. – В смысле по профессии…
– Ты уверена, что кто-нибудь знает, где эта грань? – засмеялся Костик. – Между проблемами действительно здоровых людей, в которых они запутались и не могут найти выход, и патологическим состоянием внешне тоже вполне здоровых людей, которые раз в год, в период обострения, выбрасывают в окно телевизоры, любимых собачек и близких родственников?
– Я вообще-то не собиралась…
Как-то не была я готова к подобному повороту дела, и даже профессиональное любопытство мое сейчас не просыпалось. Я вообще не люблю тем, связанных с психическим нездоровьем, стараюсь их избегать в работе. Я и до Костиных слов всегда знала, что слишком зыбки границы между здоровым, «нормальным» человеком и тем, что в обыденной жизни мы называем «псих». Вот Костя, скажем, тоже псих. Вместо того чтобы постараться помочь мне, разобраться с моей травмой и ее последствиями, он… Или же…
Я быстро взглянула на Костю. Или же он решил, что я точно спятила после аварии и таким образом, хитро, как он думает, вызвал меня на прием, чтобы как-то мне помочь не свихнуться до конца? Интересно, не звонил ли он моей маме, не узнавал, в какой клинике я лежала?
– Костя… – я начала и остановилась.
Я не узна´ю этого напрямую. Действительно ли Костя думает, что я могу помочь ему своими сверхъестественными способностями с какой-то пациенткой, или он просто хочет понять, насколько серьезно я сбрендила после аварии? Надо вставать и уходить. Но… Моя профессия сильнее меня. Вот и проснулось любопытство. Какой поворот! Вызвать меня якобы для помощи, а на самом деле… Это, конечно, мои домыслы, но я же не с мясником имею дело, а с ювелиром человеческих душ, не очень здоровых, к тому же. Ювелиром, привыкшим плести тонкую, долгую сеть и крепко держать в ней своих беспокойных пациентов.
– Когда она к тебе придет?
– Она здесь, в соседнем кабинете, – ответил Костя и как-то очень внимательно посмотрел на меня. Или мне это показалось? – Слушает музыку, я часто пациентам перед сеансом психотерапии ставлю музыку, это нормально, ты знаешь, наверно.
Я кивнула. Я не знала этого и вообще ничего не знала о психотерапии, и не стала бы узнавать, если бы не мои собственные обстоятельства. Всю жизнь боюсь и не люблю всего патологичного, нездорового, особенно из области психики. Грань-то зыбкая, а вот то, что на шаг от грани в ту или другую сторону, уже очень отличается.Глава 9
Костя нажал на кнопочку на небольшом аппарате, похожем на утроенный кнопочный телефон. Раздался мелодичный звук, поменялся свет в кабинете, стал более приглушенным, одновременно задвинулись шторы и щелкнул замочек в двери, ведущей в соседнюю комнату.
Я в восхищении покачала головой.
– Да, а как ты думаешь? – потянулся Костя, и я заметила напрягшиеся под тонкой рубашкой мышцы груди. Старается мой товарищ детства, держит себя в порядке, наверно, раза два в неделю тренируется… – Надо соответствовать окружающему миру. Люди, приходящие ко мне, именно так и живут. «Умный дом», знаешь, есть такое понятие. Не вставая с постели, включаешь свет в гараже и смотришь на мониторе, что там – мышка побежала или кто-то хочет у Роллс-ройса колеса открутить… Дорогая система. Но на пациентов действует безошибочно.
– Больше, чем ты сам?
Я, видимо, плохо сформулировала вопрос, я-то не имела в виду ничего интимного. Но Костя захотел понять меня именно так. Все-таки, похоже, всколыхнулась детская болезнь, будь она неладна!
– Я сам, к сожалению, не на всех могу подействовать… – сказал он очень глупым голосом и посмотрел на меня долгим взглядом.
Ужас. Ненавижу такие ситуации.
Жизнь так долго берегла меня от счастливой любви, что я перестала верить в ее существование. Для себя, по крайней мере. А того, что мне сейчас мог предложить Костик, в моей жизни вдоволь хватало бы и без него, да ровно ничего не стоило.
Я встала.
– Мне спрятаться?
Костя от неожиданности фыркнул. И я вдруг вспомнила, как он маленьким стоял под окном моей квартиры – мы с родителями жили на первом этаже – и, держа в руке шоколадку, звал меня, почему-то очень тонким голосом. А я сидела за своим письменным столом, боком к окну, видела его темную макушку и руку с шоколадкой. Рукой он время от времени махал, надеясь привлечь мое внимание. Потом я все-таки высунулась в окно. Костя подарил мне шоколадку и спросил: «Ты выйдешь?» Что я ответила, не помню. Но отлично помню растаявшую шоколадку, «Аленку», коричневую сладкую лужицу в серебристой смятой фольге, которую я лизнула и есть не стала. Скомкала обертку и выбросила.