Баронесса из ОГПУ - Хачик Мнацаканович Хутлубян

– Чтобы внести ясность.

– Куда уж яснее. Я ведь сама пришла на беседу с вашим хозяином. Еще в первую нашу с вами встречу, когда вы спасли меня, пристрелив китайских бандитов, я поняла, что имею дело с белым офицером.

– Да-а?

– Нетрудно было догадаться, чем может заниматься человек, обладающий такой решительностью и горячностью.

– Однако…

– Вы ведь вошли в землянку к китайцам, где вас могли запросто убить.

– Ну, это вряд ли.

Зоя внимательно посмотрела на Суворова:

– Не люблю ходить вокруг да около. Скажу прямо – жизнь без борьбы для меня не имеет никакого смысла. Поэтому я здесь.

– Наверняка вам приходилось слышать, и не раз, что вы столь же прекрасны и категоричны, как ваша покойная тетушка Елизавета Штерн.

– Говорили, что я похожа на тетю в молодости.

– Не сомневаюсь. Я читал заметки графа Толстого, который очень хорошо отзывался о баронессе. Она сверкала красотой и умом не только в молодые годы, но и в зрелом возрасте. Жаль, что большевики не уберегли этот алмаз на теле России. Знаете, я слышал, что баронессе удалось получить разрешение властей и сесть на корабль, чтобы уплыть за границу. Но корабль потерпел крушение и затонул. Спастись никому не удалось. Какой печальный конец.

– Не думала, что вы пригласили меня сюда, чтобы обсудить то, как скончалась баронесса.

– А что странного?

– Я пришла в серьезную организацию, к чему сейчас подробности о кончине моей тети?

– Как сказать, мадам. Баронесса – ваша тетушка и вас не должен смущать интерес к жизни и смерти столь знатной дамы. Если, конечно, вы знаете подробности. Хотя, как вам их не знать, ведь вы единственная ее племянница.

– Господин поручик, я не единственная племянница, и не единственная ее родственница. И вообще, мою тетю, баронессу Штерн, звали Элизабет, а не Елизавета. Если вы так любопытствуете, она происходила из семьи генерала Ледковского, а матушка ее, моя двоюродная бабушка Мария Алексич, была представительницей знатного сербского рода. Поверьте, я знаю свою родословную.

– Это я и хотел услышать, мадам.

– Так мне продолжать, раз вам интересно?

– Ну-с.

– Баронесса действительно собиралась уехать из России и обратилась за разрешением к какому-то высокопоставленному большевику, кажется, Бонч-Бруевич была его фамилия. Она ему сама когда-то помогла. Но он ей отказал. И тогда баронесса завязала в узелок все, что у нее осталось из драгоценностей, и, наняв провожатого, направилась пешком по льду Финского залива за кордон. Больше ее никто не видел.

– Замерзла?..

– Дело было в начале зимы. Ходили разные слухи – вроде на одном из участков пути лед оказался непрочным и обломался под ногами. Баронесса и ее провожатый спастись не смогли. Оба утонули. Хотя, позже, появились разговоры о том, что Штерн утонула одна. Тот, кто ее вел, якобы – сотрудник ОГПУ, все и подстроил. А еще утверждали, что Штерн, благополучно достигнув Финляндии, сменила фамилию и растворилась среди других эмигрантов.

– Зимой по льду и молодому-то дойти до другого берега трудно, – задумчиво протянул Суворов. – Баронессе, кажется, было под восемьдесят? Сами-то, как думаете было дело?

– Ей шел седьмой десяток лет. Не знаю. Мне известно лишь то, что баронессы больше нет. Штерн исчезла.

– Проклятая революция, сколько судеб она загубила, изломала жизней.

– Чего теперь об этом говорить?

– Мадам Казутина, а какова ваша девичья фамилия?

– Колычёва, – тут же сориентировалась Зоя. – А зачем вам?

– Из чистого любопытства. Уверяю вас. Мадам, могу ли я исходя из сказанного считать ваш приход как обдуманное решение вступить в организацию?

– Да. Иначе зачем мне было приходить?

– Что ж! Вы должны доказать на деле свою решительность. Вам надлежит совершить действие, которое подтвердило бы вашу приверженность идеям «Братства». Мы тут не только разговоры разговариваем. Таковы правила. Разумеется, я готов вам помочь. Если все пройдет хорошо, организация гарантирует вам свою защиту и покровительство. Но также прошу запомнить, если член «Братства» попытается предать наши интересы, его неизбежно ждет справедливая кара. Братство – во имя России, а Россия, мадам, превыше всего!

– Какие высокие слова!.. Добрый день, господа! – В кабинет манерно шагнул стройный шатен в дорогом костюме из модного магазина Чурина. С ним на пару вошел и застыл рядом, периодически потягивая вниз полы короткого жилета, средних лет полноватый человек в серой мятой тройке. Вошедший первым жестом остановил Суворова, который только и смог выдохнуть слово: «Хозяин», – вскочив из-за стола.

– Василий, оставайтесь на месте. Я вижу, вы тут хорошо устроились, продолжайте беседу. Если никто не против, мы побудем тут в сторонке, послушаем разговор. Но прежде разрешите вам представить моего товарища, хм, Григория Матвеевича Перова. – «Хозяин» указал на стоящего рядом мужчину и, не заметив никакой реакции в его глазах, повернулся к даме напротив: – Никогда не встречались, нет?..

– Чего молчим? – решил встрять в разговор Суворов. – Григорий Матвеевич?

– Вы спрашиваете меня? Знаю ли я эту даму?

– Да.

– Нет. Первый раз вижу.

– Как же не знаете, если она подруга вашей супруги.

– Я не большой знаток подруг жены.

– Мадам Казутина, и вы не признаете мужа вашей подруги? – входя во вкус, но помягче, продолжил Суворов.

– Мы познакомились с ней недавно. Этого человека у нее дома я никогда не видела, – ответила она, хотя узнать его по фотографии, которую показывала четырехлетняя Маруся, ей не составило труда.

– Сказанное вами означает, что вы подружились с супругой Перова после его исчезновения из дома? – Это спросил уже Хольмст, вперившись в собеседницу неприятным взглядом светло-голубых глаз.

– Я не знаю, когда и куда он исчез. И не интересовалась вообще.

– Не волнуйтесь, мы уточняем детали во избежание вопросов в будущем. В ближайшее время мы встретимся вновь, надо будет обговорить конкретные детали. – Хольмст нажал кнопку звонка на столе. Вошел мужчина, по манерам – помощник. – Лев, проводите даму. Мадам, можете быть свободны. – Когда Казутина ушла, Хольмст обратился к Перову: – Вы, Григорий Матвеевич, тоже можете идти.

– Через час прошу ко мне на контрольное занятие, – подал голос Суворов.

– Я помню, – кивнул ему Перов и вышел.

– Почему мне кажется, что они оба лгут? – в раздумье протянул Хольмст и, прикрыв веки, добавил: – Василий, вам не показалось, что ваша собеседница, как прилежная гимназистка, приходила, хорошо выучив урок?

– Да нет. А в чем, собственно, сомнение?..

– Уж больно без запинок отвечала на ваши прямолинейные вопросы, которыми вы лупили по ней как из пушки.

– А чем вам плоха прямолинейность?.. Прямые вопросы, прямые ответы.

– Вот ежели еще и прямое попадание при этом, тогда да! Понимаете? Прямолинейность хороша при стрельбе снарядами, но не в беседе, когда вам надо пощупать, что за человек находится перед вами.

– Но это