Уголовно-правовые взгляды Н.Д.Сергеевского - Александр Чучаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Данный подход поддерживается многими учеными. Так, Н. М. Коркунов пишет: «Ни одно государство не может устанавливать законов для чужой территории» 98.
Деяние, преступное по законам места его совершения, но не являющееся таковым по месту суда, не влечет за собой уголовно-правовых последствий.
По мнению Сергеевского, в указанные правила пространственного действия уголовного закона могут быть внесены изменения. Так, законодатель, пользуясь своей безграничной властью и игнорируя интересы международного сообщества, может возложить на своих граждан ограничения, не вытекающие из законов государства совершения деяния. В этом случае преступление получает двойную оценку (по законам места его осуществления и законам государства, гражданином которого лицо является) 99.
С. Будзинский по этому поводу пишет: «Из вышесказанного о том, что государство имеет право наказывать нарушение его законов за границей, несмотря на то, что и другое государство усматривает в этом же деянии нарушение его порядка, – следует, что так называемое в международном уголовном праве предупреждение (praeventio), т. е. прежнее взыскание другим государством, не должно иметь никакого влияния на ответственность подданного за те же деяния пред его собственным государством… Для государства безразлично, как смотрит на это деяние другое государство, в котором оно было совершено» 100.
В законодательстве XIX в. ответственность за деяния, совершенные за границей, регулировалась по-разному. В одних странах предусматривалось освобождение от уголовной ответственности, если лицо было наказано, помиловано или освобождено от наказания в другом государстве; в других – предписывалось применение законов государства, на территории которого совершено преступление, если они карают за него менее строго; в третьих – менее строгие законы применяются только в том случае, если деяние направлено против иностранного государства, его граждан. В этом отношении отличалось законодательство Италии и некоторых германских государств, следовавших началу реторсии 101.
«В тех случаях, когда по законам места совершения условия наказуемости и размер наказания суть мягчайшие, сравнительно с законами места производства суда и наказания, законодатель может установить смягчение наказаний (но не применение наказаний другого государства) в виду того, что степень виновности, выражающаяся в размерах полагаемого по закону наказания, зависит от конкретных условий места и времени. Тяжесть одного и того же преступного деяния, совершаемого в различных государствах, может представляться по условиям места весьма различной, и карательная власть государства не имеет интереса налагать наказания свыше меры содеянного» 102.
По законодательству XIX в. юрисдикция государства 103 за пределами его территории определялась принципом субъективной национальности, по которому судебная власть государства распространялась на все деяния, совершенные его гражданами в каком бы то ни было другом государстве, либо принципом объективной национальности, или реальным, в соответствии с которым судебная власть государства распространялась только на деяния, совершенные на территории другой страны, направленные против его интересов или прав его граждан 104.
Наибольшее развитие получил принцип универсальный, или космополитический. Он основывался на общности интересов государств в борьбе с преступностью. «Исходя от представления о такой общности интересов всех народов по охранению порядка, теория права может выставить принцип универсальной подсудности, содержание которого выражается афоризмом: всякое преступное деяние, где бы и кем бы оно совершено ни было, может быть судимо каждым государством, во власти которого окажется преступник» 105.
Ученый оказался прав: в настоящее время указанный принцип является основополагающим в борьбе с наиболее опасными международными преступлениями и преступлениями международного характера по законодательству государства места привлечения лица к уголовной ответственности независимо от его гражданства и государства, на территории которого было совершено общественно опасное деяние 106.
По мнению Сергеевского, институт выдачи преступника 107 до признания универсального принципа действия уголовного закона в пространстве выступал единственным средством, с помощью которого привлекались к уголовной ответственности лица, совершившие преступление в одном государстве и скрывшиеся в другом 108. Вместе с тем он полагал, что применение данного института должно быть законодательно ограничено. Во-первых, выдача не должна допускаться в случаях когда деяние, признаваемое преступным по закону государства, на территории которого оно совершено, не является таковым по законодательству государства, на территории которого оказалось требуемое для выдачи лицо (например, политические и многие религиозные преступления). Во-вторых, нельзя осуществлять выдачу, если имеется основание полагать, что в государстве, требующем экстрадиции, суд будет политизированным или преступник подвергнется насилию во внесудебном порядке, в нарушение действующего закона. Это может быть при так называемых смешанных политических преступлениях, т. е. когда общеуголовные преступления совершаются ради достижения политических целей или под их прикрытием, либо в ситуации, когда лицо, совершившее тяжкое политическое преступление, обвиняется в ином деянии 109. «Правительство должно выдать преступника, если считает его заслуживающим наказания и если оно убеждено, что он будет наказан по закону и по мере вины; наоборот, не должно выдавать преступника, если этих условий не имеется» 110.
Следует заметить, что многие вопросы института выдачи остались за пределами внимания Сергеевского, некоторые же его взгляды не нашли поддержки у ученых-криминалистов 111. По сути, в его работах экстрадиция представлена лишь в общих чертах, в частности, не определен круг лиц, подлежащих выдаче (гражданина страны, которой предъявлено требование о выдаче; гражданина страны, требующей выдачи; гражданина третьей страны), не показано различие выдачи и высылки, предусмотренной законодательством России, и др.
Следует остановиться еще на одном важном аспекте уголовного закона – его системности 112. Сергеевский выделяет два составляющих момента данного обстоятельства.
1. Соответствие уголовного закона правовоззрениям народа. Эта сфера, в которой «…составители проекта не могут ограничиться ни готовым историческим законодательным материалом, ни образцовыми западными кодексами, ни, наконец, теми идеалами, которые более или менее устанавливаются в науке» 113.
По этому поводу ученые высказывали мнения лишь общего характера. Например, утверждали, что «всякое правоопределение должно соответствовать живущей в обществе идее о справедливости» (Тон) 114; «уголовные законы, не основанные на обычаях страны, всегда будут заключать в себе нечто отталкивающее, возбуждающее сомнение… уважение к ним поэтому ослабляется» (Бернер); «общенародные правовоззрения должны лежать в основе уголовного правосудия, в противном случае оно не будет иметь жизненной силы: всякое растение немедленно засыхает, как только корни его лишаются здоровой почвы» (Шютце); «наказуемость деяний есть такой вопрос, о котором может судить всякий разумный человек, какого бы звания он ни был… Уголовное право принадлежит к тем предметам, на которые характер нации должен иметь решительное влияние. Воздействие народного духа нигде не является более естественным, как в уголовном праве; отрицание в этой области авторитета народного убеждения или ограничение его сравнительно с другими областями права должно рассматриваться как явление в высшей степени неправильное» (Пухта).
Некоторые российские ученые считают, что законодатель должен «подметить проявление юридической, самобытной народной жизни, юридические обычаи и потом, пометивши, собравши их, возвести к единству, к общим началам и на основании уже этих начал и общих выводов создать закон, который бы ближе подходил к условиям и требованиям живой народной жизни» (Муллов). Другие же резонно замечают, что «есть такие обычные правила, внесение которых в кодекс равнялось бы возвращению к первобытному, младенческому строю правосознания» (Пахман).
Сергеевский исходит из того, что нормы обычного права могут соответствовать уже имеющимся потребностям и интересам, условиям жизни, но не отвечают будущему. Их значение для техники кодификации, конструкции общих уголовно-правовых принципов, вытекающих как «вывод из частных определений права различных областей», общих определений, «построенных при помощи добываемых науками, изучающими природу человека», форм наказания и содержания карательных мер, определения области наказуемых деяний и их сравнительной тяжести также различно.
