Божественный сумасброд - Цо Лхундруб

— Что ж, давай посмотрим, сильнее ли твоё копьё неведения и иллюзий моего копья чистого и пустотного осознавания! — ответил Лама, схватил за остриё копьё, что ему угрожало, и, растянув его как резиновое, завязал узлом.

— Ты или призрак, или злой дух, или великий Мастер, — сказал испуганный предводитель. — Скажи нам, кто ты?

— Я — тот, за кого вы меня принимаете, — ответил Кюнле. — Мне это безразлично.

— Должно быть, ты великий Мастер, — сказал другой торговец. — Прости нас, если мы оскорбили тебя, приняв за духа или призрака. Вот, возьми всю эту связку копий вместо того, что ты завязал узлом!

Кюнле отдал им копьё и исчез. Говорят, что один губернатор из Кхама дал за это копьё 21 деревню.

В это время губернатор Ринпунга [Ринпунг — город-крепость к югу от Лхасы, откуда династия правителей властвовала над центральным Тибетом в XV–XVI веках] послал Друкпе Кюнле приглашение посетить Ринпунг, потому что ему хотелось посмотреть, какими способностями обладает Лама. Лама принял приглашение. У ворот крепости его встретил слуга и попросил подождать снаружи, пока он не посадит на цепь собак. Но, не обратив на него внимания, Кюнле проследовал во двор, где на него тотчас же набросились две огромные собаки, белая и чёрная, — это были тибетские доги. Он поднял свой длинный посох и, ударив им обоих псов по хребту, отделил передние части туловища от задних.

— К чему совсем белая и совсем чёрная собака! — прокомментировал он, соединяя чёрную часть с белой и наоборот. Затем он воскресил собак и, целые и невредимые, они стали носиться но двору, резвясь как щенки.

Много любопытных собралось и дивилось этому чуду.

— Чем стоять в праздном любопытстве, глазеть на мои проделки и слушать бред ненормального, повторяли бы лучше мантру Мани, — сказал он и спел песню, которая называлась "Танец Мани, призывающий ум помнить о непостоянстве":

АО! Слушайте меня, люди и боги! Ко всем тем, кто, обретя человеческое тело, может сказать: "Я всегда помню о своей грядущей смерти", Придёт высочайшая Дхарма. Все те, кто может сказать: "Во мне уже возникла высочайшая Дхарма", Пусть поклонятся на прощание Самсаре. Взгляните наверх, в обширное пространство полуденного неба. Посмотрите на многие сотни больших птиц и тысячи малых И знайте: как бы высоко они ни летали, Все они —  на пути в Город Смерти. И мы, как и они, должны умереть, Исполненные страха, в полном неведении О времени и месте своей смерти. Просите Прибежища у Великого Сочувствующего[25] И повторяйте его шестислоговую мантру: ОМ МАНИ ПЕМЕ ХУНГ! Взгляните вниз, в глубину реки, И посмотрите на сотни больших рыб и многие тысячи малых. Знайте, что все эти златоглазые рыбы К Городу Смерти плывут. И мы, как и они, должны умереть, Исполненные страха, в полном неведении О времени и месте своей смерти. Просите Прибежища у Великого Сочувствующего И повторяйте его шестислоговую мантру: ОМ МАНИ ПЕМЕ ХУНГ! Оглянитесь кругом, в этом непостоянном мире Посмотрите на людей и четвероногих тварей Четырёх континентов. Поймите, что все, кто дышит, Неизвестно, кто первым —  молодой или старый, Все торопятся к Городу Смерти. Верно, что и мы должны умереть, Исполненные страха, в полном неведении О времени и месте своей смерти. Нам следует принять Прибежище в Великом Сочувствующем И повторять его шестислоговую мантру: ОМ МАНИ ПЕМЕ ХУНГ!

Своим пением и танцем Лама призвал губернатора и его слуг подняться с мест и танцевать имеете с ним. В них пробудилось большое доверие, и они почувствовали глубокое отвращение к мирским привязанностям. Губернатор дал Друкпе Кюнле ключ от своей сокровищницы, настоятельно прося Ламу взять оттуда всё, что бы ему ни захотелось. Открыв дверь, Лама увидел но одну сторону слитки золота, но другую — слитки серебра и повсюду — груды украшений, отделанных драгоценными камнями. Он нарядился в золото, серебро и драгоценные камни, опоясался белым шёлковым кушаком и вышел показаться народу. Потом он снял свой пышный наряд и вернул губернатору, который, однако, продолжал настаивать, чтобы Друкпа Кюнле всё оставил себе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Это же не возьмёшь с собой! — сказал Лама. — Достаточно возрадоваться на мгновение. Послушай мою песню!

Окати нас волнами благословения, отец Кагью-Лама![26] Золото, серебро и драгоценности —  не настоящее счастье, А потеря богатства —  не настоящее горе. Примите Прибежище в свободе от богатства и обладания! Прекрасная спутница жизни —  не настоящее счастье, А разлука любящих —  не настоящее горе. Примите Прибежище в свободе от друзей и семьи! Обладание драгоценным человеческим телом —  не настоящее счастье, Покинуть его с пустыми руками —  не настоящее горе. Примите Прибежище в извлечении самой сути человеческого существования! Исполнение честолюбивых желаний богатства и высокого положения — не настоящее счастье, Видеть, как оно достаётся другим —  не настоящее горе. Примите Прибежище в раздаче всего, что у вас есть! Достижение того, что манит в этой жизни, —  не настоящее счастье, А разделение ума и тела в момент смерти —  не настоящее горе. Примите Прибежище в устремлении к неизменному счастью!

К концу этой песни его слушатели воспылали доверием и преданностью.

— О Господин налджорпа! Ты явно довольствуешься исключительно внутренними дарами. Но, пожалуйста, прими как подношение хотя бы этот доброкачественный ячмень.

Лама взял зерно и покинул крепость губернатора, направившись на поиски кабака в соседнюю деревню.

Мать с дочерью, содержавшие пивную, ошибочно приняли его за пьяного монаха из Конгпо и предложили ему выпивку взамен на песню.

Так он спел им эту песню:

Что нужно каждому —  это истинная Дхарма, Что нужно для себя —  это свобода, Что нужно мирскому человеку —  это богатство, Что нужно молодым девкам —  это толстый член, Что нужно старухам —  это злорадная болтовня, Что нужно старым —  это много сыновей. Свободно отдавать —  это щедрость, Быть свободным от скупости —  это богатство. Я —  Кюнга Легпа, отстранившийся от действий, А вы обе —  мать и дочь —  мои щедрые благодетели!