Плавающая Евразия - Тимур Пулатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шагнув за ворота, Давлятов глянул на стены своего дома, как бы оценивая их прочность. Отойдя на приличное расстояние, остановился, чтобы приглядеться повнимательнее. Впервые так пристально всматривался он в родовой дом с наружной его стороны, замечая несколько необычную, будто сдвинутую с фундамента форму. Дом был не строго четырехугольный, а окруженный стенами, местами срезанными, местами согнутыми, — словом, передняя его часть казалась заостренной, как нос самолета, бока покатые, а задняя часть разделена на два острых угла… Невольно вспомнишь суеверные слухи о том, что дом будто бы держится то ли на таракане, то ли на черепахе и в роковую ночь покачнулся, до смерти напугав отца.
Прежде чем свернуть за угол, Давлятов услышал какую-то возню за спиной. Оглянулся и увидел, как тот маленький, с узкими глазками, излучавшими холод, подхватил свою подругу на руки, забежал в ворота его дома, и оттуда сразу же раздались визг, хохот… Давлятов хотел было броситься обратно, чтобы поймать их и посрамить, но тут из улицы вынырнула машина его благодетеля, Нахангов, открывая дверцу, вялым жестом пригласил его к себе на заднее сиденье.
— После вчерашнего столпотворения среди населения отмечены признаки суеверия, — начал по-деловому Нахангов. — Мы должны под эгидой нашего института созвать конференцию, чтобы убедительными примерами в самом зародыше подавить суеверие…
— Опять — конференция? — невольно вырвался у Давлятова глупый вопрос.
— Я и вам позволю выступить на ней… То, что я скажу сейчас о смерти религии, поможет вам хорошенько подготовиться… Так чем мы умертвили религию? Ее множественностью. Будь религия одна для всех, она бы сразу не рухнула словно подкошенная… Мы сумели выиграть на ее множественности. Смешали в сознании современного человека все религии, загнав мусульманство в христианство, иудаизм в языческую веру, буддизм причудливо вплелся в манихейство. Словом, все искусно смешали, чтобы заставить всех поверить: религия — большая ложь. Образ бога стал вредным, несносным для души знаком… Вы полукровка, как и в массе своей все наши граждане, — наше природное тесто замешено и на поте Христова чела, и на пыли конниц Мухаммеда… кто же благословил нас на наши дела? Сам Христос! А Мухаммед пошел дальше. Тут уже было не до сентиментального поцелуя, когда меч был аргументом в споре… Мухаммед указал нам финал истории религии, ее нынешний конец.
— Пожалуй, это так, — торопливо промолвил Давлятов, заметив, что подъезжают они к зданию ИПЗ со стороны конференц-зала.
— До вечера, — кивнул ему подбадривающе Нахангов, — до без десяти десять…
Академик-фемудянин, почти одновременно с ним подъехавший к залу, увидел Давлятова… и как только строптивый сотрудник закрыл за собой дверцу машины, создалась иллюзия, будто его заслонили входящие в зал… и от машины торопливо отошел тот самый с измученным лицом, словно побитый камнями, и несчастный…
«Он и сегодня здесь, — мелькнуло у академика-фемудянина. — Как же его звали? Как же? Салих… да, да, Салих. За ним! — скомандовал он себе. Только за ним и ни на секунду не терять его из виду…»
Несмотря на свой солидный возраст и положение, он бросился бегом по ступенькам, и, услышав шаги, Давлятов удивленно повернулся… Шаршаров бежал за ним.
— Так это вы?! — помрачнел Давлятов, сжимая кулаки. — Я-то вчера подумал — померещилось… господин хороший парижанин…
— Вы это мне? — остановился на верхней ступеньке академик-фемудянин и посмотрел назад, думая, что тот, по чьему адресу зло иронизирует Давлятов, идет следом.
Во Дворце конференций сегодня все оказалось не совсем обычным: зал, куда устремился Давлятов, был заполнен пока наполовину, в то время как высокий президиум уже собрался в полном составе. Академики с нескрываемой досадой поглядывали оттуда на пустующие ряды кресел, как бы чувствуя себя виноватыми перед новым официальным лицом, которое сидело рядом с президентом конгресса. Это был не кто иной, как сам председатель градосовета Адамбаев — один из тридцати избранных, кто имел право в момент землетрясения скрываться в собственном бункере.
Едва все расселись по местам, президент объявил второй день конгресса открытым и добавил, что событие, имевшее место вчера вечером в городе, невольно меняет программу нынешнего заседания… но обо всем этом лучше всех скажет уважаемый председатель градосовета, который, несмотря на занятость тысячами неотложных дел, нашел время приехать сюда…
Адамбаев встал, но с минуту молчал, как бы подбирая самые точные слова.
— Вы знаете о предупреждении, которое все жители нашего града получили по почте, — уверенно-бесстрастно начал он наконец. — Часть горожан поверила слухам. Начиная с половины десятого вечера группами, целыми семьями и поодиночке стали покидать свои дома и собираться на площадях, в скверах и других открытых местах. Нарастала паника. Вчерашний вечер пока еще не принес ощутимого вреда производственной и общественной деятельности нашего града, хотя нам, политикам, более чем кому-либо, известно, что граждане, спавшие ночь плохо, беспокойно, а то и вовсе лишенные сна, хуже, чем в обычные спокойные дни, трудятся на своих рабочих местах. Сегодня вечером мы будем иметь точные данные о спаде производительности труда… Но если подобное будет продолжаться и сегодня и завтра — и так на протяжении месяца, как сказано в этом провокационном предупреждении, — спад трудовой активности в городе постепенно достигнет низшей точки… Все другие последствия каждодневного напряжения в городе будут прогнозироваться, но и сейчас каждому из сидящих здесь ясно, что последствия эти могут быть самыми отрицательными для жизнеобеспечения града… По иронии судьбы или по счастливой случайности, в эти трудные для града дни здесь оказались все самые лучшие умы сейсмологии, не только Союза, но и прогрессивных зарубежных стран. Ваша задача, опираясь на самые точные данные науки, разоблачить всякого рода слухи, домыслы, дать отпор злонамеренной провокации… Сегодня после закрытия конгресса приглашаем уважаемых академиков на наше телевидение, где мы устраиваем прямую передачу вопросов и ответов. Каждый, кто пожелает, может позвонить на телестудию и получить от вас самый исчерпывающий ответ по тревожащему его вопросу… Итак, уважаемые академики, прошу помочь нам. От вашего веского слова будет зависеть спокойствие и благополучие всех жителей нашего Шахграда…
Адамбаев сел тяжело, и рядом с ним президент конгресса показался совсем легким и суетливым.
— Есть вопросы к уважаемому председателю? — поспешно спросил он у зала, молча и угрюмо переваривавшего услышанное. Только один Давлятов ерзал все это время, часто поглядывая на фемудинского академика, который, словно пытаясь что-то разгадать в Давлятове, пронзительно сверлил его глазами.
«Что это вы?» — хотел спросить его Давлятов, но вопрос свой неожиданно адресовал не академику, а председателю градосовета, громко и во всеуслышание сказав:
— Что это вы?.. Надо штаб создать при градосовете — сегодня же, немедленно! Последствия ожидаемого землетрясения будут ужасны, а вы всё хотите свести к дешевой телевизионной передаче!
Как ни странно, ни зал, ни президиум ничем не среагировали на столь дерзкое заявление Давлятова — со вчерашнего его выступления все привыкли слышать от него одни лишь дерзости… чудак, сумасшедший, немало крутится их около науки. Впрочем, такие, пожалуй, даже нужны в серьезных конгрессах, как шуты гороховые… Президент поспешил наклониться к председателю и что-то объяснить ему, после чего оба язвительно хмыкнули, даже не удостоив Давлятова взглядом.
Один из немногих, кого задела выходка Давлятова, — гость, восточный немец, с самого начала работы конференции сконфуженный ее общим ходом и атмосферой. Многие выступления показались ему половинчатыми и несколько условными, не замешенными на политике. Он был удивлен и даже ошарашен тем, что не в Мехико, где также собирался конгресс сейсмологов, не в Скопле, а в Шахграде, являющемся одним из центров сейсмона-уки Союза, ораторы выступают с сообщениями, не подкрепляя свои научные доводы идеологическими догмами. А этот Давлятов даже украсил свое сообщение религиозной символикой, что для гостя с берегов Шпрее и вовсе казалось непозволительно: боялся он, что тенденция — отделять науку от политики — пойдет отсюда к его краям и тогда придется в корне менять всю работу возглавляемого им ИПЗ. Гость вскочил порывисто, прося слова. Ему дали вне очереди из уважения к стране, ни разу не испытавшей землетрясения.
— «Внимание! — стал читать гость заранее приготовленный с помощью переводчика текст. — Я считаю, что уважаемый конгресс должен дать отпор и навсегда уничтожить вредные взгляды Давлятова… который сегодня еще раз повторил их. Впредь от всех выступающих необходимо требовать четкого политического подхода к таким сложным стихийным бедствиям, как землетрясение!»