На суше и на море. Выпуск 15 (1975 г.) - "На суше и на море"

Очнулся он от того, что Женэ лил ему на голову из фляжки воду.

– Не трать воду! - крикнул он. - Ее на этом Сириусе вообще нет.

– На каком Сириусе? - не понял Женэ.

– А разве мы на Земле? Погляди на эту тварь, на эти деревья-скелеты, на эти шары-кусты! А там, наверху, прыгающие «клумбы», видел? А гадость, которая на меня напала? Кстати, где она?

– Вы ищете это животное, если я вас понял правильно? - осведомился по-испански Санчес. - От него, увы, остались только клочья.

– Стрелял разрывными, - пояснил Брегг.

– Вот кусок, - Санчес протянул ему кусок синего мяса с запекшейся синей кровью и с обломком металлически поблескивающей фиолетовой корки. - Почти металл, - постучал он по ней пальцем, - только не знаю какой. Медь, должно быть. У нас в крови железо, а у этого животного, как и у спрутов, - медь.

– Корка - не медь, - усомнился Женэ. - Я думаю, тут что-то другое. Как он выглядел, этот зверь?

– Прямо как арбуз.

– Занятно. Что же они пьют, если здесь воды нет?

– Может, на дне каньона? Проверим?

– Ты сколько таблеток принял? - осведомился Женэ.

– Две.

– Проглоти еще пару. Счетчик показывает уже почти триста рентген, а ниже, думаю, будет больше. Радиация в этом каньоне повышаемся с каждым шагом.

– Триста семьдесят, - сказал Брегг, сверившись с дозиметром, когда они спустились на десяток метров. - И обрати внимание на лес.

Уступ здесь был шире, и лес сплошным массивом выстроился по краю. «Не пробиться, - подумал Женэ, - бульдозер нужен, а не наши ножи».

– Придется возвращаться наверх, - сказал он, - на следующем уступе уровень радиации уже почти смертельный. На троих таблеток не хватит - надо спускаться одному.

Санчес сделал несколько снимков опутанного лиловой паутиной леса и полез на верхний уступ.

– Взгляну на сороконожку, - пояснил он.

– Какую сороконожку? - спросил Брегг.

– Санчес подстрелил наверху еще одну здешнюю тварь, многолапую, величиной с хорька и в панцире, похожем на фольгу, - сказал Женэ.

Но сороконожки на месте не оказалось. Кто-то унес ее. Но кто? Мох вокруг не был примят, только возле скалистого выступа, где она лежала, остались глубокие треугольные следы неведомого хищника.

– Хорошо, что хоть снимки есть, - чуть не плакал Санчес, - какой экземпляр потерян.

– Арбуз и сороконожка - это мелочь, - закричал, перебивая зоолога, Брегг. - А если тварь - с бочку? Если на вас прыгнет «клумба», что тогда?

– Тихо, сеньор Брегг, - остановил его Санчес, - мы не глухие. То, что вы называете «клумбой», просто странствующая колония грибовидных организмов. По-моему, она не опасна.

– Здесь все опасно, - не унимался бельгиец, - а вы уверены, что синий мох, на котором мы спали, не ядовит?

– Не паникуй, - сказал Женэ, отшвырнув ногой консервную банку. - Опаснее всего радиация. С каждым уступом уровень ее повышается почти на сто рентген, а таких уступов десяток, а то и больше.

– А действуют ли таблетки? - спросил Санчес. - Мне что-то стало не по себе.

– Тошнит?

– Нет.

– Лихорадит?

– Тоже нет. Просто сонливость.

– У меня, между прочим, тоже, - заметил Брегг.

– Первый признак лучевой болезни - тошнота и рвота через час-полтора после облучения, - сказал Женэ. - К вечеру лихорадка и боль в горле.

– Нет этих симптомов, - удовлетворенно повторил Санчес.

Женэ не ответил, чувствуя, что и его неудержимо клонит ко сну, хотя день еще только начинался. «В схватке с каньоном,- подумал он,- мы, кажется, терпим поражение».

Очнулись все почти одновременно и в темноте.

– Уже ночь? - растерялся Санчес. Бельгиец осветил зажигалкой часы.

– Половина второго. Проспали двенадцать часов.

Разговор сразу принял резкий, обостренный характер. Двенадцатичасовой каменный сон не освежил и не успокоил. Наоборот, взвинтил. Испанский и французский языки смешались. Все кричали, перебивая друг друга.

– Опять страх! Почему? Так с ума сойдешь!

– Я же говорил: радиация.

– Какая еще радиация?! Сириус это, Дантов ад.

– Не глупи.

– А где ты видел на Земле эту дьявольщину?

– Спроси зоолога.

– Я подавлен, сеньоры.

– Попробуем зажечь костер.

Дымное пламя осветило шарообразные кусты и деревья-уродцы. Над каньоном по-прежнему висела тьма. И вдруг в этой непроглядной мгле вспыхнули огоньки. Их можно было легко сосчитать - не больше десятка. Неподвижные, иногда чуть-чуть смещавшиеся, они висели на высоте человеческого роста или выше, на уровне вцепившихся в камни деревьев, и горели, не мигая, тусклым зелено-оранжевым светом.

– Это глаза, - раздался свистящий шепот бельгийца.

– Вздор, - отозвался Женэ.

– Похоже на глаза, - тоже шепотом произнес зоолог. - Только это не ягуар.

– А вдруг здешние твари? Покрупнее?

Бельгиец вскочил, выхватил тлеющую головешку из костра и бросился навстречу немигающим огонькам.

– Жрите, гады! - крикнул он, швырнув головешку в темноту. Глаза погасли.

– Испугались, - сказал зоолог.

– Неужели вы верите в тварей-гигантов? - спросил француз.

– Не знаю, сеньор Женэ, я ничего не понимаю.

– А я знаю, кто это, - заскрипел зубами Брегг. Даже в свете угасающего костра было видно, что он дрожит, точно в ознобе. - Это они.

Он схватил двустволку, проверил, заряжена ли, но Женэ тут же отнял у него оружие.

– Не дури. Их уже нет. Видишь - темно? Ни одного огонька. Ты лучше ляг и прими снотворное. В таком состоянии можешь сорваться с кручи. А мы с профессором подежурим.

– Прости, я опять взорвался. Дай таблетки, - Брегг вдруг обмяк и сел, едва не свалившись в костер. Минут через десять снотворное подействовало - он уже снова спал, вздрагивая даже во сне.

– Надо уходить отсюда, - сказал Санчес.

– Утром уйдем, - согласился Женэ, - я только еще раз проверю уровень радиации.

В чаще кривобоких деревьев снова зажглись огоньки. Столько же, а может и больше. Глаза? Вероятно. Неподвижные, пристально наблюдающие за ними.

– Опять, - сказал Санчес.

– Вижу.

– С ружьем в руках легче дышится.

В сельве тоже было страшновато. Но там им угрожали змеи, ядовитые улитки, кровожадные пираньи - не дай бог, свалишься в воду с плота или перевернется лодка! Здешний страх был особым, гипнотическим, внушенным. Женэ стыдно было признаться самому себе, что он, победитель соревнований в скоростной стрельбе по движущимся мишеням и призер велогонок на треке, сейчас трясется от страха, сжимая скользкими от пота руками ружье. Диковинные растения? Да бог с ними, с растениями, мало ли незнакомцев в сельве - все равно в ботанике он профан. Зверье? Против него есть оружие. Глаза? Тускло-зеленые с оранжевым ободком - они висели в воздухе, как фонарики. Живые фонарики. Не светят, а всматриваются, не вспыхивают, а приближаются, не блестят, а приказывают. А ему не хочется подчиняться, не такой он человек, чтобы смириться со всей этой мистикой. Пусть кто угодно думает, что глаза таинственных лесных существ, о которых говорят предания индейцев, наблюдают за ними. Мифологическое выдает за действительное, сказку - за реальность. Ну а ему, геологу, исходившему тысячи километров в дебрях трех континентов, это все ни к чему. Сейчас он подойдет поближе к этим пугающим глазам и выпалит по ним из обоих стволов. А там посмотрит, уберутся ли они подобру-поздорову.