Незакатный свет. Записки паломника - Владимир Крупин

Замечательны на все времена и для монахов и для мирян сочинения преподобного Нила о поведении иноков и вообще православных людей. Он говорит о пользе трудов телесных, о воздержании в пище и питии, о принятии странников, о повиновении настоятелю, наставникам, о заповедях соблюдать бедность и нищету, ибо ничего мы с собой не унесем из сего мира в жизнь вечную.

Он говорит о внутреннем или мысленном делании молитвы, и о том, что недостаточно внешнего делания без внутреннего.

Преподобный разделяет свой Устав на одиннадцать глав: в главе первой говорит о различении мысленной брани, во второй – о борьбе с помыслами, в третьей – об укреплении в борьбе против помыслов, в четвертой и пятой разделяет помыслы по числу их на восемь, в шестой – о борьбе с каждым из них, в седьмой – о памятовании о неизбежной смерти и неизбежном суде, в восьмой – о слезах, в девятой – о хранении постоянного сокрушения, в десятой – о смерти для мира, в одиннадцатой – о том, чтобы все было делаемо в свое время.

Тропарь преподобному обобщает его многотрудную земную жизнь и подвигает нас обращаться к нему:

«Мирскаго жития отвергся и мятежа житийскаго бегая, преподобне и Богоносне отче наш Ниле, не обленился еси собрати цветы райския от писаний отеческих, и в пустыню вселився, процвел еси яко крин сельный; отонудуже прешел еси и в небесныя обители. Научи и нас, честно почитающих тя, твоим царским путем шествовати, и молися о душах наших».

Страдалец за веру Христову

Так назовем преподобного отца нашего Максима Грека, инока Афонского. Преподобный Максим – один из тех мостов, что соединили Русь с Афоном. Не всегда Русь была милостива к святому, но упокоился он в русской земле.

Преподобный родом из Албании, но родители его греческого происхождения, посему он и вошел в историю как Максим Грек.

Конец пятнадцатого века. Греция порабощена магометанами. Духовные училища уничтожены. Но родители отрока – набожные люди, и они закладывают в сына начатки веры христианской. Отец – важный сановник, имеет возможность дать сыну образование и вне порабощенной Греции. Юноша учится в Галлии, в Париже, у своего знаменитого соотечественника Иоанна Ласкариса. Древние языки юноша изучает в Венеции. В то время Италия была поражена недугом неверия, но сердце и разум Максима стояли на скальной основе Православия, и он безошибочно разбирался в науках, отметая вредные и занимаясь полезными. Уже в молодости он выступил против языческих тогдашних заблуждений: о вере в то, что наши судьбы управляются движением звезд, что судьба человека есть дело случая, что нет загробной жизни.

Трудно было жить в мире, зараженном неверием. «Если бы Господь не помиловал меня и не посетил Своею благодатию, и не озарил светом Своим мысль мою, то давно бы и я погиб с находящимися там проповедниками нечестия», – так писал позднее преподобный об итальянском периоде своей жизни. И не Парижский университет, не Флоренция, не Венеция завершили его образование, а Святая Гора Афон. Здесь получил он образование души и сердца, ибо ум его был напитан светскими науками, и он мог бы занять блестящее, по мнению света, место, но он отказывается от самых заманчивых предложений и стремится к иночеству.

Максим Грек. Икона. XVI–XVII вв.

Двадцати семи лет отроду, в 1507 году, Максим принимает пострижение в братство Благовещенской Ватопедской обители. Через десять лет обитель совсем обнищала, и Максима, как знающего языки, отправляют в мир для сбора подаяний для обители. И хотя Максим намеревался всегда жить в монастыре и не выходить за пределы Афона, он со смирением принимает нелегкое послушание просителя. Он использует свое послушание еще и для проповеди веры Христовой. Далее происходит вот что. Великий князь московский Василий Иоаннович обратил внимание на то, что в Кремлевских палатах хранятся драгоценные сокровища – византийские рукописи, вывезенные из Константинополя и спасенные от уничтожения турками. Это наследие отца Иоанна III, женатого на византийке Софии Палеолог. Василий Иоаннович и тогдашний митрополит Московский Варлаам обращаются на Афон с просьбой прислать умного инока, знатока древних языков. Письмо повезли торговые люди Василий Копыл и Иван Варравин. Приехали они за знатоком древностей, конечно, не с пустыми руками. Такой знаток на Афоне был – монах Савва. Но он просил пощадить его старость, больные ноги. Прот Святой Горы заменил Савву Максимом. Максим, как бы предвидя будущие страдания, долго отказывался и только слова игумена о том, что доставить духовную пищу алчущим есть святое дело величайшей любви, склонили его к согласию ехать в далекую северную страну.

В Москве местом пребывания Максима был назначен Чудов монастырь…

Ф.Я. Алексеев. Иван Великий и Чудов Монастырь. Начало XIX в.

По дороге, а она длилась в то непростое время два года, Максим пожил и в Константинополе, и в Крыму – и, времени зря не теряя, изучил русский язык и русскую письменность.

В Москве местом пребывания Максима был назначен Чудов монастырь, содержание на проживание и труды преподобный получал от великого князя.

Осмотрев кремлевское книгохранилище, Максим пришел в восторг – такого богатства он не видел нигде. Великий князь и митрополит просили вначале заняться переводом толковой Псалтири, книги, которая была особо чтима в России.

Год и пять месяцев длилась работа по переводу. Одобренная и князем и митрополитом, она снискала Максиму новые почести. Максим же просил об одной милости – дозволения вернуться на Афон. Дозволения на это не было. Труды по переводу продолжались. Последовали переводы толкований Святых Отцов на апостольские Послания, толкование святителя Иоанна Златоустаго на Евангелия от Матфея и Иоанна.

А далее следует то, что послужило к несчастьям в судьбе преподобного – ему было поручено выверить по первоисточникам богослужебные книги. «Жегомый Божественною ревностью, очищал плевелы обеими руками», – писал он о своих трудах. Но ревнители старины невзлюбили Максима. Начался ропот на «пришельца греческого», как его называли. Клевета выросла до того, что Максиму приписывали утверждение, что на Руси нет ни Евангелия, ни Апостола, ни Псалтири. Пока Максима защищал Варлаам, дело переводов и исправления книг все-таки продвигалось.

Но вот на первосвятительскую кафедру заступил Даниил, инок Волоколамского монастыря, который встал на сторону противников Максима. Кроме того, Даниил еще пуще невзлюбил преподобного, когда тот спросил: почему на Московскую кафедру поставлен митрополит без согласования с Константинопольским патриархом? Ему отвечали, что есть в Москве грамота Патриарха, которой дозволяется русским епископам ставить своих митрополитов самостоятельно. Но никто такой грамоты Максиму не показал.

Новые неудовольствия преподобный навлек на себя, когда отказался переводить «Историю церкви» Феодорита Кирского, находя в ней много актов еретических, могущих стать соблазном для верующих. В повседневной жизни Максим обличал насилие сильных над слабыми, упрекал иноков некоторых монастырей, ставя им в пример монастыри афонские. Кривить душой, говорить не то, что думаешь, он не мог. Хитрые люди ставили перед ним острые вопросы о положении дел в Москве, а затем пересказывали его речи, искажая их.

Тучи над головой святого сгущались. В Москву, и всегда-то осаждаемую Римом, прибыл на долгое время легат Шонберг, привезший и распространявший «Слово о соединении Руссов и Латинян». Он обольстил видного боярина Феодора Карпова, других. Преподобный Максим написал ряд сочинений, где вдребезги разбивал доводы папистов и обличал их вероломство. Ходили по рукам и его сочинения против иудеев, магометан и язычников. «Надо проповедовать Евангельскую истину, несмотря на злобу невежества», – говорил он.

В это время великий князь решил расторгнуть брак с супругой, детей не имеющей, и сойтись с Еленой Глинской, оправдывая это тем, что нужен наследник престола. Даниил поддержал князя, а Максим встал на сторону церковных правил, заявляя, что так поступать великий князь не должен.

Надо проповедовать Евангельскую истину, несмотря на злобу невежества…

Святые апостолы Петр и Павел в тюрьме в Мамертине. Гравюра. 1880.

И тут в ход пошла уже такая клевета, что поверить в нее было невозможно тому, кто знал преподобного. Но князь уже был не тот, что девять лет назад, когда зазывал Максима и осыпал почестями. Князь клевете поверил. Она была в том, что будто бы через турецкого посла в Москве Искандера Максим писал султану, чтобы тот шел войной на Россию, что время удобное, что силы военные в Руси слабы, что великого князя на Москве не любят и прочее. Преподобного заковали в кандалы и отвели в темницу Симонова монастыря. Всегда искренний, он и на допросах говорил правду. Не скрывал и своего осуждения задуманного брака. Но брак все равно состоялся. Прежнюю жену, Соломонию, постригли в монахини. Великий князь, к его чести, распорядился выпустить преподобного.