Судный день Орбитсвиля - Боб Шоу

– … В этом вечернем выпуске "Оринджфилдского Обозревателя". Заметка, о которой я говорю, весьма ядовита и остроумна. Может быть, ее автор сейчас здесь? Нет? В конце концов, это не так уж и важно, поскольку у меня нет никакого желания спорить с анонимом. Этот человек попросту делал свое дело, выражая точку зрения редакции на то, что, несомненно, выглядит как классический случай – всезнающие ученые мужи в очередной раз сели в лужу. У нас в Пьютерспире бытует поговорка – "ученость не помеха глупости".

Так что я с сочувствием отношусь к довольно распространенному взгляду на ученого, разбивающего лоб столь же часто, как и атом.

Оратор замолчал, пережидая пока стихнет довольный смех аудитории. Он стоял в прежней позе, даже выражение его лица не изменилось, но каждый из присутствующих вдруг понял, что шутки кончились, и теперь речь пойдет о куда более серьезных вещах. Никлин, несмотря на свой скептицизм и совершенно неожиданно для самого себя, заинтересовался. Проповедник, если это был именно он, совершенно не походил на своих собратьев. На нем была самая обычная одежда – простая серая шляпа от солнца, голубая рубашка с короткими рукавами и серые брюки, а вовсе не ряса или уныло-респектабельный костюм, с которыми обычно ассоциируется образ религиозных вербовщиков. И говорил Монтейн тоже в совершенно обычной манере, в его речи начисто отсутствовала показная манерность. К сидевшим перед ним людям он обращался напрямую, не прибегая ни к каким ухищрениям. Никлину начал нравиться этот человек. Он вновь поймал себя на мысли, что с нетерпением и неподдельным интересом ждет продолжения.

– Но в этой связи, друзья, я должен сказать вам нечто такое, чего, быть может, вам и не хотелось бы услышать.

Голос Монтейна, подхваченный мощными динамиками, катился над аккуратными садами и многочисленными каминными трубами Оринджфилда.

– Я хочу сказать вам, что астрономы из Бичхед-Сити на этот раз не напрасно тревожатся. Они в растерянности. Они, так же как и вы, не понимают, какая страшная угроза исходит от огромного пузыря, именуемого нами "миром". Откуда мне это известно? Я отвечу вам, откуда. Я ждал подобного события многие годы, я ждал его каждую минуту с того момента, как осознал, что Орбитсвиль – это западня дьявола! Это ловушка! Ловушка, которую дьявол создал продуманно и любовно, сделал ее привлекательной для людей. И сейчас дьявол собирается захлопнуть ее!

На городской площади поднялся гул человеческих голосов. В этом гуле в равной мере слышались тревога, удивление и насмешка. Сверкающий золотистый ковер из солнцезащитных шляп заволновался.

Монтейн вскинул руки и, подождав, пока Не уляжется шум, продолжил:

– Я не всеведущ. Я не обладаю прямой связью с Богом, по которой он сообщил бы мне, какое будущее уготовано его детям. Я также не знаю и дальнейших планов дьявола. Я знаю лишь одно – благодаря Божьей милости нам дарована передышка. Господь мог оставить нас наедине с нашими проблемами, и мы бы заслужили того, поскольку по собственной воле покинули мир, сотворенный для нас руками Божьими. Мы отвернулись от дарованного нам Эдема. Охваченные высокомерием и ослепленные глупостью, мы слетелись на этот металлический пузырь. Мы сами, по собственной воле, устремились в ловушку!

Но, как я уже сказал, у нас еще есть время. Бог даст, нам может его хватить, чтобы вырваться из дьявольской западни. Для этого нам понадобятся космические корабли. Мы должны построить их и покинуть Орбитсвиль. Земля, возможно, навеки для нас потеряна – справедливое наказание за наши грехи, но мы можем отправиться на какой-нибудь другой созданный Богом мир, на новый Эдем, и там заново создать человечество.

Новая волна шума, перешедшего в рокот, прокатилась над площадью. Протестующие выкрики подкреплялись скептическим смехом. "Постройка космического корабля должна стоить немалых денег, – беспокойно подумал Никлин, – не нужно быть Газообразным Позвоночным, чтобы понять, из какого источника предполагается добыть их". Он с тревогой огляделся в поисках сборщиков пожертвований.

– Я вовсе не прошу вас принимать мои слова на веру, – повысил голос Монтейн, стараясь перекрыть шум. – Я слишком хорошо знаю, что на веру в наши дни спрос невелик. Поэтому я прошу лишь об одном – взвесьте факты. Бесстрастные, холодные и бесспорные факты. Например, почему так хорошо приспособлен Орбитсвиль к…

Придя к выводу, что, несмотря на рациональную манеру говорить и абсолютно нормальный вид. Кори Монтейна следует показать психиатру, Никлин мгновенно потерял всякий интерес к выступлению проповедника. Он покачал головой, почему-то испытывая чувство легкого разочарования, и повернулся к Зинди, собираясь сказать ей, что пора уходить. Но девочка сама поманила его пальцем, прося наклониться к ней.

– Джим, – шепнула она, – все это сплошной бычий навоз! Может, нам пора пойти к мистеру Чикли?

– Прекрасная мысль!

Никлин приложил палец к губам, призывая Зинди к молчанию, и утрированной крадущейся походкой двинулся прочь от толпы слушателей. Зинди, давясь от смеха и зажимая рот рукой, следовала за ним. Они успели сделать всего лишь несколько гротескных шагов, когда Никлин заметил, что на них смотрит какая-то молодая женщина. В руках она держала большое плетеное блюдо, что с головой выдавало в ней сборщицу пожертвований. Она с чуть укоризненной улыбкой наблюдала за их пантомимой.

– Уже уходите? – спросила незнакомка глубоким низким голосом с приятным выговором. – Вас совсем не взволновало то, о чем говорит Кори? Никлин не успел еще сообразить что к чему, а его язык уже принялся за работу.

– Наоборот, все великолепно, просто великолепно. Но, к сожалению, на другом конце города нас ждет одно семейное дело. Понимаете, мой дядя решил создать у себя на участке сад камней, и я должен помочь ему.

В голове Никлина теснились самые разнообразные подробности, которыми он мог бы украсить свою ложь, вплоть до биографии воображаемого дядюшки. Он обдумывал, какой из вариантов является самым многообещающим, когда его взгляд наконец остановился на сборщице пожертвований.

К тому, что произошло в следующий миг, Никлин был совершенно не готов.

Его взору предстала самая поразительная реальность, с которой он когда-либо сталкивался. Краткое мгновение – мир перевернулся, и Никлин стал совсем другим человеком.

Его обуревали чувства, доселе незнакомые и странные. И главным в этой удивительной эмоциональной вспышке было страстное, неукротимое вожделение, внезапно овладевшее всем его существом. Он хотел эту женщину, он жаждал ее, он желал обладать ею, обладать немедленно, здесь и сейчас. Но его чувства не ограничивались одним лишь плотским вожделением. Он жаждал не только обладать стоящей передним женщиной. Он хотел бы просто спать с ней в одной постели, чувствовать рядом тепло ее тела, обнимать ее, слушать женский шепот, опять погружаться в сладкую истому сна. Он хотел ходить с ней за покупками, обороняться от назойливых уличных торговцев, извлекать из ее глаз случайные соринки. Он хотел услышать, что она думает о современной музыке, какое расстояние она может пробежать не запыхавшись, какие болезни она перенесла в детстве, хорошо ли она разгадывает кроссворды…