Охота на сокола (СИ) - Снежная Александра

Цыплячья шея, торчащая из ворота слишком большой для неё одежды, казалась соломинкой: ударь по затылку и переломится, а уродливые очки отлетят в угол вместе с головой.

— Что с твоими волосами? Ты что, лишайная? — брезгливо разглядывая залысины на её висках и макушке, Бен на всякий случай отодвинулся в сторону.

— Нет, — жалобный голосок девчонки был похож на мышиный писк. — У меня были длинные волосы. В приёмнике, куда меня привезли, чтобы передать в семью, когда умерла мама… старшие девочки ночью мне их сначала ножницами обрезали, а потом хотели обрить наголо… Ия убежала.

Дохлятина закусила губу, силясь не заплакать, и парень угрюмо хмыкнул, хорошо понимая её чувства. Слабых всегда обижали. Бен слабым не был. Он всегда бил первым.

— Ложись, — подтолкнув девочку к лежанке, Бенцжамин указал на место возле стены. — Будешь спать под стенкой. Там труба тёплая. И обувь сними. Пусть высохнет.

— А ты?..

В очках её глаза казались просто огромными, и было в этом её: «А ты?» что-то такое… Словно ей было не всё равно. Всем наплевать на него, а этой замухрышке — нет.

— А я с краю лягу, — буркнул Бен, и тут же, напуская на себя привычную грубость, гаркнул: — Будешь вертеться и мешать мне спать — вышвырну на улицу под дождь! Поняла?

Дохлятина затравленно кивнула и, юркнув под стенку, скрутилась, поджав под себя острые коленки.

Дались ему эти коленки! Почему, глядя на них, в душе просыпается жалость и желание защищать эту очкастую глисту?

— Тебя как зовут? — укладываясь рядом, Бен поёрзал по ставшей непривычно тесной

лежанке и, не придумав ничего лучше, для собственно удобства обнял дохлятину, подтянув себе под бок. — Так теплее, — будто оправдываясь, пробормотал он.

— Меня зовут Лэнси, — шепнула девочка, и вдруг доверчиво прижалась спиной к его телу. — Спасибо!

В груди защекотало от какого-то непривычного разливающегося тепла. Обняв дохлятину крепче, Бен накрыл себя и её купленным по случаю на «реквизированные» деньги шерстяным пледом, обречённо выдохнув в мокрую макушку девочки:

— Спи.

…Она плакала во сне, и горло Бенджамина сжималось в болезненных попытках проглотить то липкое и горькое, накатывающее волнами чувство, делающее его слабым, маленьким и потерянным. Плотнее подоткнув под девочку тёплое одеяло, он осторожно провёл рукой по её искромсанным волосам и произнёс:

— Не плачь, мелкая, больше тебя никто не обидит.

Грохот отодвигаемых засовов вышвырнул Бенджамина в реальности он, перестав отжиматься от пола, выпрямился, ожидая, пока откроются двери.

Ворвавшийся в карцер яркий свет просто ослепил парня, а пока он жмурился, закрывая руками глаза, в помещение вошли охранники и подтолкнули Бена к выходу.

— Сколько сейчас времени? — спросил он.

Мужчины не ответили, молча провели его через два блока, исходя из царящей вокруг тишины, Бенджамин сделал вывод, что сейчас раннее утро.

Правда, когда Бен увидел Зэди, уже не так в этом был уверен.

Сосед по камере сидел на нижней полке и не выглядел ни заспанным, ни помятым. А стоило зарешёченной двери закрыться за спиной Бенджамина, мужчина тревожно нахмурился и спросил:

— Ты как?

— Вспотел, — хмыкнул Бен, шагнув к умывальнику и сдёрнув с себя рубаху.

Он успел намылиться по пояс, когда позади него раздался тихий голос Зэди, обернувшись на который, Бенджамин зло попросил:

— Никогда не становись у меня за спиной.

Вторгшийся в личное пространство Бена мужчина повернулся к камерам слежения задом, таинственно приложил к губам указательный палец и тихо произнёс:

— Включи сильнее воду и делай вид, что непринуждённо моешься.

С опаской выполнив требования соседа, Бен развернулся к нему вполоборота, смывая с себя пену, и Зэди прошептал:

— Тебя заказали, студент.

В затылке Бена что-то кольнуло, словно в него опять всадили какую-то наркотическую дрянь.

— В смысле — «заказали»?..

— Пока ты вчера сидел в карцере, сюда приходил мой приятель из первого блока, интересовался, что ты за чел и всё такое. А потом сказал мне, что тебя должны сегодня грохнуть. Вроде как Кирку Баффи — он тут за главного среди заключённых — заплатили за твою голову, и его парни разделаются с тобой, как только выпадет удобный случай.

У Бена похолодело в груди и от тёплой воды почему-то начало знобить.

— Мне нужно срочно позвонить, — просипел он.

— Сейчас — никак, — качнул головой Зэди. — Только когда наступят свободные часы и откроют решётки.

— И что мне делать?

— Просить своего адвоката до вечера вытащить тебя отсюда под залог.

— А если так быстро не получится?

— Тогда придётся что-то натворить, чтобы снова попасть в карцер.

Бен сплюнул и, схватив полотенце, стал им жёстко растираться.

Сколько дней он сможет продержаться в карцере, прежде чем защитник вытащит его из Кроссли? А сможет ли он это сделать вообще?

Натянув на себя рубаху, Бенджамин подошёл к своей койке и, опустившись на неё, прежде чем лечь спать попросил Зэди:

— Разбуди меня, когда откроют двери. Я должен выспаться, иначе меня надолго не хватит.

В глазах сокамерника мелькнуло и погасло удивление. Зэди, видимо, плохо понимал, как можно спокойно спать после всего услышанного.

Просто он и не догадывался, что спать Бену иногда приходилось и в худших обстоятельствах, а сейчас он очень устал, и ему необходимо было восстановить силы. Приказав себе отключиться от всего, он смежил веки и спустя несколько минут начал проваливаться в сон.

Из затягивающего в свои вязкие объятия тёмного провала его выдернул резкий толчок в бок, и Бен, подобно расправленной пружине, вскочил с кровати.

Хорошо, что он не успел занести руку для удара, иначе огрёб бы потом от открывающих двери охранников по полной.

Разбудивший его Зэди с многозначительной тревогой во взгляде отрицательно качнул головой, и Бенджамин сразу понял, что тот не знает, за каким дьяволом к ним в камеру принесло охрану.

— Хоккинс, на выход, — рявкнул один из стражей порядка, подкрепив свои слова красноречивым жестом дубинки.

Бен еле слышно перевёл дыхание, переглянулся с Зэди и поплёлся к выходу. Сердце мучительно бухало в груди и страх увеличивал количество адреналина в крови.

У парня вдруг возникло паршивое предчувствие очередной подставы, когда на него надели наручники, провели длинными коридорами, а после затолкнули в бронированную машину для перевозки заключённых.

— Куда вы меня везёте? — попытался узнать он, прежде чем за ним закрыли двери.

— Скоро узнаешь,

— ухмыльнулся охранник, не посчитав нужным отвечать на вопросы уголовника.

Опустившись на скамью, Бенджамин нервно вытянулся, пытаясь подслушать разговор сопровождавших его офицеров, но сквозь толстые стены спецфургона до него доносился лишь неразборчивый гул их голосов, а когда машина тронулась, рокот работы двигателя заглушил все остальные звуки вообще.

Упираясь затылком в стену, Бен закрыл глаза, и его вдруг захлестнуло такое уныние

— хоть вой. Ужасно не хотелось умирать. Только сейчас парень понял, как отчаянно и сильно он любит эту поганую жизнь.

По ощущениям, Бенджамина везли куда-то несколько часов. После карцера он с трудом ориентировался во времени. А после того, как машина остановилась, он просидел в томительном одиночестве еще бог знает сколько, пока не щёлкнули замки на дверях и в их распахнутом проёме Бен не увидел такой знакомый до перебоя сердца дом и фрагмент высокого синего неба над ним.

По зелёным газонам, на тщательный уход за которыми Хьюз Хоккинс при жизни тратил немалые деньги, бесцеремонно топтались офицеры планетарного контроля, а на высоком крыльце особняка по-хозяйски курили люди в штатском, непринуждённо беседуя о чём-то между собой. В одном из них Бен узнал окружного прокурора, часто бывавшего в доме, и в душе парня вспыхнула надежда.

Ему помогли выйти из фургона и повели к дому, и когда он поравнялся с прокурором, то очень вежливо и осторожно поинтересовался: