В оковах льда - Карен Монинг

— Выходи из лифта, детка. Нас ждет работа.

Я следую за ним, и мое дыхание замерзает в воздухе.

Раньше я думала, что под Честерсом только шесть этажей. Теперь знаю, что их как минимум двадцать, — я считала по пути вниз. Тот, на котором мы оказались, разделен на три сектора. Я мельком смотрю сквозь открытые двери в те залы, которые четырнадцатилетним видеть не надо. Ну и ладно, вся моя жизнь проходит под грифом «Не для детей».

Чем дальше мы шагаем по коридору, направляясь к высокой двойной двери, тем сильнее становится холод. Он проникает сквозь плащ, лезвиями полосует мне кожу. Я дрожу, и зубы начинают стучать.

Риодан смотрит на меня.

— Сколько холода ты можешь выдержать до того, как умрешь.

Грубо и сразу к делу. В этом весь Риодан.

— Не знаю. Я скажу, когда пойму, что на грани.

— Но больше, чем большинство людей.

Как обычно у него, это не вопрос, но я все равно киваю. Я всего могу выдержать больше, чем большинство людей.

И все же к тому времени, когда мы останавливаемся перед закрытыми дверями в конце коридора, мне уже больно. Я уже пятьдесят ярдов как вовсю притопываю ногами. А теперь начинаю бежать на месте, чтобы кровь не замерзла в венах. Горло и легкие горят с каждым вздохом. Я чувствую, что холод давит на эти двери изнутри, словно какая-то плотная материя. Я смотрю на Риодана. Его лицо покрыто льдом. Когда он приподнимает бровь, лед трескается и осыпается на пол.

Я качаю головой.

— Не смогу.

Ни за что я туда не отправлюсь.

— Я думаю, что сможешь.

— Чувак, я крутая. Иногда даже Самая Крутая. Но и у меня есть пределы. У меня там сердце заледенеет.

В следующий момент его рука оказывается на моей груди, словно он пытается ко мне приставать.

— Отвали! — говорю я, но вторая его рука наручником смыкается на моем запястье. Я трясу головой и отворачиваюсь, словно не могу вытерпеть его вида. Я не в силах его остановить. Ни словами, ни делом. С тем же успехом я могу ему это позволить, просто смириться.

— Ты достаточно сильна. — Он опускает руку.

— Нет. — Это было трудное утро. Иногда мне нравится себя испытывать. Но не в этот раз. Не после того, как я внезапно застыла.

— Ты выживешь.

Я смотрю на него снизу вверх. Странно, несмотря на то как он меня бесит, несмотря на всю его непредсказуемость, я ему верю. Если Риодан считает, что я справлюсь, то кто я такая, чтобы с ним спорить? Он ведь вообще ни в чем не ошибается. Выходит, я больше верю в дьявола, чем в любого бога.

— Но тебе придется двигаться на максимальной скорости.

— Зачем?

— Увидишь.

Двойные двери высокие и украшены резьбой. Выглядят тяжелыми. Когда он берется за ручку и толчком открывает дверь, его пальцы тут же покрываются коркой льда. А когда он отводит руку, на ручке остаются куски примерзшей кожи.

— Не останавливайся, когда войдешь. Ни на секунду. Твое сердце сможет работать, только пока ты движешься. Остановишься — и сразу умрешь.

И все это он узнал, положив руку мне на грудь?

— И почему мне нужно туда идти? — Я не вижу ни малейшей причины так рисковать. Я люблю жизнь. Очень люблю.

— Детка, Бэтмену нужен Робин.

Блин. Я прямо таю, размягчаюсь внутри и проглатываю мечтательный вздох. Робин для него, Бэтмена! Супергерои-напарники. Есть много версий, в которых Робин оказывается сильнее. Скажи он мне такое сразу, я бы за ним сама побежала.

— Ты не хочешь, чтобы я на тебя работала. Ты хочешь напарника-супергероя. Это совсем другая история. Почему ты сразу не сказал?

Он шагает в комнату, и, как ни противно мне признаваться, я восхищаюсь тем, что он смог это сделать. Я не могу, я это знаю. От порыва убийственного холода из открытых дверей мне хочется завопить, развернуться и бежать отсюда изо всех сил, но он шагает дальше. Только двигается не так текуче, как раньше. Он словно проталкивается сквозь цементный раствор на чистой силе воли. Интересно, почему он не двигается так быстро, как советовал мне. Он ведь может.

Все это меня провоцирует. Я что, струшу? Позволю себя победить? Это же Риодан. Если я когда-нибудь собираюсь его одолеть, придется рискнуть.

— Что я ищу? — спрашиваю я, стуча зубами и заставляя себя собраться для стоп-кадра. Я правда не хочу туда идти.

— Ничего и сразу все. Собирай все детали. Ищи любые улики. Мне нужно знать, кто сделал это с клиентами моего клуба. Я гарантирую защиту. Я сам ее предоставляю. Но если хоть слово об этом просочится наружу…

Он не заканчивает предложение. Ему и не нужно. Выдавать такое нельзя. Честерс должен быть безопасным, без исключений, иначе он потеряет свой бизнес. А Риодан не из тех парней, которые способны смириться с потерей собственности по какой угодно причине.

— Ты хочешь, чтобы я сыграла для тебя в детектива.

Он оглядывается на меня. Его лицо покрыто льдом. Лед трескается по контуру губ, когда он произносит:

— Да.

Я не могу не спросить.

— Почему я?

— Потому что ты все видишь. Ты не боишься делать то, что нужно, и никому об этом не расскажешь.

— Говоришь так, словно и правда кое-что обо мне знаешь.

— Я знаю о тебе все.

Мороз, которым меня пробирает от этих тихих слов, почти хуже того, что царит вокруг. Я знаю людей. Риодан не болтун. Он не пускает пыль в глаза, не блефует. Но он не может и правда знать все. Ни фига он не может знать все.

— Хватит болтать. Мне нужно сосредоточиться, если ты хочешь, чтобы мои супертело и супермозг работали одновременно. Весь Мега-набор.

Он, кажется, смеется. Звук плоский и дребезжащий, словно у него в горле тоже лед.

Я свечу фонариком в темноту клуба. Там сотня или больше людей, замерзших в движении, во время секса, и среди них Невидимые из касты, представителей которой я видела только пару раз, — касты, которая служила Гроссмейстеру королевской стражей. Зал оформлен в их честь: красным и черным. Замерзшие занавеси из красного бархата, заиндевевшие кресла из черного, красные кожаные диваны и обитые бархатом скамьи, куча цепей на каждом предмете мебели. Кожаные ремни. Острые лезвия. Лужи черного льда на полу. Кровь.

Пытки. Убийства. Человеческая бойня.

Меня пробирает, и я пару секунд просто смотрю, пытаясь справиться с эмоциями.

— Ты позволил этому случиться. Ты позволяешь людям погибать от лап монстров!

— Они приходят сюда по собственному желанию. Очередь к моему клубу вчера растянулась на два квартала.

— Они запутались! Их мир только что рухнул!

— Ты говоришь, как Мак. Это не ново, детка. Слабые всегда были пищей для сильных.