Призвание. Как найти то, для чего вы созданы, и жить в своей стихии - Кен Робинсон

А Мик умел играть на барабане. «Игра на пианино, возможно, внушает больше уважения и создает иллюзию творческой деятельности, – говорит он. – Я же лишь хотел подолбить как следует по барабану или по диванным подушкам. Это, конечно, не высшая форма творчества. Все так могут, в этом нет ничего интеллектуального. Но я начал заниматься «стучанием» всерьез – и это оказалось судьбоносным решением».

Для Мика прозрение – момент, когда «стучание» стало движущей силой его жизни, – наступило, когда он еще мальчиком приехал к своей сестре в Лондон и, по его воспоминаниям, «пошел в одно местечко в Челси, где играли на пианино. Там были люди, исполнявшие, как я теперь знаю, Майлза Дэвиса и курившие сигареты «Житан». Я наблюдал за ними и чувствовал, что передо мной открывается другой мир, и его атмосфера затягивала меня. Мне было очень комфортно. Меня ничто не ограничивало. Это была моя мечта.

Когда я вернулся в школу, передо мной стояли эти образы, и я стремился вырваться из привычного мира. Я даже не знал, смогу ли играть с этими людьми, но этот образ помогал не погрязнуть в трясине кошмарной учебы. По натуре я был очень старательным, однако невероятно несчастным, поскольку все в школе указывало на мою полную бесполезность по установленным меркам и стандартам».

Успеваемость Мика продолжала удручать его учителей. Они знали, что мальчик был способным, но его оценки говорили об обратном. Учителя махнули на него рукой. Это вызывало огромное разочарование в душе мальчика. Но мечта стать барабанщиком крепла. Наконец, будучи подростком, он почувствовал, что с него хватит.

«Однажды я вышел из школы и сел на землю под большим деревом. Я не религиозен, но тогда я со слезами на глазах просил Бога, чтобы он забрал меня из этого места. Я хотел быть в Лондоне, играть в джазовом клубе. Я был крайне наивен и смешон, но твердо решил для себя, что стану барабанщиком».

Родители Мика поняли, что школа – неподходящее место для человека с таким типом интеллекта, которым обладал Мик. В шестнадцать лет он сообщил им о своем решении оставить школу. Мудрые родители купили ему билет на поезд до Лондона, снабдили сына всем необходимым для игры на барабане и позволили ему заниматься тем, что так давно манило и влекло мальчика.

За этим последовал ряд удивительных удач, которых могло бы никогда не произойти, если бы Мик остался в школе. Однажды, когда он играл на барабане в гараже, в его дверь постучал сосед, клавишник Питер Барденс. Мик подумал, что Барденс пришел, чтобы попросить его играть потише, но вместо этого музыкант предложил устроить совместный концерт в местном молодежном клубе. Это помогло Мику в начале 1960-х годов попасть в самую гущу музыкальной жизни Лондона. «Когда я был ребенком, я не знал, что такое ощущение успеха. Теперь же я начинал потихоньку понимать, что я сам и мое дело – это не так уж плохо».

Его друг Питер Грин предложил ему занять место барабанщика в группе John Mayall's Bluesbreakers, в которую в разное время входили Эрик Клэптон, Джек Брюс из Cream и Мик Тейлор из Rolling Stones. Затем Мик вместе с Грином и другим бывшим музыкантом Bluesbreakers, Джоном Макви, создал свою команду Fleetwood Mac. А дальше началась история мультиплатиновых альбомов и заполненных до отказа стадионов. Однако даже сейчас, несмотря на то что Мик стал одним из знаменитейших барабанщиков мира, он анализирует свой талант через призму печального школьного опыта.

«В моем стиле отсутствует математическая четкость. Я окаменею на месте, если кто-то скажет: «Ты знаешь, сколько будет четыре разделить на восемь?» Музыканты, с которыми я работаю, знают, что я совсем как ребенок. Они могут сказать: «Ты знаешь, там, в припеве, во втором такте…», на что я отвечу: «Нет, не знаю…», потому что я действительно не знаю, где в песне припев. Если вы сыграете песню, я не смогу выделить и узнать его, потому что слушаю слова».

Для Мика Флитвуда уход из школы и бегство от тестов, которые оценивали лишь малую часть его интеллекта, открыли путь к чрезвычайно успешной карьере. «Мои родители видели, что таланты этого маленького забавного создания – их сына – были уж точно не академическими». Все сложилось успешно, поскольку Мик с детства чувствовал: у него определенно есть огромные способности к чему-то, что никогда не смогли бы выявить никакие учителя, оценки и контрольные работы. Обретение Миком своего призвания произошло потому, что он отказался признать, что был «бесполезен, согласно существующим меркам и стандартам».

Принимаем как аксиому

Одним из ключевых принципов, важных для обретения человеком своей стихии, является необходимость подвергнуть сомнению то, что мы обычно принимаем как аксиому относительно своих способностей и способностей других людей. Это не так легко, как кажется. Самым проблемным становится выявление тех вещей, которые мы принимаем как аксиому, не зная, чем они являются на самом деле. Мы привыкли считать эти аксиомы фундаментом оценки личности, своеобразными базовыми предпосылками, которые никогда не подвергаем сомнению, поскольку воспринимаем как неотъемлемую часть нашей жизни. Как воздух. Или силу тяжести. Или Опру Уинфри.

Хорошим примером того, что многие люди принимают как аксиому, является количество человеческих чувств. Выступая перед слушателями, я иногда прошу их выполнить элементарное упражнение для иллюстрации этой мысли. Я спрашиваю, сколькими чувствами, по их мнению, они обладают. Большинство людей убеждены, что имеют в своем распоряжении пять чувств – вкус, обоняние, осязание, зрение и слух. Некоторые признают еще шестое чувство – интуицию. И к этому списку уже вряд ли что-то можно добавить.

Однако есть несомненная разница между первыми пятью чувствами и шестым. «Первая пятерка» имеет физиологическую природу: нос для обоняния, глаза для зрения, уши для слуха и так далее. Если повредить или подвергнуть опасности орган – чувство может пострадать. При этом никому не известно, что именно служит источником интуиции. Это некое загадочное чувство, которым, как предполагается, в большей степени одарены женщины. Итак, обычной установкой подавляющего большинства людей, с которыми я общался на протяжении ряда лет, является то, что у нас есть пять «ощутимых» чувств и одно «загадочное».

В связи с этим мне вспоминается увлекательная книга «Culture and the Senses» («Культура и чувства»), написанная антропологом Кэтрин Линн Джертс. В ней автор пишет о своей работе с людьми народности анло эве из восточной Ганы. Откровенно говоря, я испытываю некоторое сочувствие к существующим в наши дни обособленным этническим группам. Кажется, будто ученые постоянно выслеживают их, а среднестатистическая семья любого племени включает в себя троих детей и антрополога, который сидит рядом и расспрашивает, что они едят на завтрак. И все же исследование Джертс оказалось довольно информативным для нас, поскольку выявило одну особенность – народность анло эве обладает уникальным в нашем понимании взглядом на природу чувств.