Берег динозавров - Кейт Лаумер

Оно явилось в обличье коренастого смуглого детины, босого, в обтрепанных розовых крагах и мешковатых желтовато-черных штанах, подпоясанных кожаным ремнем шириной в ладонь, на котором висела абордажная сабля, будто выкованная из обода старой бочки. Он подбежал ко мне и завопил, размахивая короткой, толстой рукой. Я поднялся на ноги. Он опять махнул рукой и побежал в сторону бака.

Мое появление не удивило его, а я в общем почти разобрал смысл его монолога. Он крыл на чем свет стоит болвана Гонзало, который вел себя как последняя сволочь, из-за чего ему и выпустили кишки. И еще потребовал помочь ему зарядить тяжелую гаубицу.

— Чертов дурень, — услышал я свой ворчливый голос. — Надо бросить пушку за борт, чтобы облегчить корабль. Наш единственный шанс — удрать от них, но и бегство уже невозможно…

Длинный конец каната с визгом рассек воздух, ударил меня по лицу и отшвырнул в сторону. В следующую секунду сверху на палубу грохнулся кусок рангоута толщиной с полено, подскочил и вылетел за борт. Корабль накренился и лег на воду. По палубе покатились бочки. Паруса затрепыхались и обвисли. Прогремели новые выстрелы, раздался треск, вопли и топот бегущих ног. Обнаружив укромное местечко под шпангоутом, я, больше не думая и не отводя взгляда от выгнувшейся грот-мачты, плюхнулся прямо в скопление отбросов. Парус хлопнул, как выстрелил, и мачта рухнула в наветренную сторону, увлекая надувшееся полотно. Холст не выдержал, треснул и покрыл всю корму. В следующее мгновение его стянуло за борт течением, а вместе с ним в море сползло несколько несчастных матросов. Словно комья земли после взрыва, сверху посыпались куски дерева. Мелькнула неясная тень, рангоуты скользнули вверх, а последовавший толчок швырнул меня лицом вниз. Раздался взрыв, другой, третий. Во все стороны полетели доски, обрывки…

Я заскользил, покатился по палубе, ухватился за канат и замер, прижавшись к борту. Галеон неотвратимо надвигался. Нападающие облепили снасти, толпились вдоль борта, возвышавшегося на десять футов над нашей палубой. Они размахивали саблями и кричали. Я смотрел в черные дула проплывающих пушек, в темные квадратные окошки, откуда ухмылялись почерневшие от дыма лица. Полетели абордажные крючья, скользнули и вцепились в затрещавшее палубное покрытие. В следующее мгновение с борта галеона, перемахивая через леерные ограждения и заполняя палубу, посыпались люди. Смуглый человек бросился им навстречу. Над его головой мелькнула сабля; удар показался игрушечным, но смельчак рухнул и обагрил палубу кровью. Оглашая воздух яростными криками, мимо него промчалась толпа нападающих. Я вжался в палубу и огляделся. Размахивая мачете, в мою сторону рванулся высокий здоровяк, грудь колесом. Я откатился и едва успел выхватить маузер. Дважды выстрелив в лоснящуюся грудь, я отскочил в сторону, а он свалился на то место, где я лежал секундой раньше. В суматохе никто не услышал выстрелов.

Невысокий паренек, кривоногий и босой, попытался вскарабкаться на грот-мачту; за ним прыгнули и стащили вниз. Кто-то полетел за борт, не знаю, живой или мертвый. Озверевшая толпа продолжала крушить палубу. Все они громко кричали, но не рубили, а лишь бесцельно размахивали абордажными саблями, забыв о валявшихся тут и там несчастных, которые уже насладились сражением и, зажимая раны, молились напоследок Святой Деве.

И тут я увидел карга.

10

Сомнений не было. Для неопытного глаза карг первого класса — а только таких и использовали при Чистке Времени — ничем не отличается от обычного человека. Но у меня имелся опыт. Кроме того, я знал его лично. Это был тот самый карг, которого я обезвредил и оставил в номере гостиницы в Буффало с куском свинца под левой скулой.

Теперь он стоял целый и невредимый, без дыры в голове. Все такой же опрятный и спокойный, он уверенно спустился на палубу, не обращая никакого внимания на окружающие пустые забавы. Судя по золоченым галунам на обшлагах и потускневшему медному эфесу сабли, он был важной особой. Капитаном или старшим помощником. Подчиняясь его приказу, пираты утихомирились и выстроились в разрозненные ряды.

Сейчас последует распоряжение грабить корабль и убить оставшихся в живых.

Судя по тому, что мне было известно об условиях содержания пленников на испанских парусниках, быстрая смерть казалась намного предпочтительнее долгого путешествия, в конце которого ждали каторжные работы на галерах. Я уже начал обдумывать, где бы притаиться и подождать удобного случая, когда дверь кабины сбоку открылась. Точнее, ее пытались открыть. Я загораживал проход, так что створка продвинулась дюйма на два и уперлась мне в бок. Кто-то яростно толкнул ее изнутри и попробовал протиснуться наружу. Я увидел ботинок, руку в голубом рукаве с золотыми пуговицами. Однако выбраться незнакомец не смог — похоже, зацепился за что-то поясом. Карг обернулся на звук, пристально посмотрел на дверь кабины и не отрывал взгляда долго-долго, наверное не меньше секунды, затем извлек красный, усыпанный жемчугом пистолет с расширенным дулом, торопливо прицелился…

Грохнуло так, словно взорвалась бомба, из ствола вылетели пламя и дым. Свинец с сочным хлопком ударил в цель, как мяч по перчатке вратаря. Парень в двери рванулся и тяжело рухнул ничком. Потом дернулся пару раз, точно его тыкали палкой, и затих.

Карг повернулся к матросам и отрывисто прокричал команду. Те возмущенно зароптали, разочарованно оглядывая палубу, но затем повернули к борту.

Вместо осмотра и грабежа — приказ убираться.

Похоже, карг добился своего.

Через пять минут последние из абордажной команды вернулись на галеон. Карг спокойно и неподвижно стоял на корме, как может стоять только машина. Потом осмотрелся и направился ко мне. Я продолжал изображать труп.

Он перешагнул через меня и вошел в кабину. Оттуда донеслись неясные звуки, как будто рылись в ящиках, шумели циновками, потом он вышел. Я слышал, как удаляются шаги, и приоткрыл глаза.

Он стоял у леерного ограждения и спокойно обрывал защитную пленку из фольги с термитной бомбы. Когда раздался предупреждающий свист, карг бросил заряд в открытый люк у своих ног так беспечно, словно опустил оливку в мартини.

Пройдя с тем же хладнокровием по палубе к борту, он ухватился за канат и с похвальным проворством перебрался на галеон. Затем кто-то прокричал команду. Корабль тотчас ожил: паруса задрожали и поползли вверх, часть людей бросилась натягивать тросы. Рангоуты галеона дрогнули и с сильным шумом и треском отделились от оснастки обреченного корабля. Высокий борт испанского двухпалубника удалялся, натянутые паруса гулко хлопали. Совершенно неожиданно я остался один и, продолжая лежать, наблюдал за тем, как уменьшается вражеский корабль, уходящий на парусах по ветру.