Алевтина. Сопротивление бесполезно (СИ) - Арина Голос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, уж нравится, не нравится, терпи, моя красавица, — прошептала себе под нос Аля.
Общительный водитель такси всю дорогу от нотариуса до офиса травил байки, пытаясь обратить на себя внимание симпатичной пассажирки. За полчаса пути он уже успел порядком утомить Островскую.
Не обращая ни малейшего внимания на настойчивые сигналы водителя тойоты, невозмутимый Кахабер проявлял чудеса галантности — он, как истинный кавалер, выскочил со своего места, чтобы открыть для дамы дверь, и чужое недовольство его не особо волновало.
Вся эта комичная ситуация в достаточной степени позабавила Алевтину. Если честно, ездить на такси Островская совершенно не любила. Она предпочитала водить сама или ходить пешком, благо до работы недалеко, но не доверять свою жизнь незнакомому человеку. Мало ли что может случиться, а у неё сын. Лучше лишний раз не рисковать, но сегодня вот пришлось.
Громко хлопнула дверь чёрного монстра, это водитель внедорожника решил выбраться наружу. Похоже, ему надоело ждать, пока сердечный грузин распрощается со своей пассажиркой.
— Уважаемый, долго ещё? — хмуро глядя в их сторону, гаркнул детина, такой же здоровенный, как и авто, которое он водил. — Здесь людям работать надо.
— Ты почему такой злой? Молодой ещё и такой злой! Не знаешь совсем, что работа не волк, в лес не убежит, — ответил таксист, он хоть и не растерял своей веселости, но, улыбаться всё же перестал и начал осторожно пятиться к водительскому месту.
Парень из крузака промолчал, но продолжил сверлить хмурым взглядом такси, словно разглядывая букашку, которую во-вот собирается прихлопнуть.
Похоже, кому-то надоело ждать, потому что окно на заднем сидении чуть приоткрылось так, что пассажира всё ещё не было видно, но властный голос вполне был различим:
— Геннадий, что там у тебя происходит?
— Ничего, Иван Соломонович. Сейчас поедем, — пробасил Гена и, нарочито медленно закатав рукава рубашки, двинулся в их сторону.
— Зачем так? Понял, понял. Кахабер- не дурак, совсем не дуак. Еду, еду уже. Удачи, красавица, — прокричал грузин, быстро заскочил в машину, на лету схватил руль, и, дав по газам своей канарейки, за секунду унесся в неизвестном направлении.
Конечно, можно было бы долго и тщательно искать, но Островская на двести процентов была уверенна, что во всём их городе так и не нашлось бы других Иванов Соломоновичей, кроме Ринберга, и потому выходило, что столичное начальство решило пунктуальностью не заморачиваться, а ей пришлось напрасно спешить и ехать на нелюбимом такси.
— Прямо классика жанра: пункт первый — начальство не опаздывает, оно задерживается; пункт второй — если ты с чем-то не согласен, смотри пункт первый, — размышляла вслух Алевтина, пока шла от парковки к зданию. Ей казалось, что она буквально спиной ощущет чей-то пристальный взгляд. Аля готова была поспорить на что угодно, что смотрел на неё совсем не здоровяк Гена.
***
— Доброе утро, дядя Миша! Как ваши дела? — спросила она у охранника на посту рядом с центральным входом.
За пять лет, что Островская работала в «Академии риелти», небольшая ежедневная беседа с дядей Мишей, уже стала для них своеобразной традицией. И хотя бывший прапорщик Михаил Михайлович Потапов прослыл в их коллективе человеком нелюдимым, с Алевтиной они как-то сразу нашли общий язык.
— И вам доброго утра, Алевтина Андреевна. Что-то вы припозднились?
— О, нет. Работать я начала точно в срок просто вне офиса. А вы, я смотрю, сегодня при параде, — с улыбкой сказала она, делая акцент на его внешнем виде.
— Да уж, нам ради приезда этого вашего ревизора даже внеочередной раз новую форму выдали, — приосанился Потапов, прилежно демонстрируя обновку.
— И что это вы, дядя Миша, никак про Гоголя вспомнили? Разве, похоже? У них ревизор, а у нас директор.
— Так я про него, про Гоголя то есть, и не забывал. Это молодежь за модой гонится, а мне из литературы классика как-то ближе всего. А что касается похожести… По мне всё одно, Алевтиночка: что ревизор, что директор. Может кто-то и видит разницу, а я человек пожилой. Возня вон такая же поднялась: любо дорого посмотреть, как все забегали, как тараканы.
— Даже так…
— Так-так. Семёныч лично три раза инструктаж давал: как встречать, как провожать гостя дорогого, как будто мы дети малые, ей Богу, — поделился своими мыслями Михаил Михайлович.
— Кстати о дорогом госте…сейчас явится. Я его на парковке видела, так что держите марку, — предостерегла его Островская.
— Спасибо, Алевтина Андреевна, что сказали. Как говорится, предупрежден, значит, вооружен, — усмехнулся дядя Миша и поспешил занять свой пост, ведь столичный ревизор был уже на подходе.
Стоило только им завершить разговор, как за стеклянной дверью мелькнула знакомая фигура Ринберга. В фойе он вошёл, разговаривая по телефону, кивнул дяде Мише и продолжил сосредоточенно вслушивался в слова собеседника.
— Я сказал, нет. Мы уже обо всём поговорили. Встречаться нам незачем, — сурово ответил он.
В этот самый момент двери лифта распахнулись, и Алевтина испуганной ланью метнулась внутрь. Лишний раз попадаться на глаза Ивану Соломоновичу ей абсолютно ни к чему. И уж тем более не следовало находиться с ним в тесном пространстве лифтовой кабины, где непосредственной близости избежать вряд ли удастся.
И пусть Ринберг уже устремился к лифту, и даже взмахнул рукой в её сторону, что бы задержать…
Аля не стала мелить. Нервно усмехнувшись, она нажала на кнопку.
Дверцы лифта закрылись прямо перед аристократическим носом Ивана Соломоновича.
И если бы её спросили, зачем она это сделала, Алевтина не смогла бы дать точного ответа: то ли от стресса, в который её неизменно вгоняли встречи с господином директором, то ли из почти детского желания насолить. Хорошо, что темные очки скрывали полону её лица, а то она и так выглядела слишком довольной, словно сытая кошка, только что отобедавшая толстой мышкой.
Но, Ринберг не был бы Ринбергом, если бы не заметил интересующую его девушку. Всего за секунду до отправления лифта его внимательный взгляд цепко выхватил довольную усмешку Островской.
— Вот же зараза!?.
10
Стоило только съехаться створкам лифта, как внезапно охватившая её безбашенная смелость сразу же отступила. На смену ей пришло осознание собственной недальновидности: Аля сама, без всякого на то принуждения, совершила фатальную ошибку — привлекла к себе внимание господина Ринберга, которого стремилась избежать.
— Что, Островская, повеселилась? Не тянет это на поступок взрослого человека. Что приключений на свою пятую точку захотелось? Ну, как при всём твоем уме, можно быть такой безмозглой дурой? Ты бы ему для полноты картины ещё средний палец показала, или на худой конец язык! А что