Марсельская сказка - Елена Букреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что ж, сейчас я была самим олицетворением траура. Остался лишь последний штрих — слезинка, одиноко стекающая по моей смуглой щеке. Но это несколько позже.
— Мисс Синклер, молю вас, вразумите её! Мама будет вне себя от ярости, когда увидит это безобразие! — внезапно взмолилась Шарлотт, бросившись к остолбеневшей домоправительнице. — Пожалуйста, пока не поздно!
Часы вдруг пробили восемь, и я гордо прошествовала к двери, выходя в окутанный полумраком коридор. Шарлотт разочарованно застонала, двинувшись вслед за мной, и, оглянувшись, я увидела, как мисс Синклер перекрестила воздух перед нами.
Мы с сестрой молча спустились вниз. Я слышала голоса гостей — в основном молодых мужчин и пожилых дам — видела тонкую фигуру матери, стоящей к нам спиной. Всё внутри меня клокотало от радостного предвкушения, и ощущения усилились, когда некоторые из столпившихся в холле гостей заметили нас и удивлённо ахнули, почти в унисон. Мне доставляло немыслимое удовольствие видеть их вытянувшиеся лица даже сквозь эти безвкусные маски, но истинным и ни с чем не сравнимым счастьем для меня стала реакция Розалинды. Проследив за взглядами, направленными в мою сторону, она медленно обернулась и замерла. Я буквально слышала, как в гуле голосов, перешёптываний, шагов и музыки хрустнула её челюсть. Шарлотт, заметив стоящего у колонны Луи, радостно взвизгнула и упорхнула к жениху. Я с гордой улыбкой спустилась с последних ступенек, придерживая подол платья.
— Добрый вечер всем. Добро пожаловать в Роузфилд, — мой взгляд обвёл небольшую группку вытаращившихся на меня людей.
Среди них я узнала давнюю приятельницу матери — миссис Грей и мистера Элвина — нашего бухгалтера. Остальные же лица были мне незнакомы, и я растянула губы в дружелюбной улыбке, подходя к ним. В основном это были мужчины. Да, трое мужчин и одна молодая женщина. Маски весьма талантливо скрывали их лица.
— Эйла, дорогая, ты выглядишь… чудесно, — миссис Грей кивнула мне, и я услышала её тихий издевательский смешок.
Процессия встречи гостей продлилась не так долго, как могла бы — все стремились как можно скорее пройти в бальный зал, где вовсю грохотала музыка и рекой лилось шампанское. Наше поместье теперь было не узнать: оно преобразилось, сбросив с себя вековой мрак, всюду горели свечи и блестели венецианские маски, отражаясь весёлыми огоньками и бликами от начищенных мраморных полов. Мама позаботилась о том, чтобы сегодня ничто не напоминало об утрате, разве что, не приняла всерьёз главную угрозу своим планам — меня. Теперь я, с ног до головы облачённая в траурный наряд, стояла посреди этого отвратительного гротеска и улыбалась лишь уголками губ, медленно потягивая свой напиток. Кивала гостям, покачивала бёдрами в такт любимому джазу, упивалась взглядом матери, который препарировал меня прямо у всех на глазах, и изо всех сил сдерживала рвотные позывы.
Все это было просто омерзительно. Особенно разговоры, эхом блуждающие по всему залу:
— … я слышала, сэр Уорд на днях составил завещание. Вы ведь знаете, что обе его дочери, Луиза и Дарла, не получат ни пенни? Бедняжки. Говорят, все свое состояние он унесет с собой в гроб…
— А вы знали, что супруги Мэйхью разводятся? Какой позор, какой позор! Все знают, что Реми изменял ей еще до брака.
— К слову, вы уже наслышаны о главных новостях из дома Скиапарелли? Боже, Эльза готовит что-то невообразимое!
Сплетни лились из их уст, как шампанское из откупоренных бутылок. Никого не интересовал кризис, последствия которого до сих пор темнеют багровым следом на шее, никто не говорил об искусстве, о напряжении в Лондоне, лишь сплеьни-сплетни-сплетни… невероятно. Им было плевать на все, кроме этого тошнотворного перемывания чужих костей.
И когда мне показалось, что ничего хуже на этом маскараде уже быть не может, Розалинда обменялась любезностями с какой-то пожилой дамой, которую за массивной, украшенной драгоценными камнями маской я не узнала, и двинулась прямо на меня. Я в этот момент тёрлась около счастливых и влюблённых Шарлотт и Луи, чувствуя себя не просто лишней, но и упорно мешающей их сладкому перешептыванию. Но что я могла поделать? Здесь было так мало знакомых лиц. И все видели своим долгом обязательно подойти ко мне, осыпать меня комплиментами и соболезнованиями, предложить шампанское или свою руку. В калейдоскопе масок и нарядов мне не запомнилось ни одно лицо. В конце концов, в какой-то момент гостей стало так много, что я и сама слилась с толпой.
— Потрудитесь объясниться, юная леди, что это за выступление? — сквозь оскал процедила Розалинда. Я бегло оглядела её лазурное платье и прижалась губами к своему бокалу. — Ты выглядишь, как вдова, сбежавшая из борделя.
Мои плечи задрожали в безмолвном хохоте. Все, кто сейчас смотрел на нас (в особенности мужчины, окружившие меня, как акулы, издалека ожидающие момента нападения), могли подумать, что мама с дочкой всего лишь мило болтают. Она улыбается, а я смеюсь с какой-нибудь беззлобной шутки. Идиллия в чистом виде.
— Вдовам положено бывать в борделях, мама? — спросила я, нагло пользуясь своим положением.
Она вспыхнула. Кажется, даже её голубая кружевная маска побагровела и едва не задымилась от ярости.
— Как ты смеешь демонстрировать такое пренебрежение к правилам?
— Я всего лишь беру пример с тебя, — боковым зрением я заметила движение справа от себя. — Разве ты не встречала меня из Кембриджа в том же наряде, в котором провожала отца в последний путь? Я решила, что это последний писк моды — траур и все в этом роде. В конце концов, ты ведь всегда была для меня примером.
Бокал в руке Розалинды мог с лёгкостью лопнуть в любой момент. Едва она открыла рот, чтобы, вероятно, меня проклясть, когда возле нас остановился молодой мужчина с глупой улыбкой, играющей на его тонких губах. Я сразу узнала эти болотного цвета глаза — Эйдан Уорхолл. Члены его семьи, как основатели одной весьма прибыльной в Шотландии кондитерской фабрики, были частыми гостями на приёмах в
