Рваный камень - Виктор Бычков

Какое-то время девчонка стояла, не до конца осознав личную трагедию. Потом до неё стало доходить. А тут и Надька поспешила на помощь, услужливо и с нескрываемым чувством злорадства протянула подруге зеркальце.

– А-а-а-а! – истошный девчоночий крик ещё долго стоял над окрестностями районного центра, больно бил по ушам, по нервам, будил чувства стыда, вины, и ещё чего-то.

Светку увели в больницу, остальные разбрелись по домам, договорившись молчать, как партизаны на допросе.

Я вызвался проводить Ленку. Она не возражала.

За всю дорогу мы почему-то не проронили ни слова. И лишь у бывшего общежития, которое выделили для жилья беженцам, я что-то промямлил. Что ответила Ленка – не расслышал.

Мама пришла домой чуть позже меня.

Такой разъярённой мамы я ещё не видел.

– Ты зачем толкнул Светлану? – звенящим шёпотом спросила с порога.

Побелевшее лицо, расширенные и подрагивающие от негодования крылья носа, трясущиеся руки.

– Да я… она… – я пытался что-то произнести в своё оправдание, но мои слова натыкались на стену полнейшего непонимания.

Мне просто не давали слова. Вопросы задавались, но ответов мама слышать не хотела по определению. Это был в своём роде истерический монолог директора школы.

Вот его краткий синопсис:

– Идиот!

– Изверг!

– Бездушное тупое чучело!

– Ты испортил мне карьеру!

Оказывается, мою маму вызывали в районную администрацию и предложили должность заведующей районо. На днях было предварительное собеседование с главой администрации Валентиной Васильевной – Светкиной мамой.

– Валентина Васильевна уже звонила мне только что. Требует объяснений. Что скажешь, сынок?

Я лишь пожимал плечами.

Иногда мама вспоминала о жертве:

– Ты представляешь, как сейчас Светлане жить? Ведь она – девушка, и для неё лицо – это почти всё! А ты… а ты… ты ей испортил жизнь! Кому она нужна будет уродиной с обезображенным лицом?

– Вы мне предлагаете жениться на Светлане Лариной, Ирина Николаевна? – у меня хватило смелости огрызнуться вполне безобидно. – С царской семьёй породниться желаете? В придворные метите?

– Не ёрничай, не ёрничай, изверг! – мама толкнула меня на диван и приступила исступленно молотить кулачками по спине.

– Вот тебе! Вот тебе!

Мне ничего не оставалось, как прикрыть руками ранее травмированную усилиями Светки голову, и терпеливо ждать конца. Или своего, или маминой истерики.

Право думать у меня пока ещё никто не отнял, вот я и думал, соображал, лёжа под материнскими тумаками.

«Как выйти из этой ситуации? С кем посоветоваться? Мама не в счёт. Папа на уборочной в полях. Приедет только дня через три. Анютка не советчик. Мне бы бабушкой, с дедушкой поговорить. Они бы точно помогли».

Очнулся от всхлипов; мама сидела за столом, плакала, уронив голову на руки. Сел рядом, коснулся материнского плеча.

– Прости меня, мама, – другие слова на ум не приходили.

– Завтра на школьной линейке ты публично извинишься перед Светланой Лариной! – безапелляционно заявила директор школы. – Будет лично Валентина Васильевна!

– Хорошо, Ирина Николаевна, – в тон ей ответил я.

Мама как-то по-новому посмотрела на меня и лишь хмыкнула. Значит, истерика прошла, разум восторжествовал. Будем ждать завтрашний день, а там… как масть ляжет.

Понял, что взрослые не знают деталей, причины сегодняшнего события им не ведомы. Впрочем, никто не пытался докопаться до истины. Просто назначили крайнего. Им оказался я – Иван Андреевич Иванов, сын директора школы. Наверное, так легче всем.

Оправдываться? Выводить всех на чистую воду? Ну, уж нет! Девчонок подставлять? Разве это в традициях Ивановых? Договорились ведь молчать, как партизаны на допросе. А слово держать надо.

Приняв решение, я с почти чистой совестью пришёл сегодня на уроки. В школе все всё знали. Ни слова о вчерашнем. Как будто ничего не произошло.

Светка явилась в окружении свиты с огромным пластырем на всю щёку. Меня обошли как пустое место. Только Ленка иногда кинет в мою сторону взгляд и отвернётся тут же.

Ребята подходят, здороваются как обычно за руку, похлопывают по плечу.

А вот и школьная линейка.

Стою со своим классом в первой шеренге. Я никогда не прятался за спины товарищей. С детского садика не прятался. И сейчас не намерен изменять себе.

Пересказывать речь директора школы не буду: скучно. Жду, когда вызовут на «ковёр».

– Иванов! Выйти на средину! – вот и команда отдана завучем.

Вышел, встал, где указали, повернулся лицом к товарищам. Никак не могу найти места рукам: то сцеплю в замок на животе, то спрячу за спину. Волнуюсь маленько. Ну, что ж, я – живой человек. Потерпим.

Смотрю на одноклассников: девчонки отводят взгляд. Хорошо, значит, чувствуют свою вину. Толик Жданов в знак солидарности сжимает кулак, машет. Этот на моей стороне. Впрочем, все парни тоже. Улыбаются, подбадривают.

Что-то говорит директор школы.

– Иванов! Сейчас же извинись перед Лариной!

Я посмотрел на маму. Впервые физически прочувствовал расхожее выражение «лица нет». Да, так оно и есть: столько чувств, столько переживаний не делают лицо мамы счастливым. Как я её понимаю!

– Извини, Ларина, – отыскал в толпе Светку, чуть кивнул в её сторону.

Сначала класс, а потом и вся школа разразились аплодисментами. Этого только не хватало!

Додумать не успел.

– И это всё-о-о-о? – протяжно простонала глава администрации района Валентина Васильевна. – Ирина Николаевна! На колени! Немедленно на колени этого… этого… – она немножко замялась, – этого бандита! Только тогда мы сможем простить его. В противном случае я сейчас же иду в прокуратуру, и буду требовать возбуждения уголовного дела. Это не школа, а прямо не знаю… Я это так не оставлю! Так что, на колени, Иван! На колени! – прокричала Светкина мама.

Конец ознакомительного фрагмента.