Железная маска: между историей и легендой - Жан-Кристиан Птифис

Прежде всего граф де Лозен. После смерти Фуке, наступившей 23 марта 1680 года, близился час его освобождения благодаря усилиям сестры короля, на которой он едва не женился в декабре 1670 года. Она в некотором смысле купила его освобождение из-под стражи, уступив герцогу дю Мэну, незаконнорожденному сыну короля и мадам де Монтеспан, часть своих владений: графство Ю и княжество Домб… Неприятность заключалась в том, что предыдущим нотариальным актом она тайно оформила дарение графства Ю Лозену. Требовалось согласие последнего на заключение сделки, однако этот последний, несмотря на свое теперешнее положение, заупрямился, поскольку, хотя и страстно желал свободы, не хотел до такой степени делаться обязанным этой владетельной старой деве, характер которой с годами все больше портился. Наконец дело сдвинулось с места. К тому времени в режиме содержания Лозена появились значительные послабления. Он получил возможность писать, принимать посетителей, в том числе свою сестру, мадам де Ножан, своего брата, шевалье де Лозена, а также своего друга Баррайя. Он получил право прогуливаться в цитадели. 20 марта 1681 года Сен-Мар, который за пять лет до того очень сурово обращался с ним после его неудачной попытки бежать, просил его стать крестным его второго сына Андре Антонена… Перспектива скорого обретения узником королевской милости заставила тюремщика изменить свое отношение к нему. Увы, это не было проявлением простой гуманности.

Помимо Лозена, как свидетельствуют финансовые документы за 1680 год, в башне Пинероля находились еще восемь заключенных, попавших туда по распоряжению короля:

Буттикари и Лафлёр;

Дюбрей и Лапьер;

Маттиоли и его слуга;

два безымянных узника, которых называли «заключенными из нижней башни».[27]

Поговорим о первых двоих. Буттикари? Мы уже знаем, что Сен-Мар в 1673 году ходатайствовал за него. Судя по документам, он попал в заключение во второй раз в середине октября 1679 года. О Лафлёре нам неизвестно почти ничего, кроме того, что он был помещен в башню 22 ноября 1678 года. Его прозвище было весьма распространено среди солдат, а сам он, скорее всего, оказался в тюрьме за какое-нибудь незначительное правонарушение, поскольку более серьезные преступления карались по решению военного трибунала казнью через повешение. Во всяком случае, оба эти человека с декабря 1680 года не упоминались в финансовых документах, поскольку, скорее всего, были освобождены.

Итак, остаются шесть человек. С ними обращались значительно хуже, чем с графом де Лозеном, которому оплатили расходы в размере 212 ливров на различные предметы: парик, шляпу, белье, шелковые чулки, ленты и перчатки, тогда как на всех этих шестерых было выделено 68 ливров за белье.[28] Напрашивается вывод: на попечении у Сен-Мара находились, кроме Лозена, люди малозначительные, по крайней мере в социальном отношении. Расходы на их содержание составляли 3 ливра в день (четыре с половиной ливра на двоих заключенных в нижней башне), тогда как на Лозена — 20 ливров. Человек в маске, в конце концов оказавшийся в Бастилии, находился среди этих шестерых. Естественно, что в 1681 году еще ни один из них не носил маску. Это было бы слишком просто! Как в романе Агаты Кристи, надо действовать методом исключения, проясняя историю каждого узника и выявляя дату его смерти. Наши «шесть негритят» пока на месте. Настало время поближе познакомиться с ними.

Дюбрей некогда бежал из крепости Тромпет в Бордо. Он обратился к королю с предложением писать доносы о графе де Монтерей, губернаторе Испанских Нидерландов. Людовик XIV, подозревавший его как двойного агента, отклонил предложение и запретил ему вступать в сношения с испанцами. Однако Дюбрей пренебрег запретом. Он был схвачен в тот момент, когда направлялся к испанцам. Осенью 1675 года, после побега, он вновь предложил свои услуги королю Франции, козыряя тем, что якобы поддерживает хорошие отношения с полководцем императора Раймундом Монтекукколи. Дюбрей тогда жил в Базеле, в Швейцарии, под именем Самсона. Принц де Конде и его адъютант, граф де Монклар, командующий Рейнской армией, были уполномочены вступить в контакт с ним и передать ему 200 пистолей и «шифр». Дюбрей был ловким, изворотливым человеком, пользовавшимся широкой поддержкой среди испанцев и австрийцев (имперцев). Чтобы приманить своих соотечественников, он сумел внедрить офицера из полка де Ла Ферте, специалиста по фортификации, в город Лаутенбург, а затем в Оффенбург и Фрейбург. К нему начали проявлять интерес, пообещав ему большое вознаграждение за полезные сведения. Дюбрей ответил, что не хочет «ввязываться без пряника» — таково было его выражение.[29]

Вскоре, однако, заподозрили, что он ведет двойную игру, передавая сведения о передвижениях французских войск Монтекукколи. Тогда решили арестовать его. Поскольку не хотели рисковать, захватывая его на чужой территории, решили подождать, когда он совершит оплошность, появившись во владениях французского короля. 18 февраля 1676 года интендант армии Жак де Ла Гранж писал Лувуа: «Я не вижу иного способа захватить его, кроме как подослать в Базель человека, который бы следил за ним и сопровождал его, пока он не появится в одном из французских городов, где можно будет схватить его». Лувуа лично написал Дюбрею, убеждая его отправиться туда, куда укажет ему интендант Ла Гранж. Наконец 24 апреля ловкач попал в западню, был схвачен тремя офицерами и препровожден в крепость Ной-Брейзах, а затем — в карцер цитадели Безансона. Оттуда его временно перевели в замок Пьер-Ансиз, близ Лиона, находившийся в сфере юрисдикции архиепископа Лионского. 2 мая Лувуа уведомил Сен-Мара о скором прибытии Дюбрея в Пинероль.[30]

Этот Дюбрей до своего ареста жил на широкую ногу. Он был знатного происхождения — так, по крайней мере, он сам утверждал. Он требовал называть себя «граф дю Брей», и в некоторых документах он так и именуется{17}. Так, может быть, он был не кем иным, как господином де Бресс, Франсуа дю Брей де Дама, сеньором де Монсуа и де Вельро, сыном Франсуа де Дама, сеньора де ла Басти, и Анны Гаспар, госпожи дю Брей, родившийся в 1634 году?[31]

В Пинероле, однако, пренебрегли его дворянским происхождением (поскольку он не принадлежал к высшей знати или к придворным, подобно Фуке и Лозену) и по прибытии поместили его с другим заключенным, монахом Лапьером, в плохой камере башни. Министр с присущей ему суровостью рекомендовал обращаться с Дюбреем как с человеком, способным на любые хитрости ради того, чтобы сбежать. «Я обязан предостеречь вас, — писал он Сен-Мару 17 июня, — чтобы вы не позволили ему обмануть вас своими красивыми речами и чтобы вы обращались с ним как с величайшим на свете мошенником, охранять которого чрезвычайно трудно».[32] Дюбрей обманул короля и потому должен ответить за свое предательство.

В то же время Лувуа разрешил ему получать книги и даже писать письма, чем он и воспользовался, чтобы посетовать на условия своего заключения: «Я нахожусь здесь с человеком, совершенно спятившим и несносным в общении, от которого в камере такая вонь, что нечем дышать. Уже восемь дней я ничего не ел и не пил и впредь обречен на то, чтобы чахнуть в этом ужасном месте».[33] При этом никто, ни в Мадриде, ни в штаб-квартире Монтекукколи, не знал, что сталось с этим специальным агентом.

Вторым узником из нашего списка является спятивший монах-якобинец Лапьер{18}. Следует заметить, что условия заключения в XVII веке были столь суровыми, что большинство несчастных, томившихся в четырех стенах и не имевших даже возможности выйти на прогулку, в конце концов сходили с ума. Так случилось с этим монахом, так же, спустя некоторое время, случится с Дюбреем и Маттиоли. Этого монаха взял на свою ответственность господин Легрен, генеральный прево судебного ведомства коннетаблей и маршалов Франции, поручивший лейтенанту и шести стрелкам препроводить его до почтовой станции в Броне, близ Лиона, на пути в Шамбери, где его встретил офицер Сен-Мара, шевалье де Сен-Мартен, с шестью солдатами из роты вольных стрелков. Он прибыл в Пинероль 7 апреля 1674 года. Спустя несколько дней Лувуа написал Сен-Мару:

«Я был весьма рад узнать о прибытии заключенного, которого доставил вам шевалье де Сен-Мартен. По распоряжению короля с ним следует обращаться очень строго, не давать ему в камеру огня, разве что в сильные холода, кормить одним только хлебом с водой и вином, ибо он — законченный мошенник, заслуживший самое суровое к себе отношение, самое строгое наказание, дабы искупать содеянное. Однако вы можете позволить ему присутствовать на мессе, принимая при этом все необходимые меры предосторожности, чтобы он никого не видел и ни с кем не обменивался новостями. Его Величество не возражает также, чтобы вы дали ему требник и молитвенник».[34]