Русские заветные сказки - Александр Афанасьев

— Ну что, все приготовил?

— Все, любезная жена!

— Где же рубашки?

— За водой уплыли.

— А курица с цыплятами?

— Ястреб утащил.

— А тесто, а просо?

— Свиньи съели.

— А сметана?

— Всю разлил.

— А х…й где?

— Кобыла съела.

— Экой ты, сукин сын, наделал добра!

Семейные разговоры

Жил-был мужик, у него была жена, дочь да два сына — еще малые ребята. Раз пошла мать с детьми в баню, посбирала черное белье и начала стирать его, стоя над корытом, а к мальчикам-то повернулась жопой. Вот они смотрят да смеются:

— Эх, Андрюшка! Посмотри-ка, ведь у матушки две п. ды.

— Что ты врешь! Это одна, да только раздвоилась.

— Ах вы, сопливые черти! — закричала на них мать, — вишь что выдумали!

Пришла баба в избу, легла с дочкою на печь, и стали меж собой разговаривать.

— Ну, дочка, — сказывает мать, — скоро тебя замуж пора отдавать, будешь с мужем жить, а не с нами…

— Коли так, я и замуж не хочу!

— Что ты, что ты, глупая. Да чего тебе бояться? Добрые девки еще тому радуются.

— Да чего радоваться-то?

— Как чего? Переспишь с мужем первую ночь, променяешь тады и отца с матерью на него, понравится тебе слаще меду и сахару.

— Отчего же, матушка, так сладко и где у них эта сладость?

— Ах ты, какая глупая! Вить ты ходила маленькою с отцом в баню-то?

— Ходила, — говорит дочь.

— Ну, видела ты у отца на конце зарубку?

— Видела, матушка.

— Вот это и есть самая сласть.

А дочь говорит:

— Коли бы эдак зарубить зарубок пять, тады б еще слаще было!

Отец лежал, лежал на полатях, слушал, слушал, не утерпел и закричал:

— Ах вы, разбойницы! Х…й вам в горло! Про что говорят! Мне для вашей сласти не разрубить своего х…я на мелкие части.

Вот тут девушка гадала да гадала: одного-то х…я мало, а два не влезут; лучше их вместе свить да оба вбить.

Странные имена

Жил-был мужик с женою. Поехал на поле пахать; только прошел одну борозду — и выпахал котелок с деньгами. Обрадовался мужик, схватил котелок, и только хотел припрятать — подходит солдат, увидал деньги и говорит:

— Послушай, мужик! Это мои деньги. Коли отдашь их мне, то сколько борозд пропашешь нынче, столько и котелков с деньгами найдешь!

Мужик подумал-подумал и отдал солдату свою находку. Начал опять пахать; прошел одну борозду — нет денег, прошел другую — тоже нет. "Видно, соху пущаю мелко", — думает мужик и пустил соху поглубже: едва лошадь тянуть может! А денег все нету. Приходит к нему хозяйка с обедом и давай его ругать:

— Какой ты хозяин! Бога ты не боишься, поди-кась, как лошадь упарил! Зачем так глубоко пашешь?

— Послушай, жена! — говорит мужик. — Только приехал я на поле да прошел первую борозду, сейчас и вырыл котелок, полный денег. Да принеси на ту пору нечистая сила солдата: коли ты, говорит, отдашь мне эти деньги, то сколько ни пройдешь за день борозд, столько и котелков с деньгами найдешь, Я ему и отдал свою находку. Стал пахать, да вижу, что нет ничего, и подумал себе: видно, соха берет мелко; ну, взял и пустил ее поглубже. Пахал-пахал, целый день пахал, а толку нету!

— Экой ты дурак! Попало счастье, не мог сберечь. А в какую сторону пошел солдат?

— Да прямо вот по этой дороге.

— Пойду-ка его догоню!

И пошла хозяйка со своим сынишкой догонять солдата. Шли-шли и видят: идет впереди какой-то солдат и несет в руках котелок. Нагнали.

— Здорово, служивый! Куда Бог несет?

— Иду в отпуск, голубушка!

— А в какую деревню?

— Да в такую-то.

— Ну и мне туда же, пойдем вместе.

— Пойдем.

Идут вместе и разговаривают:

— Как тебя, голубушка, зовут?

— Ах, служивый, нас с сыном так зовут, что и сказать стыдно.

— Что за стыдно? Украсть — стыдно, а сказать — ничего, можно.

— Да видишь, меня-то зовут Насеру, а сына Насрал.

— Ну, что же — это ничего!

Пришли они на постоялый двор и легли ночевать. Только солдат заснул, баба вытащила у него котелок, разбудила сына и ушла с ним домой. Солдат проснулся, хватился — а денег нет и стал звать: "Насеру, Насеру!" А хозяин услыхал и говорит:

— Служивый, ступай в нужник срать.

Солдат видит, что баба не откликается, давай звать мальчика: "Насрал, Насрал!"

А хозяин заругался:

— Экой ты, служба! Таки насрал в хате.

Взял солдата и выгнал вон.

Солдат решетит[75]

Была свадьба у богатого мужика: женил он сына; и было у него пированье великое. Обвенчали жениха с невестой и спать уложили, а наутро подняли, поздравили с законным браком, потом накрыли молодых белою простынею и стали решетить[76]: всякий кладет денег сколько может! Вот все отрешетили; остался один солдат. Старик видит, что он лежит с похмелья, и говорит:

— Что ж, служивый, встань да порешети молодых-то! Солдат встал.

— Решетить так решетить! — говорит и идет без портков, как спал, берется за решето, и прямо поднял простыню и давай решетить молодую через жопу.

— Служивый! — кричит свекор. — Ты не так решетишь! А молодая:

— Ничего, батюшка! пускай хоть так порешетит! Отвалял ее солдат и полез на лавку. Вот свекру досадно

стало, и говорит он девкам:

— Спойте-ка солдату страшную песню!

Девки запели: "Ах ты солдат! По белу свету волочился, а решетить не научился!"

— Ах вы, курвы! Как умел, так и решетил!

Солдат сам спит, а х…й работает

Жил-был мужик, у него была молодая хозяйка, Вот пришли в деревню солдаты и поставили к этому мужику в постояльцы одного служивого. Как легли они вечером спать все вместе: хозяйка в середине, а мужик с солдатом по краям — мужик лежит да разговаривает с женою, а солдат улучил то времечко и стал хозяйку через жопу валять. Мужик разохотился было и сам на бабу слазить и хотел ее пощупать — хвать за п….ду рукою и поймал солдатской х…й.

— Что ты делаешь, служивый?

А солдат храпит себе, будто спит крепким сном.

— Ишь, какой служивый! — сказал мужик. — Сам спит, а х…й в п….ду направил.

— Извини, хозяин! И сам не знаю, как он туда попал!

Солдат и черт

Вышел солдат в чистую отставку и пустился на родину; а солдат-то был размычь горе[77]: какие были деньжонки, все пустил в разные стороны. Идет дорогою. "Дай, — говорит, — я с горя горилки тяпну! Продам последний ранец и развеселю ретивое". Ладно, ранец побоку и урезал[78] полштоф начисто. Пошел путем-дорогою, брякнулся спьяна наземь и стоит на четвереньках, никак не может подняться! Прибежал черт:

— Что ты делаешь, служивый?

— Сам видишь — е…у!

— А что ж у тебя х…й торчит наружу?

— Не попаду!

— Да ты кого е…ешь?

— Да кого велишь, того и стану.

Черт видит, что солдат — парень ловкий, а им таких а надо, взял его к себе. Солдат теперь живет богато — каждый день пьет горилку, курит махорку, редькой закусывает.

Беглый солдат

Беглый солдат залез ночью к одному мужику в ригу и залег на сене спать. Только стал засыпать, слышит: кто-то идет. Солдат испугался и залез под самую крышу. Вот пришла туда девка, а за нею парень; принесли с собой вина и разных закусок; поставили в угол, разделись и давай целоваться да любоваться. Парень повалил девку на сено и начал ее еть; девка подмахивает, а сама говорит:

— Ах, милой друг! Коли Бог даст, да рожу я ребенка — кто за ним присмотрит, кто его выходит?

А парень отвечает:

— Тот, кто над нами!

Как услыхал эти речи солдат, не вытерпел и закричал:

— Ах вы, подлые! Вы блуд творите, а я за вас отвечать буду! Парень тотчас вскочил с девки да бежать; девка тоже —

давай Бог ноги! А солдат слез наземь, забрал их одежу, вино и закуски и пошел своей дорогой.

Солдат, мужик и баба

Стояли в деревне солдаты, и бабы были к ним очень привычны; дело-то, знаешь, было не без греха: хозяин на заработку[79], а хозяйка и пьет, и ест, и спит с солдатом. Вот у одного мужика была жена больно гульливая; много раз заставал он ее и с мужиками-то, и с солдатами, а все она права оставалась. В одно время застал ее мужик с парнем в сарае: — Ну, блядь, что ты теперь станешь

говорить?

А она покедова под парнем лежала — говорила:

— Виновата, мой милый друг!

А как встала да прибежала в избу — сейчас бросилась к свекрови и давай плакать. Пришел муж и говорит:

— Ну, матушка! Я людям не верил, а теперь я сам застал жену с парнем в сарае.

А баба со слезами:

— Видишь, матушка, какую терплю я напраслину!

— Ах ты, блядь проклятая! Вить я сейчас поднял тебя из-под Андрюшки!

Врешь, подлец! Ну-ка скажи, куда я головою лежала?

Мужик задумался и сказал:

— А черт тебя знает, куда ты головой лежала!