Брачный сезон. Не позвать ли нам Дживса? (сборник) - Пелам Вудхаус

– А-а, – кивнула Шарлотта, и этим, насколько я понял, было все сказано.

Вскоре после этого пищеприятие подошло к концу, дамский пол поднялся со стульев и в полном составе покинул помещение. Леди Дафна дала перед уходом Эсмонду Хаддоку указание не засиживаться за портвейном и пропала. Дядя Чарли принес графин и тоже пропал. Мы с Эсмондом Хаддоком остались с глазу на глаз одни, и у меня в голове родилась безумная надежда пропустить пару стаканчиков. Облизываясь, я подсел к нему поближе.

Глава 6

Вблизи Эсмонд Хаддок – в полном соответствии с описанием, полученным от Китекэта, – действительно смахивал на греческого бога, так что понятна озабоченность влюбленного, чьей невесте угрожало очутиться под сенью роз в обществе подобного кавалера. Эдакий ладный, прямой, – сейчас, правда, он развалился на стуле, но я говорю вообще, – широкоплечий малый лет под тридцать, с таким профилем, который, по-моему, но надо будет все-таки уточнить у Дживса, называется байроническим. Словом, помесь поэта с чемпионом по кикбоксингу.

Вы бы не удивились, узнав, что этот Эсмонд Хаддок – автор венка сочных и темпераментных сонетов, за которые его высоко ценили в Блумсбери, – в нем с первого взгляда видно было человека, который не хуже прочих способен рифмовать «кровь» с «любовью». Не удивились бы вы и тому, что недавно он одним ударом завалил быка. Вы бы просто подумали: ну и осел же этот бык, что связался с парнем, имеющим такой внушительный объем грудной клетки!

А вот что вызывало изумление, это что подобный супермен имел, по свидетельству Коротышки, привычку кротко слушаться своих теток. Если бы не Коротышкины показания, я бы сказал, что рядом со мной за столом сидит племянник, способный противостоять злейшей из теток, и она у него по струнке ходит. Хотя, конечно, по внешнему виду не всегда можно правильно судить. Немало есть таких молодцов, на портретах в печати – эдакий властный, авторитетный мужчина с курящейся трубкой в зубах, а никнет, как копировальная бумажка в машинке, под взглядом престарелой родственницы.

Эсмонд Хаддок налил себе портвейна, и в столовой наступила минута молчания, как обычно бывает, когда два сильных мужчины, формально не представленные друг другу, остаются наедине. Он вдумчиво потягивал вино, а я сидел и не отрывал глаз от графина. Здоровый был такой графин и полный – под завязку.

Сначала хозяин не начинал разговора, а просто молчал и пил. Вид у него, как я уже сказал, был задумчивый. У меня создалось впечатление, что он размышляет над каким-то серьезным вопросом. Наконец он нарушил затяжное безмолвие.

– Послушайте, – обратился он ко мне, как будто бы слегка обескураженный. – Вот вы рассказали анекдот.

– Да, и что?

– Про двоих в поезде.

– Верно.

– Я как-то отвлекся во время вашего рассказа и, кажется, чего-то недопонял. Вроде бы двое мужчин едут в поезде и поезд остановился на станции, так?

– Так.

– И один сказал: «Это Гатвик», – а другой тип сказал: «Надо бы выпить». Правильно?

– Не совсем. Поезд остановился на станции Торнвик, а этот тип сказал, что, по его мнению, в тот день был понедельник.

– А на самом деле был не понедельник?

– Да нет же, дело в том, что они оба были глухие. Ну, и когда один сказал: «Это Гатвик», – второй решил, что он говорит: «Вторник», – и ответил: «Я тоже». Вернее, нет, не так…

– Понимаю. Очень смешно, – сказал Эсмонд Хаддок.

Он снова налил себе и, должно быть, при этом заметил мой страстный, жадный взор – наверно, вот так голодный волк разглядывал бы встречного русского крестьянина. Эсмонд Хаддок вдруг встрепенулся, будто спохватился, что поступает не совсем по правилам.

– Послушайте, – произнес Эсмонд Хаддок, – а вам никак нельзя предложить стаканчик?

Я понял, что наша застольная беседа наконец-то приняла правильное направление.

– По правде сказать, – говорю, – я бы не отказался попробовать. Интересно все-таки, что это за штуковина. Виски называется? Или кларет, или как его там еще?

– Портвейн. Вам, наверно, не понравится.

– Отчего же. Я думаю, может, и понравится.

И уже минуту спустя я мог положа руку на сердце объявить, что мне действительно понравилось. Это был отличный старый портвейн, ядреный и насыщенный, и вопреки голосу здравого рассудка, напоминавшему, что его следует пить маленькими глотками, я разом опрокинул всю заздравную чашу.

– Уф-ф, хорош, – произнес я.

– Да, считается, что неплохая марка. Еще?

– Благодарю.

– Я тоже выпью еще стаканчик. Бывает пора, когда человеку необходимо подкрепиться, как я убедился на собственном опыте. «Для наших душ настали дни суровых испытаний»[12]. Знаете такое выражение?

– Нет, это что-то новенькое. Сами сочинили?

– Слышал где-то.

– Сказано в самую точку.

– По-моему, тоже. Еще?

– Благодарю.

– И я к вам присоединюсь. Сказать вам одну вещь?

– Валяйте.

Я дружественно подставил ухо. Три кубка славного напитка исполнили меня добрым расположением к хозяину дома. Не помню, чтобы я когда-нибудь раньше с первой встречи проникался к кому-нибудь такой симпатией. И поэтому, коль скоро ему пришла охота поделиться со мной своими заботами, – пожалуйста, я готов слушать, как хороший бармен давнего ценного клиента.

– Я потому упомянул «дни для наших душ суровых испытаний», что как раз с такими днями я сам сейчас столкнулся. Моя душа охвачена терзаниями, знаете ли. Еще портвейна?

– Благодарю. Оказывается, это хитрая штука, начнешь пить – и входишь во вкус. Так почему же твоя душа охвачена терзаниями, Эсмонд? Ты не возражаешь, чтобы я звал тебя Эсмондом?

– Мне самому так даже больше нравится. А я давай буду звать тебя Гасси.

Такое неожиданное предложение, естественно, поразило меня самым неприятным образом, так как, на мой вкус, из всех мыслимых имен хуже Гасси нет. Но я тут же спохватился и сообразил, что в роли, за которую я взялся, приходится испытывать наряду с радостями также и огорчения. Мы осушили стаканы, и Эсмонд Хаддок наполнил их снова. Королевское гостеприимство, я бы сказал.

– Эсмонд, – говорю, – я бы сказал, что ты по-королевски гостеприимный хозяин.

– Спасибо, Гасси, – отвечает он. – А ты по-королевски любезный гость. Но ты спрашиваешь, почему моя душа охвачена терзаниями? Я тебе отвечу, Гасси. Только сначала я должен сказать, что мне нравится твое лицо.

На это я заметил, что и мне его лицо тоже нравится.

– У тебя лицо честного человека, – продолжал он развивать свою мысль.

Я сказал, что у него тоже.

– Я с первого же взгляда понял, что такому лицу можно доверять. То есть ты внушаешь мне доверие.

– Ну, ясно.

– А то бы, в противном случае, я бы тебе нипочем не доверился, если ты меня понимаешь. Дело в том, что сказанное мною тебе не должно пойти дальше, Гасси.

– Ни на полшага, Эсмонд.

– Так вот. Причина, по которой моя душа охвачена терзаниями, состоит в том, что я всеми фибрами моего существа люблю одну девушку, а она дала мне отставку. У любого душу охватят терзания, разве нет?

– Еще бы.

– Ее имя… Но разумеется, называть имена я не буду.

– Конечно.

– Это не по-джентльменски.

– Ясное дело.

– Просто скажу, что ее зовут Кора Перебрайт, Кора Коротышка, как называют ее близкие. Ты, естественно, с ней не знаком. Помню, когда я упомянул, что ты приедешь сюда, она сказала, ссылаясь на общих знакомых, что ты – первостатейный обормот и, в сущности, псих ненормальный, хотя сама она тебя никогда в глаза не видала. Ты, правда, можешь знать ее по фильмам. В кино она известна под именем Коры Старр. Видел ее?

– А как же.

– Ангел во образе человека, ты не находишь?

– Без сомнения.

– Вот и я так думаю, Гасси. Я влюбился в нее задолго до того, как мы познакомились. Я часто ходил на фильмы с ее участием. И когда старик Перебрайт сказал как-то, что к нему приезжает племянница и будет вести его дом и что она из Голливуда, я спросил: «Вот как? Кто же это?» – а он ответил: «Кора Старр», – я едва на ногах устоял, Гасси, поверь.

– Верю, Эсмонд, конечно, верю. Продолжай же. Ты меня страшно заинтриговал.

– Вскоре она приехала. Старик Перебрайт нас познакомил. Взоры наши встретились.

– Ну, ясно.

– И не прошло и двух дней, как мы переговорили и пришли к общему мнению, что мы – родные души.

– Но потом она дала тебе от ворот поворот?

– Да, потом она дала мне от ворот поворот, но вот что я тебе скажу, Гасси. Хоть она и дала мне от ворот поворот, все равно она – путеводная звезда моей жизни. Мои тети… Еще портвейна?

– Благодарю.

– Мои тети, Гасси, постараются заморочить тебя баснями, что будто бы я люблю мою кузину Гертруду. Не верь ни единому слову. Вскоре после того, как Таратора дала задний ход, я поехал в Бейсингсток и пошел там в кино, и в том фильме был один малый, его отвергла любимая девушка, а он, чтобы она подумала хорошенько и пересмотрела свое решение, начал увиваться за другой.