Книга реки. В одиночку под парусом - Владимир Федорович Кравченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леша с Олегом стояли на палубе, смотрели, как я кручусь между яхтами, выбираясь на чистую воду. Руками не махали — утреннее похмелье не для таких сантиментов.
Прощевай, словоруб Леша, думал я. Авось еще свидимся. Черт знает, но Леша меня чем-то тронул — может быть, широтой и безоглядностью своего беспутства, образностью речи, напрочь лишенной крепких выражений, и одновременно какой-то не чуждой ему деликатностью.
Городня
Солнце припекало. Часа два я шел на веслах по жаре, пока не выплыл за пределы Твери. Там уже пошла природа, песок по берегам, и ветерок легкий подул мне в корму. В четыре часа пополудни у деревни Орши увидел вдали белый храм, в который ясно упал отвесный луч солнца, пробив набежавшие тучки, — сияющая белая церковь на сером фоне пейзажа, накрытого предгрозовой тучей. На берегу пушка на постаменте — гаубица 122 мм калибра. Надпись гласила, что отсюда 4 декабря 1941 года началось наступление ударных частей Красной армии, отбросивших немцев от Москвы.
Пристал к берегу, разделся и с наслаждением поплавал в теплой воде. День склонялся к вечеру — солнечный, теплый и безмятежный, с легким попутным бризом, трудолюбиво толкавшим мою лодку. Я вновь поднял грот, вышел на фарватер и устремился к полоске далекого леса на горизонте. Заночевал на излучине, поросшей высокими соснами, густо заселенной туристами — с машинами, семьями, шатровыми палатками и собаками, истово охранявшими каждая свою территорию. Выбрал участок берега между двух палаток — в одной стороне, метрах в двадцати, меня облаивала немецкая овчарка, не рисковавшая, впрочем, далеко отходить от своей палатки, а с другой в мою сторону потявкивал добродушного вида фокс — скорее, из солидарности с соседом, нежели из природной склонности и злобы. Надо ли объяснять, в какую сторону я направился, чтоб собрать хворосту для вечернего костра?..
На завтрак у меня была миска пакетного супа «Gallina Blanka», рассчитанного на четырех еврохолостяков (4 порции в пачке), усиленная доброй горстью вермишели, и вареная картошка, подобранная на одной из стоянок под Старицей. Картошка-путешественница была прошлогодней и мелкой, но я и такой был рад. Надоели каши.
На хорошем ветру отвалил и направился в сторону Городни. Парус пришлось зарифить, при свежем ветре лучше идти с зарифленными парусами — снижается риск опрокидывания.
Достигнув Городни, поднялся на зеленый холм к храму Рождества Богородицы. Прошел на погост, с края которого открывался необыкновенный вид на Волгу, украшенный величием пространства голубой воды и небес вокруг. Далеко внизу под горой осталась стоять моя лодка.
На холме легко дышится, далеко смотрится вверх и вниз по течению. Доподлинно известно, что в Городне проездом из Москвы в Петербург бывал Пушкин, именно здесь, с этого холма, он впервые увидел Волгу.
Пограничное положение Городни отразилось на ее истории — село неоднократно разорялось московскими князьями, ордынцами, литовцами, опричниками Ивана Грозного, войсками Лжедмитрия. Стоящая на высоком холме белокаменная церковь Рождества Богородицы была заложена в 1380 году великим князем Тверским Михаилом Александровичем в память о своем предке Михаиле Ярославовиче Тверском, принявшем мученическую смерть в Орде. Этот храм — единственный памятник старины, сохранившийся от Тверского княжества.
У входа на церковное подворье братская могила павших в Отечественную войну. Девятнадцать человек — лейтенант, два сержанта, рядовые. Полегли в дни самых тяжелых боев — с октября 41-го по октябрь 42-го.
У входа в храм под навесом крылечка ласточки свили гнезда, под каждым из гнезд подвешено жестяное корытце, чтоб птичий помет не пачкал церковную паперть. Из летков выглядывали головки птенцов; подлетающие к гнездам мамаши, не обращая никакого внимания на опасную близость людей, совали насекомых в жадно раскрытые клювы. Благодать места так действует на все живое, включая птиц, что они совсем по-библейски строят свои жилища бок о бок с людьми. Привстав на цыпочки, я мог коснуться ласточкиного гнезда пальцем и погладить головку выглядывающего из него птенца — ничего подобного мне прежде видеть не приходилось.
Острова
Весь следующий день шел трудно, при сильной боковой волне и большой нагрузке на руки, обвязанные шкотом. Несколько раз брал рифы и опять распускал их, когда позволял ветер. На траверзе Конакова разразилась нешуточная гроза с ливнем. За мысом начиналось Московское море с архипелагами рассыпанных по нему больших и малых островов.
Вскоре пристал к островку, на котором пару раз ночевал в прежние свои путешествия. Сосны, березы, окружающие уютную песчаную бухту. Крохотный островок в полторы сотни шагов, на котором можно прожить одному и день, и два, и неделю, — крайний в архипелаге Плавучих островов, так они значатся на карте.
Когда-то мне здесь было хорошо. На острове я познакомился с таким же, как я, одиночкой — жилистым бородатым пенсионером-москвичом, бывшим инженером. Этот худощавый босоногий пенсионер в клетчатой ковбойке показался мне тогда похожим на хемингуэевского рыбака, упустившего в неравной изнурительной борьбе свою царь-рыбу, но принесшего в своих худых сетях премию Нобеля. Как объяснил мне бывший инженер, его узкая специальность радиоэлектронщика закончилась на нем. Его уход на пенсию совпал с переходом радиопромышленности с радиоламп на полупроводниковые транзисторы. Так поступательным движением прогресса он был отброшен на обочину истории, оказался побежден, но не уничтожен. Ибо — как герой Хемингуэя был хорошим рыбаком, так и он был хорошим инженером, а значит — диалектически преодолевал свое поражение. К его старой байдарке «Салют» был приделан большой самодельный грот, под которым он отваживался плавать без всякой страховки в виде боковых поплавков и спасжилета. За долгие годы он научился чувствовать ветер и всегда держал шкот в руках, готовый отпустить его при первом сильном порыве. Мы разбили рядом палатки, сварили себе гречневой каши на ужин, а потом еще долго сидели у затухающего костра, беседовали о том о сем, обменивались практическими советами, демонстрировали образцы снаряжения...
Все это я живо припомнил, бродя по островку.
На острове мне показалось слишком ветрено. Я рассматривал в бинокль Парусный
